Венецианец испустил глубокий вздох.

— Нам трудно соперничать с несметными состояниями этих восточных владык. И все же я буду присутствовать на торге. Если не ошибаюсь, нас ожидает изысканное зрелище. Удачи, дорогой друг!

Зал продаж походил на обширный салон. Пол устилали роскошные ковры, по стенам стояли низкие диваны, в глубине располагалось небольшое возвышение с ведущими на него ступенями. С потолка свешивались драгоценные венецианские люстры с тысячами подвесок. Слуги-мальтийцы как раз зажигали их.

Зал был уже наполовину заполнен, и толпа прибывала. Служители-турки с длинными висячими усами и в островерхих колпаках с золотыми и серебряными накладками суетились, предлагая чашечки кофе и тарелочки со сладостями на маленьких медных или серебряных столиках. Другие приносили желающим непременные кальяны.

Больше всего было восточных одеяний. Однако виднелось и с десяток белых пиратов в просмоленных штанах. Некоторые, подобно маркизу д'Эскренвилю, взяли на себя труд натянуть не слишком поношенный камзол и нахлобучить шляпу с непопорченным плюмажем, но все были воинственно разукрашены богатыми рукоятями пистолетов и абордажных сабель. Голландские трубки с маленькой чашечкой и длинным чубуком соревновались с их восточными сестрами наргиле.

В сопровождении трех телохранителей-тунисцев вошел датский вероотступник, бородач Эрик Янсен, и надменно уселся рядом с суданским торговцем. Этот негр был влиятельным лицом, связанным с нильскими перекупщиками, поставлявшими живой товар в гаремы Эфиопии и Аравии и мелкие княжества в центре Африки. Его курчавые седые волосы под вышитой жемчугом шапочкой выделялись на черной коже, тронутой легкой желтизной на скулах и переносице.

Три женщины с закрытыми лицами пересекли зал в сопровождении евнухов и поднялись на возвышение. Их провели за занавеску, где они могли сидеть на подушках, полускрытые от толпы. Армянин, только что писавший сведения о курсе на бирже рабов, теперь подошел к ним в сопровождении маркиза д'Эскренвиля.

Звали его Эривян, он был оценщиком рабов и учредителем торгов. В просторной коричневой мантии, с ассирийской бородкой, сплошь в мелких, тщательно уложенных завитках, с так же завитыми и напомаженными волосами, он призван был противопоставить лихорадке торга и претензиям продавцов неизменную елейно-любезную улыбку.

Весьма церемонно он приветствовал Анжелику по-французски, спросил по-турецки у славянки и армянки, не желают ли они кофе, шербета, цукатов или печенья, чтобы скоротать время. Затем вступил в оживленный спор с маркизом.

— Зачем ей поднимать волосы? — возмущался маркиз д'Эскренвиль. — Вы увидите, это настоящее золотое покрывало.

— Позвольте действовать мне, — говорил Эривян, полузакрыв глаза. — Не надо сразу открывать все прелести.

Хлопнув в ладоши, он вызвал двух прислужниц. Они заплели волосы Анжелики и тяжелым шиньоном закрепили их на затылке при помощи булавок с жемчужными головками. Затем они вновь завернули ее в многочисленные покрывала.

Анжелика не сопротивлялась, застыв в оцепенении. Все ее внимание сосредоточилось на мальтийских рыцарях, о которых поведал Роша. Через щелочку в занавеске она тщетно пыталась среди кафтанов и камзолов отыскать строгие черные мантии с белым крестом. От мысли, что Роша не сумел убедить этих осторожных коммерсантов, у нее на висках проступили капельки пота.

Торг начался. Сначала вывели мавра, большого знатока навигации. И тотчас воцарилась уважительная тишина при виде этой бронзовой статуи с тщательно умащенным, чтобы выявить узлы мышц, мощным телом.

Затем возникло некое замешательство, отвлекшее внимание присутствующих. Это вошли двое мальтийских рыцарей в широченных черных плащах. Проходя через зал, они раскланивались с влиятельными константинопольскими вельможами. У возвышения один из них сказал Эривяну несколько слов, и тот пропустил их к Анжелике. Полная надежд, она выпрямилась. Оба кавалера поклонились ей, положив руки на рукояти шпаг. Один из них был испанцем, другой — французом, оба — отпрыски знатных семейств, поскольку надо было засвидетельствовать по крайней мере восемь поколений благородных предков, чтобы получить титул рыцаря в самом могущественном ордене христианского мира. Суровости их одеяний не чужда была известная роскошь: под плащами они носили короткую сутану, также помеченную белым крестом, и под вей — камзол. Но манжеты и галстуки были из венецианского кружева, на шелковые чулки с серебряной стрелкой были надеты туфли с серебряными пуговицами.

— Вы ли та благородная французская дама, о которой нам говорил господин Роша? — осведомился старший из них, в белом парике, что сделал бы честь версальским парикмахерам. Он представился:

— Я — байи де ла Марш из Оверни, а вот — дон Хозе де Альмада из Кастилии, комиссар Мальтийского ордена, занятый выкупом рабов. Именно в этом качестве он может интересоваться вами. Кажется, вас взял в плен маркиз д'Эскренвиль, этот зловонный гриф, когда вы отправлялись в Кандию с миссией от французского короля?

Анжелика мысленно благословила беднягу Роша, представившего вещи в таком свете. Он показал ей, каким путем следовать. Она поторопилась заговорить о короле, подчеркнув, что принята при дворе, упомянула о самых влиятельных связях — от Кольбера до госпожи де Монтеспан, — а также о герцоге де Вивонне, представившем адмиральскую галеру и королевский эскорт в ее распоряжение. Затем рассказала, как эскадра была рассеяна Рескатором…

— Ах, этот Рескатор!.. — возведя очи горе, с мученическим видом вздохнули рыцари.

Затем, продолжала Анжелика, она попыталась достигнуть Кандии на маленьком паруснике, который не преминул стать добычей другого пирата, маркиза д'Эскренвиля.

— Вот прискорбное следствие того беспорядка, что царит на Средиземном море с тех пор, как неверные поколебали христианскую строгость нравов, — молвил байи де ла Марш.

Они оба выслушали ее, покачивая головами, быстро уверившись в ее искренности. Имена, названные ею, производили немалое впечатление, а подробности о ее положении при французском дворе, которые она сообщила, не оставляли никаких сомнений.

— Это удручающая история, — мрачно признал испанец. — Перед французским королем и вами, сударыня, мы обязаны попытаться вызволить вас из этого затруднения. Увы, мы не хозяева в Кандии. Но собственники этого рынка оказывают нам некоторое предпочтение. Мы примем участие в торгах. Как комиссар ордена, ведающий выкупом рабов, я имею в здешних местах некоторые вклады и пользуюсь доверенностью коммерсантов.

— Эскренвиль весьма много просит, — заметил байи де ла Марш. — Не менее двенадцати тысяч пиастров.

— Я обещаю вам двойную сумму выкупа! — с живостью ответила Анжелика. — Если нужно, я продам свои земли, все должности и титулы, но вы не останетесь в накладе, даю слово. Святая церковь не раскается в том, что вырвала меня из тенет страшной судьбы. Подумайте, ведь если меня увезут в какой-нибудь турецкий сераль, никто, даже французский король, ничем не сможет мне помочь!

— Увы, это так! Но доверьтесь нам. Мы сделаем все от нас зависящее.

Однако же дон Хозе был явно озабочен.

— Надо ожидать больших торгов… Риом Мирза, друг великого султана, тоже объявил о своем участии. Султан повелел ему отыскать белую рабыню несравненной красоты. Кажется, он успел посетить рынки Палермо и даже Алжира, так и не получив желаемого. Он уже намеревался возвращаться ни с чем, когда услышал о француженке, плененной маркизом. Нет сомнения, что он вцепится в эту возможность, увидев, что госпожа дю Плесси являет собою идеал красоты.

— Поговаривают также о Шамиль-бее и богатом арабском ювелире Накер-Али как о возможных наших конкурентах.

Два рыцаря отошли на несколько шагов, чтобы обменяться быстрыми репликами, затем возвратились.

— Мы дойдем до восемнадцати тысяч пиастров, — сказал дон Хозе. — Это огромная сумма, и есть надежда, что самые цепкие наши конкуренты отступятся. Положитесь на нас, сударыня!

Упавшим голосом, хотя и с некоторым облегчением она поблагодарила их и со сжавшимся сердцем поглядела вслед удаляющимся фигурам в черных плащах с белым крестом. Были бы они такими щедрыми, если бы знали, что знатная дама, которую они желали спасти, навлекла на себя королевскую немилость?