— Я поняла.

— Вам лучше выйти здесь. — Он взял ее за локоть и подвел к другой двери, позади стола. — Я не хочу, чтобы видели, как вы уходите. Надо избежать нескромных вопросов.

Анжелика остановилась:

— А дети? Я не могу уйти без них.

— Я уже давным-давно отправил их домой. Этот рыжий чертенок, ваша дочка, кажется, так терзал наши уши своими криками, что я велел старшей забрать ее, возвращаться к отцу, никому ничего не говорить и ждать вашего возвращения. Вас тогда допрашивал Бомье. Но я знал, что придет и мой черед.

— О, Дегре, — прошептала она, — как вы добры!

Он вывел ее в темный узкий коридор и потянул дверь, открывавшуюся внутрь. На улице было уже совсем темно. Из соседней водосточной трубы хлестала вода, но дождь уже перестал. Влажный ветер рывками пробивался между домов.

Дегре остановился на пороге. Он обнял ее по-своему, не сжимая, но так непоколебимо, что сопротивляться было невозможно.

— Я люблю вас. Теперь я могу это сказать, потому что это ничего уже не значит.

Его твердая рука так повернула ее, что затылок пришелся в ямку под его локтем. И это положение, и ветер, и ночь не позволяли ей видеть его, и он утратил для нее реальность. Она была душою опять одна, сознавая лишь, что, как пленная птица, стремится скорее улететь отсюда, улететь навсегда.

Он понял, что держит в руках опустевшее тело, тело без души, уже улетевшей. Для этой гонимой женщины он был не живым, достаточно солидным, как он сам считал, человеком, а всего лишь призраком прошлого, который мог унести ее к могиле. Она же рвалась вперед, к своей вольной судьбе, в которой ему не было места.

«Она создана для простора, для свободы…» — подумал он, склонился над ее лицом и не прикоснулся к ее губам.

— Прощайте, Маркиза Ангелов.

Очень бережно он разжал руки. Она бросилась бежать, сделала несколько шагов, остановилась, повернулась. Он уже не видел ее, различил только ее слова:

— Прощайте, мой друг Дегре… Спасибо. Спасибо.

Анжелика бежала по ночному городу. Соленый ветер бил ей в лицо. Так бежала, наверно, из Содома жена Лота, когда над этим городом собирались несущие ему гибель серные облака.

Задыхаясь, она добежала до дома. Все были на месте: дети, мэтр Габриэль, старая Ревекка, тетушка Анна, Абигель, старый пастор и молодой пастор со своим сироткой-сыном. Они бросились обнимать ее, окружили, засыпали вопросами.

— Говорите же, — требовал купец. — Вас арестовали. Почему? Что произошло?

— Ничего серьезного.

Даже тетушка Анна повторяла дребезжащим голосом:

— Мы страшно перепугались за вас. Мы боялись, что вас посадят в тюрьму.

— Ничего страшного.

Она постаралась улыбнуться, чтобы успокоить их. Все были на месте, и она уверилась, что ее замысел удастся и она сумеет спасти всех. Ее проводили на кухню, Ревекка принесла вина и спрашивала, какого ей хочется, какую бутылку открыть. Бутылок было много, не имело смысла беречь их, ведь на корабль все не унесешь.

— Корабль? — спросил мэтр Габриэль. — Вас из-за этого задержали? Что-нибудь стало известно?

— Ничего серьезного.

— Вы повторяете «ничего серьезного», а сами белы как полотно. Что же случилось? Скажите. Может быть, надо предупредить Маниго?

Его нелегко было обмануть. Он положил руку на плечо Анжелики.

— Я уже собрался сам бежать во Дворец правосудия.

— Это была бы опасная ошибка, мэтр Габриэль. Я поняла, что эти господа что-то заподозрили, но у них еще нет доказательств, а пока они соберут их, мы уже будем далеко! Надеюсь, Мартиал и Северина ничего не сказали там.

— Нас не спрашивали, — сказал Мартиал. — К счастью. А очень скоро к нам вышел важный господин. Он взял Онорину на руки, чтобы она перестала кричать, и потом сказал нам: «Идите домой. Госпожа Анжелика придет позже». Другим это не понравилось, но он сам вывел нас на улицу.

— Кажется, этот господин приехал из Парижа, — добавила Северина, блестя глазами. — Все относились к нему очень уважительно.

Анжелика подтвердила:

— Этот господин один из моих друзей, и он обещал мне, что сегодня нам можно спокойно спать.

— У вас есть друзья в полиции, госпожа Анжелика? — резко спросил мэтр Габриэль.

Анжелика провела рукой по лбу.

— Да. Это вышло случайно, но так оно и есть. И, как видите, это может пригодиться. Я обещаю все рассказать вам завтра. Но сегодня я устала, да и детям пора ложиться.

Однако когда все разошлись по своим комнатам, она попросила Абигель остаться:

— Мне нужно поговорить с вами.

Они подождали, пока все в доме затихло, и Онорина уснула. Анжелика открыла сундук, стоявший в углу кухонного алькова, и вытащила самое толстое свое пальто и черный шерстяной платок, который крепко затянула под подбородком, чтобы чепец не слетел с головы.

— Я не хотела говорить мэтру Берну о своем замысле, потому что он помешал бы мне. А действовать могу я одна. Но вы должны все знать.

Она кратко рассказала девушке самое главное. Их выдали. Кто? Может быть, один из приказчиков Маниго. А может быть, из их собственных… Это, в сущности, неважно. Важно то, что Бомье все известно. Он знает имена. Подручные и стражники уже сторожат их, следят за складами, за «Святой Марией». Все их дома уже помечены. Черный ангел гибели уже коснулся невидимой рукой и богатых особняков, и скромных лавочек с их улицы Под городскими стенами. Завтра за ними придут и всех арестуют.

Абигель слушала, не шевелясь. Как никогда, она была похожа на фламандскую мадонну с одной картины, со своим длинным кротким лицом, бледными ноздрями и белым чепцом. Она держалась спокойно. У нее было достаточно душевных сил, чтобы смириться с тем, что ее ждет, но пока это ей легко, думала Анжелика, потому что она еще не знала несчастья. Она не испытала тюрьмы, не была в положении преследуемой жертвы, когда некуда приклонить голову и напрасно молишь о помощи.

— У нас остался только один шанс. Надо рискнуть. Поэтому я должна выйти из дома ночью.

Абигель вздрогнула.

— Сейчас? Когда буря так разыгралась? Послушайте…

Ветер рвал ставни, и оконные стекла звенели от его ударов. Дождь лил снова, и его шум смешивался с глухим ворчаньем моря.

— Остались считанные часы, — сказала Анжелика. — Если завтра утром мы все не будем на корабле, значит, мы погибли.

— На корабле? Но как же? Ведь вы сами сказали, что порт сторожат. А в такую погоду ни один корабль не выйдет в море.

— Один, может быть, найдется. Это последний наш шанс. Надо рискнуть. Будьте наготове, Абигель. Пока меня нет, приготовьте для каждого узелок. Много не кладите: одну смену одежды и белье.

— Когда вы вернетесь?

— Не знаю. Может быть, на заре. Но вы будьте наготове… Я надеюсь прийти с вестью, что корабль ждет нас и надо спешно идти к нему.

Она подошла уже к двери, но обернулась:

— Если я не вернусь, Абигель.., моя дочка Онорина, постарайтесь позаботиться о ней, что бы ни случилось. Да что за глупости я говорю!.. Я должна вернуться. Иначе быть не может!

Абигель обняла ее за плечи.

— Что вы думаете сделать, Анжелика?

— Самое простое. Я хочу найти капитана одного корабля, которого я знаю, и попросить забрать нас всех.

Девушка крепко прижалась к Анжелике, обратив к ней сияющие глаза.

Так приятен был этот порыв дружбы, и в памяти встало, сливаясь с ним, наивное видение детских лет. Когда совсем маленькой она слышала вой бури над болотами Монтелупа, она воображала, что дева Мария берет ее на руки, и страх проходил. Она прижалась лбом к плечу Абигель. Та тихонько спросила:

— Почему вы стараетесь увезти нас всех? Ведь это гораздо труднее. Вы могли бы спастись одна, Анжелика, я чувствую…

— Нет, не могла бы. Это было бы выше моих сил, поверьте. Вам не понять этого, моя милая Абигель, но я знаю, что, если не помогу спастись вам и вашим собратьям-протестантам, я никогда не искуплю ни пролитой крови, ни всех ошибок моей жизни… — И добавила, стараясь, чтобы голос прозвучал бодро: