Не прекращая говорить, он наклонялся все ближе к лицу Анжелики, пытаясь присосаться к ее губам. Она изо всех сил оттолкнула его и, размахнувшись, дала звонкую пощечину. Он на мгновение выпустил ее, схватившись за щеку. Она бросилась вперед, но другой успел схватить ее, а на лице получившего пощечину показалась злобная и торжествующая улыбка.

— Держи ее, Жанно, все идет прекрасно. Мы сейчас позабавимся с этой недотрогой!.. Хороший кусочек… Нам сегодня повезло…

Вдвоем они не давали ей шевельнуться. От жестокого удара под колени она пошатнулась и закричала. Ей зажали рот и торопливые руки стали развязывать корсаж. Она думала, что потеряет сознание, но устояла и отчаянно сопротивлялась, царапаясь и кусаясь. Ей удалось вырваться, и она в безумной спешке бросилась к воротам, споткнулась о камень, упала на колени и поползла, крича:

— На помощь, мэтр Габриэль, спасите меня!.. На помощь!..

Они снова набросились на нее. Она боролась как в кошмаре, как когда-то против драгун Монтадура, с тем же сознанием ужаса и беспомощности.

Вдруг нападавшие пропали. Один, под воздействием неведомой силы, отлетел к стене, глаза его остекленели, он зашатался и мешком повалился на Анжелику. Из виска его хлестала кровь. Она с ужасом попыталась сбросить с себя эту мерзкую тяжесть, но безжизненное уже тело, из которого кровь лилась все сильнее, страшно давило на нее; она напрягла в отчаянии все силы, и наконец ей удалось высвободиться и отбросить его в сторону. Она увидела, что человек в синем сюртуке борется с мэтром Габриэлем. Купец превосходил того и ростом, и силой. Его кулаки молотили противника без жалости. Тот запросил пощады. Он уже два раза падал на землю, одежда его была изорвана и испачкана пылью, лицо побледнело. Сорванный парик валялся в луже, и сальные волосы спускались ему на глаза.

— Хватит… — еле выговорил он. — Довольно, остановитесь…

От сильного удара в живот он стал икать и ухватился за стену.

— Говорю вам, остановитесь. Оставьте меня…

Мэтр Габриэль подвинулся поближе, и тот прочитал в его лице столь ужасную решимость, что закатил глаза и прохрипел:

— Нет.., нет… Пожалейте…

Новый удар швырнул его на колени.

— Нет!.. Вы этого не сделаете… Пожалейте…

Купец неумолимо наклонился, еще раз ударил его и схватил за горло.

— Нет!.. — прохрипел тот еще раз.

Его дрожащие, ослабевшие руки пытались отвести крепкие, жилистые руки купца, сжимавшие его железной хваткой, конвульсивно дернулись еще раз и упали. Из разинутого рта человека в синем еще исходил какой-то храп. Пальцы мэтра Габриэля вцепились в это тело, как в глину, казалось, они никогда не разомкнутся.

Анжелика, неподвижная от ужаса, видела, как ослабевает напряжение мышц на руках купца, как медленно разжимаются его пальцы. В страшной тишине слышался последний хрип. Анжелика закусила губу, чтобы не закричать. Скорее бы это кончилось! Лицо человека посинело. Наконец хрип совсем прекратился, и несчастный повалился, запрокинув голову, на булыжники мостовой. Мэтр Берн внимательно оглядел его и тогда только медленно поднялся.

Его ясные глаза странно светились на лице, еще сведенном напряжением. Он подошел к другому, встряхнул его, перевернул и бросил обратно в лужу крови, пробормотав:

— Умер! Он ударился о болт, торчащий из стены. Тем лучше! Госпожа Анжелика…

Он поднял на нее глаза и вдруг остановился, не двигаясь дальше. Странная тревога охватила его. Молодая женщина встала на ноги, но от слабости оперлась о стену в той же позе бессилия, которую принял несколько минут назад человек в синем, поняв, что его сейчас убьют. Он не узнавал ее… Она была совсем не похожа на себя.

Полные ужаса глаза Анжелики переходили с одного неподвижного тела на другое. При этой трагедии, причиной которой она оказалась, в ней пробудился давний ужас преследуемого существа, охватил ее всю, изменил выражение лица, обычно спокойное и уверенное. Она походила сейчас на смертельно испуганного ребенка…

Из-за ужаса, охватившего ее, Анжелика не замечала, в каком она виде. Корсаж был расшнурован, сорочка разорвана, чепчик сорван, и волосы спускались на плечи и полуобнаженную грудь. Под лучами солнца эти бледно-золотые пряди заблестели, и тем ярче, что их оттеняла белизна кожи, запачканной кровью. Кровь, уже почерневшая, виднелась и на ее бумазейной юбке…

— Вы ранены?

Голос купца звучал глухо и сдержанно. Он видел не только пятна крови на ее руках… Гнусные пальцы оставили свои следы на этом перламутровом теле, дерзко раскрытом. Может быть, их грязные губы прикасались к нему? При этой мысли купец почувствовал, что его снова сотрясает убийственная ярость. Эти свиньи хотели испоганить тело, о котором он не позволял себе думать, тело женщины, так грациозно двигавшейся в его доме, тело, все волнующие прелести которого были скрыты за тяжелыми складками юбок и плотной тканью корсажа. Он не смел коснуться ее даже в мыслях, а они посягнули на нее. Порвали одежду, открыли ее ноги, стройные и прекрасные, какие бывают только у статуй, у богинь.

Ему не забыть того, что он увидел с крыльца, одним взглядом охватив это зрелище насилия и сладострастия: женщину, на которую навалились два мерзавца. И это была она!..

— Вы не ранены?

Теперь его голос звучал требовательно, и Анжелика пришла в себя. Между нею и слепящими лучами солнца, между нею и этой ужасной сценой встала мощная фигура мэтра Берна в черном костюме.

Она бросилась к нему, пряча лицо, ища опоры на его плече в отчаянной потребности защиты и забвения.

— О, мэтр Габриэль!.. Вы убили.., вы убили двоих.., из-за меня… Что же будет дальше?.. Что с нами станет?..

Он охватил ее и сжал так крепко, что мог бы сломать. — Не плачьте, госпожа Анжелика… Вам не годится плакать…

— Я не плачу… Мне так страшно, что я не могу плакать…

Но слезы лились из ее глаз. Она все цеплялась за него всеми пальцами, ногтями. Он вновь спросил настойчиво:

— Вы мне не ответили… Вы не сказали, ранены ли вы.

— Нет.., кажется, нет.

— А эта кровь?

— Это не моя.., того человека… — У нее застучали зубы.

Рука купца осторожно опустилась на ее мягкие волосы, отливавшие золотом.

— Ну, ну… Успокойтесь же, мой друг, моя дорогая…

Он ласкал ее, как ребенка, и она узнавала его голос и вновь ощущала давно забытое и такое приятное сознание, что рядом с ней мужчина-защитник. Тот, кто встал между нею и опасностью, защитил ее, совершил убийство ради нее. Она отдалась этому чувству и громко разрыдалась, держась за могучую опору, вдруг почему-то вызвавшую в памяти плечо полицейского Дегре. Потрясший ее ужас ослабевал. Порывы страха и отвращения постепенно угасали. Она перестала задыхаться и начала ровно дышать. И вдруг ей пришло в голову: «Ведь я в руках мужчины, а мне не страшно». Ее словно озарило: наступило исцеление, на которое она уже не надеялась. И тут же ее охватил стыд. Под его горячими ладонями она ощутила свою непокрытую кожу, и до нее дошло, в какой беспорядок пришла ее одежда. Она робко подняла свои влажные глаза и встретила взгляд мэтра Габриэля.. Его выражение заставило ее покраснеть. Она отшатнулась.

— О, простите меня, — пробормотала она. — Я совсем сошла с ума.

Он осторожно выпустил ее из объятий.

Анжелика лихорадочно схватилась за свою одежду, собирая обрывки корсажа на плечах и груди. Ее дрожащие руки плохо справлялись с этим делом, и ему пришлось помочь ей, подавая оторвавшуюся бретельку, оторванный шнурок. Она все больше заливалась румянцем смущения.

Не надо волноваться. Эти негодяи ужасно изорвали ваше платье. Из этих лоскутов ничего не сделаешь. Вам надо будет просто выбросить эту кофту… Но теперь надо спешить…

Голос его зазвучал холодно, и, проследив за направлением его взгляда, Анжелика увидела, что со стены на них смотрит солдат Ансельм, стоящий на страже у Башни Маяка.

Бесконечно долго на обоих концах переулка царило безмолвное ожидание. Но вот прошло несколько минут, и солдат принял решение. Он повернулся и стал медленно спускаться по каменным ступеням. Покачивая своей кабаньей головой в железной каске, он подходил все ближе. Невыносимо громко стучали по мостовой его сапоги и алебарда, которую он волочил за собой. Купец бросил взгляд на свои кулаки, словно проверяя, хватит ли в них силы справиться с этим новым врагом, к тому же вооруженным.