— Море. Пустыня… и рабство. Знаешь, крошка, то, что с тобой творится в жизни, учит не хуже, чем книги. По мне — главное почаще пускать в ход вот это, — он похлопал себя по лбу и вдруг засмеялся. Когда он смеялся, блеск белых зубов в косматой бороде молодил его, и глаза, обычно строгие, светились лукавством.

— Серьезные размышления!.. — повторил он. — Ты скажешь тоже! Это когда я говорил, что жизнь и смерть составляют нам компанию? А тебе это не кажется очевидным?.. Тогда как же ты живешь?

— Не знаю, — покачав головой, ответила Анжелика. — Наверное, я в сущности очень глупая, поверхностная и никогда ни о чем не размышляла.

Она внезапно замолкла, ее зрачки расширились, и она прочла на лице своего собеседника то же выражение беспокойства. Он схватил ее за руку. Они прислушались, затаив дыхание.

Встревоживший их шум возобновился. Ржание лошадей!..

Колен встал и неслышно подошел к входу в пещеру. У подножия горы остановились четыре всадника-араба. Задрав головы, они приглядывались к подозрительной струйке дыма, струящейся среди скал. Их остроконечные шлемы, выступавшие из бурнусов, ослепительно сияя на солнце, свидетельствовали, что это были солдаты армии Рифа. Эта армия осаждала испанские города на побережье, но отдельные полки могли располагаться довольно далеко от моря. Один из всадников держал мушкет. Другие были вооружены копьями. Трое спешились и начали карабкаться по склону в направлении пещеры. Араб с мушкетом остался в седле и держал лошадей.

— Передай мне лук, — вполголоса приказал Колен Патюрель. — Сколько осталось стрел в колчане?

— Три.

— Их четверо! Плохо. Но мы обойдемся.

Следя за солдатом, который приближался, он взял лук, оперся ногой о скалу перед собой и приладил стрелу. Его движения были уверенными, чуть более медленными, чем обычно. Он выстрелил. Всадник с мушкетом упал поперек седла. Ржание испуганных лошадей заглушило его крик. Карабкавшиеся вверх арабы не сразу поняли, что произошло. Вторая стрела поразила одного из них в самое сердце. Двое других бросились вперед.

Колен Патюрель пустил третью стрелу, почти в упор. Пронзив первого из наступавших мавров. Второй явно заколебался и вдруг бросился вниз, к лошадям. Нормандец швырнул на землю свой бесполезный лук. Схватив дубину, он в несколько прыжков догнал своего противника. Солдат повернулся к нему, выхватывая кривую саблю. Они кружили, настороженно следя друг за другом, как два зверя, готовые сцепиться. Затем дубина Колена Патюреля заработала. Через несколько секунд араб, несмотря на шлем, лежал с раздавленным лицом и разбитым затылком. Нормандец молотил его, пока не убедился, что он не дышит. Затем он подошел к арабу с мушкетом. И тот был уже мертв. Все три стрелы попали в цель.

— Я наловчился управляться с луком, когда браконьерствовал в лесах родной Нормандии, в молодые годы, — весело сообщил он Анжелике, которая присоединилась к нему и теперь старалась успокоить растревоженных лошадей. Случившееся убийство не потрясло беглецов. Полная опасностей жизнь приучила их видеть смерть без содрогания. Даже молодая женщина бросила лишь один беглый взгляд на трупы, лежавшие среди зарослей можжевельника.

— Лошадей мы заберем. На двух сядем и по одной поведем в поводу. Тела спрячем в пещере — это задержит поиски. Если кони не вернутся в селение без всадников, их отсутствие заметят не сразу. Пока они всполошатся, мы будем далеко.

Оба надели остроконечные шлемы, завернулись в бурнусы, перепоясались ремнями и, уничтожив следы побоища, галопом устремились по дороге. Спустя три дня жители округа рассказали алькаидам, посланным на поиски исчезнувших солдат, что видели двух всадников, пролетевших через их деревни, как птицы. У каждого была сменная лошадь. Они поостереглись обращаться к ним или останавливать — разве может бедный феллах позволить себе подобное по отношению к благородным воинам? Лошади вскоре были найдены у подножия гор Рифа. В убийстве обвинили бандитов, нападения которых тревожили округу. На поиски их логова были посланы карательные экспедиции.

Колен Патюрель и Анжелика бросили лошадей у первых подступов к горам, где могли пробираться лишь мулы. Предстоял самый трудный, но последний переход. Когда они одолеют эти безводные отроги, перед ними откроется море. К тому же нормандец провел первые два года своего плена в священном и загадочном городе Мешауне и хорошо знал местность, по которой придется пройти. Ему были известны все бесчисленные трудности и опасности, но также и самые короткие тропы. Он знал, что чем выше они будут подниматься, тем меньше станет вероятность опасных встреч. Их главным врагом будут горы: холод ночью, сжигающее солнце днем, голод и жажда, зато люди их не потревожат и львов будет меньше. Нужно только остерегаться кабанов. Обезьяны, газели и дикобразы не опасны и послужат дичью.

Колен захватил с собой мушкет и припасы к нему, продовольствие солдат, взятое из переметных сум, крепкие и теплые бурнусы, которые непременно пригодятся.

— Еще несколько дней, и мы увидим Сеуту.

— Сколько дней? — спрашивала Анжелика.

Но осторожный нормандец уклонялся от ответа:

— Кто знает?.. Если повезет, дней пятнадцать… А если неудача…

Неудача подстерегла их однажды после полудня, когда они с трудом пробирались через раскаленные скалы. Пользуясь тем, что изгиб тропы скрыл ее от спутника, Анжелика присела на большой камень. Ей не хотелось, чтобы он увидел, как она обессилела. Ведь он столько раз повторял, что считает ее неутомимой; а между тем она сильно уступала ему в выносливости. Он никогда не уставал. Без нее он бы, конечно, шел день и ночь, останавливаясь не более, чем на час.

Анжелика переводила дух, сидя на камне, когда внезапно почувствовала жгучую боль в икре. Наклонившись, она увидела змею, скользкой молнией мелькнувшую меж камней.

— Змея! Она меня ужалила!..

Вдруг роковое воспоминание пронзило ее мозг: «Женщина умерла от укуса змеи», — так сказали перед смертью венецианец и баск. Прошлое предвосхитило настоящее, время перестало существовать: сбывалось неотвратимое предначертание судьбы. Видимо, так написано на роду…

Тем не менее Анжелика догадалась снять пояс и затянуть им ногу под коленом. Сделав это, она осталась сидеть, застыв. Мысли путались в голове. «Что скажет Колен Патюрель? Он не простит мне этого никогда… Я не могу больше идти… Я умру…»

Из-за скалы появилась высокая фигура Колена. Он вернулся, обеспокоенный ее исчезновением.

— В чем дело?

Анжелика попыталась улыбнуться.

— Надеюсь, что это не серьезно, но я… меня, кажется, ужалила змея.

Встав на колени, он внимательно осмотрел ее ногу. Она уже начала чернеть и пухнуть.

Нормандец выхватил нож. Проверив пальцем лезвие, он быстро разжег небольшой костер из нескольких сухих веток и накалил нож докрасна.

— Что вы хотите со мной сделать? — пролепетала перепуганная Анжелика.

Не отвечая, он крепко взял ее за щиколотку и мгновенно отсек часть икры на месте укуса, одновременно прижигая рану раскаленным ножом. От страшной боли Анжелика закричала и лишилась чувств…

Когда она пришла в себя, в горах наступали сумерки. Она лежала на бурнусе, который служил им одеялом. Колен Патюрель заставил ее выпить очень крепкого обжигающего чаю.

— Теперь тебе полегчает, девочка; самое худшее позади.

Когда она немного собралась с мыслями, он добавил:

— Боюсь, что загубил твою красивую ножку. Жаль! Теперь не сможешь поднимать нижнюю юбку, танцуя па-де-буре под молодым вязом, подружка моя!.. Но это надо было сделать. Без этого ты прожила бы не больше часа!..

— Спасибо, — чуть слышно прошептала она.

Ее мучила боль от ожога и раны, которую он перевязал, приложив листья, немного утоляющие жжение. «Самые красивые ноги в Версале…» Вот и она, как другие, будет носить на теле следы плена у варваров. Славные следы, на которые она будет смотреть с умилением или с гримасой досады, натягивая шелковые чулки с золотыми стрелками… когда-нибудь.