— Вы мне не доверяете? — спросила Анжелика. — Но ведь я совершенно не способна понять, что вы тут замышляете наедине с вашими часами и компасом.

— Нет, госпожа Анжелика, вам я доверяю. Просто я подумал, что это подошел кто-то из команды. Вы ходите так же, как они, — бесшумно. Шагов совсем не слышно, и вдруг глядь — а вы уже рядом. Даже становится немного не по себе. Ну ничего, раз это вы, то не о чем беспокоиться.

Он понизил голос:

— Там, на грот-мачте, на марсе[10], сидит матрос и наблюдает за мной с высоты, но это ничего. Ему все равно не понять, что я делаю. А все остальные, кроме рулевого, сейчас ужинают. Море нынче вечером спокойно, хотя это, может статься, и ненадолго, но странное дело — вокруг совсем не видно других судов. И я воспользовался затишьем, чтобы попытаться наконец определить наши координаты.

— Мы очень далеко от Азорских островов?

Ле Галль устремил на нее насмешливый взгляд.

— Вот именно! Не знаю, обратили ли вы внимание, что на днях боцман ничего мне не ответил, когда я спросил его об Азорских островах. А между тем, если мы плывем в Вест-Индию, то Азорские острова должны быть как раз на нашем пути. Я бы не удивился, даже если бы корабль прошел мимо острова Вознесения, что свидетельствовало бы о том, что мы держим курс прямо на юг. Но идти, как идем мы, прямо на запад — это весьма странный путь для тех, кто хочет попасть на Большие Антильские или другие тропические острова!..

Анжелика спросила Ле Галля, как ему удалось установить это без таблиц долготы и поясного времени, а также без секстанта и хронометра.

— Я просто засек время, когда на борту бьют склянки полуденной смены вахты. Это и есть астрономический полдень — я в этом уверен, потому что, проводя корабль через пролив под Ла-Рошелью, мельком посмотрел на оборудование капитанского мостика. И знаете — приборы там просто великолепные. Есть все, что нужно. Так что я убежден: склянки здесь бьют ровно в полдень. С курса здешние моряки не собьются. Я сверяю корабельные склянки со своими часами, которые все еще показывают ларошельское время. Ну так вот, знания астрономического времени, моих часов, компаса, а также положения солнца при прохождении зенита и при заходе мне вполне хватило, чтобы определить, что мы идем «северным путем», путем ловцов трески и китобоев. Сам я никогда по нему не ходил, но могу его узнать. Да вы только взгляните на море — оно совершенно изменилось!

Однако это объяснение не убедило Анжелику. Методы достойного ларошельца показались ей неточными и небесспорными. А вот море и впрямь отличалось от Средиземного, впрочем, это не море, это океан, а она не раз слышала рассказы матросов о страшных бурях, которые обрушивались на их суда уже в Бискайском заливе. Кроме того, говорят, что в некоторые времена года может быть очень холодно даже у Азорских островов.

— Да посмотрите же, какая тут вода — точно молоко, — настаивал Ле Галль.

— А вы заметили утром, каким перламутровым стало небо? Это северное небо — я вам ручаюсь! А какой тут туман! Густой, будто снег. Во время равноденствия этот путь чрезвычайно опасен, и ловцы трески в эти дни никогда им не ходят. А вот мы почему-то выбрали именно его. Спаси и сохрани нас, Боже!..

В голосе Ле Галля зазвучали похоронные нотки. Однако Анжелика напрасно таращила глаза — она не видела никакого тумана, только на северо-западе белое небо почти сливалось с морем, и их разделяла только едва различимая, красноватая линия горизонта.

— Буря и туман будут нынче ночью.., или завтра, — угрюмо закончил Ле Галль.

Положительно, он все хочет видеть в черном цвете! Для бывалого моряка он слишком уж легко растерялся перед этими пустынными просторами, на которых за все время пути им не встретился ни один корабль. Изо дня в день одно и то же: ни единого паруса, насколько хватает глаз. Пассажиры находили такое однообразие чрезмерным, а Анжелика радовалась. Собственный горький опыт научил ее, что встреч на море надо опасаться. Вид океана с его могучими, бесконечно длинными, казалось, вздымающимися из бездонной пучины валами не надоедал ей. К тому же, она не была подвержена морской болезни, от которой страдали в начале пути большинство ее спутниц.

Теперь из-за холода они перестали выходить из твиндека. Уже два дня матросы приносили им туда разрисованные каким-то варварским орнаментом глиняные горшки с отверстиями сверху и сбоку, наполненные раскаленными углями. Благодаря этим необычным жаровням или скорее примитивным маленьким печкам на нижней палубе было довольно тепло и сухо; а по вечерам пассажиры получали для освещения толстые сальные свечи. Даже менее любознательные люди, чем ларошельцы, и те не могли бы не заинтересоваться столь необычной системой обогрева.

Каждый из эмигрантов-мужчин высказал о ней свое мнение.

— Во всяком случае, это куда менее опасно, чем открытые жаровни. Интересно, откуда взялись эти диковинные глиняные горшки?

Анжелика вдруг вспомнила слова Никола Перро: «Когда мы войдем в зону льдов, вам сюда принесут жаровни».

— Но разве вблизи Азорских островов могут быть льды? — воскликнула она.

И тут же услыхала насмешливый голос:

— А где вы здесь видите льды, госпожа Анжелика?

К ней приближались Маниго, Берн и владелец бумажной фабрики Мерсело. Они закутались в плащи, а шляпы надвинули до самых глаз, и поскольку все трое были мужчины рослые и широкоплечие, их можно было легко спутать друг с другом.

— Действительно холодновато, тут я с вами согласен, — продолжал Маниго, — однако зима уже не за горами и, к тому же, бури равноденствия всегда охлаждают воздух в окрестностях.

Ле Галль пробурчал:

— И все-таки здешние, как вы, сударь, выразились «окрестности» выглядят как-то чудно.

— Ты опасаешься бури?

— Я опасаюсь всего!

И он добавил со страхом:

— Посмотрите… Да посмотрите же… Ведь это похоже на конец света!

Сейчас на поверхности океана не было заметно ни малейшего волнения, но она пузырилась, точно кипящая в котле вода. Красное солнце неожиданно вырвалось из-за облаков и разлило по небу, дотоле абсолютно белому, сияние цвета расплавленной меди. Дневное светило вдруг сделалось огромным, подавляя своим гигантским размером даже океан, потом стремительно скрылось за горизонтом, и почти тотчас все вокруг на мгновение окрасилось в зеленый цвет, после чего погрузилось в черноту.

— Море Тьмы, — вздохнул Ле Галль. — Так в старину его называли викинги.

— Просто красивый закат, — сказал Мерсело. — Что вы в нем увидели странного?

Но Анжелика поняла, что его тоже поразила необычность происходящего. Мрак, бывший поначалу столь густым, что пассажиры перестали видеть друг друга, начал рассеиваться, уступая место вечерним сумеркам. Внезапно опять стало видно все, вплоть до горизонта, но теперь корабль, казалось, очутился в некоем безжизненном мире, где не могли возродиться ни цвета, ни тепло.

— Вот это и называется полярной ночью, — проговорил Ле Галль.

— Полярной? Ну ты и скажешь! — воскликнул Маниго.

Его громовой хохот прозвучал в тишине, как святотатство; он это почувствовал и быстро оборвал его, а затем, чтобы скрыть смущение, посмотрел вверх, на обвисшие паруса.

— На этом корабле-призраке не матросы, а жеребцы стоялые! Только и знают, что лодырничать!

В этот миг, как будто они только и ждали этого высказывания, из всех закоулков на палубу высыпали матросы.

Марсовые вскарабкались вверх по вантам и начали перелезать с них на реи. По своему обыкновению, они работали почти бесшумно, и вид этих беззвучно снующих в вышине неясных теней еще более усугублял ощущение необычности того, что творилось вокруг.

«Сегодня вечером или ночью что-то должно произойти», — подумала Анжелика и прижала руку к груди, словно ей не хватало воздуха. Мэтр Берн стоял рядом с нею, однако она сомневалась, что он будет в силах ей помочь.

С юта послышался голос капитана Язона, отдававшего приказания по-английски.