Вначале ей показалось, что в постели лежит кто-то другой, так изменилась Мадам. Ее щеки ввалились, нос заострился. Под глазами были темные круги, а все лицо искажено агонией.

— Мадам, — прошептала Анжелика. — Боже, как вы страдаете! Я не могу без боли видеть ваши мучения.

— Как вы добры. Все говорят, что я преувеличиваю свои страдания. А у меня такие боли, что не будь я доброй христианкой, я бы скорее покончила с собой, чем стала бы терпеть такие муки.

Она задыхалась, но продолжала говорить:

— Мадам дю Плесси, я очень рада, что вы пришли. Я не забываю о своем долге. Я привезла из Англии…

Она слегка кивнула головой Монтегю, королевскому посланнику из Англии, чтобы тот подошел поближе. Принцесса заговорила с ним по-английски, но Анжелика разобрала, что она дает распоряжение выплатить три тысячи пистолей, которые задолжала. Посол был подавлен, ибо знал, каким горем явится известие о смерти любимой сестры для его повелителя — Карла II. Он решил спросить умирающую женщину, не подозревает ли она кого-нибудь, ибо он совершенно четко слышал слово «яд», которое звучит одинаково и по-французски, и по-английски. Но тут поспешил вмешаться отец Фейе:

— Мадам, не надо никого обвинять! Все в руках божьих.

Принцесса кивнула головой. Она закрыла глаза и долго молчала. Анжелика уже было двинулась к выходу, но холодная, как лед, рука Генриетты Английской цепко взяла ее за запястье. Мадам открыла глаза, и Анжелика с удивлением заметила, что в них светились спокойствие и мудрость.

— Здесь был король, — сказала Мадам, — с ним были мадам де Суассон, мадемуазель де Лавальер, мадам де Монтеспан…

— Я знаю об этом, — сказала Анжелика.

Мадам замолчала и внимательно посмотрела на нее. Анжелика неожиданно вспомнила, что и Мадам любила короля. Их флирт зашел так далеко, что возбудил подозрение королевы-матери, которая была тогда еще жива. И тогда они решили отвести от себя подозрения, воспользовавшись, как ширмой, одной из фрейлин. Ею оказалась Луиза де Лавальер. Так надменная принцесса была свергнута своей скромной фрейлиной.

Гордость Мадам не позволяла ей жаловаться никому, кроме мадам де Монтеспан. И вот та, в свою очередь, заняла это место. Теперь же возле смертного одра собрались все три любовницы — две бывшие и одна настоящая.

— Да… — мягко сказала Анжелика и улыбнулась.

Отставка не сделала Мадам мстительной и злой, напротив, она всегда была доброй, отзывчивой и мудрой. Пожалуй, даже чересчур мудрой. И вот она умирает, окруженная враждебностью или, в лучшем случае, равнодушием.

Глаза Мадам потускнели. Чуть слышным голосом она прошептала:

— Как бы мне хотелось, чтобы он полюбил вас… потому что… — она не смогла закончить фразу. Руки ее безжизненно вытянулись вдоль туловища.

Анжелика вышла и направилась к скамейке. Усевшись, она принялась усердно молиться. Часа в два ночи из комнаты принцессы вышел Боссюэ и сел рядом с Анжеликой. Он был голоден, и лакей принес им по чашке шоколада.

Флоримон, снующий везде, как ласточка, подбежал к матери и прошептал, что Мадам испускает последние вздохи. Боссюэ молча поставил чашку и пошел в комнату принцессы, И тут же оттуда вышла заплаканная леди Гордон.

— Мадам скончалась!

Помня о данном королю обещании, Анжелика решила отправиться в Версаль. Она подумывала взять с собой Флоримона, чтобы избавить его от тягостных хлопот, связанных с похоронами. Она нашла его в фойе, сидящим на каком-то сундуке и держащим за руку девочку лет девяти.

— Это маленькая Мадемуазель, — объяснил он матери. — Никому нет дела до нее, и я решил составить ей компанию. Она еще не поняла, что ее мать умерла. А когда поймет, то это будет большим ударом для нее, и она будет горько плакать. Я должен побыть с ней и успокоить ее.

Анжелика ласково потрепала его вьющиеся волосы. Со слезами на глазах поцеловала она маленькую принцессу, которая не была расстроена потерей матери. Ведь она очень мало знала ее, а та, в свою очередь, мало уделяла внимания дочери.

Экипаж катил в Версаль. Анжелика приказала кучеру гнать, не жалея лошадей. Когда они прибыли во дворец, была еще ночь. Ее провели в комнату, где ее ждал король.

— Ну как?

— Все кончено. Мадам умерла…

Он склонил голову, пытаясь скрыть свои чувства.

— Так вы полагаете, что ее отравили?

Анжелика сделала неопределенный жест рукой.

— Все так говорят.

— У вас светлая голова, — произнес король. — Скажите, что вы об этом думаете?

— Мадам уже давно боялась, что ее отравят. Она говорила мне об этом.

— Значит, она боялась, что ее отравят. Она называла имена?

— Она знала, что шевалье де Лоррен ненавидит ее и никогда не простит ей своей ссылки.

— Кто еще? Говорите! Если не скажете вы, то кто еще посмеет сказать?

— Мадам говорила, что монсеньор не однажды грозил ей, когда приходил в ярость.

Король тяжело вздохнул.

— Если мой брат… — он поднял голову. — Я приказал привести Морелли — главного дворецкого в Сен-Клу. И я хочу, чтобы вы послушали этот разговор, но так, чтобы вас не видели. Спрячьтесь за эту занавесь.

Анжелика скрылась.

Дверь открылась, и вошел Морелли в сопровождении Бонтана и лейтенанта дворцовой охраны. Морелли был тучный мужчина, достаточно надменный, хотя его профессии больше бы шла угодливость. Несмотря на арест, он сохранял спокойствие.

Король дал знак лейтенанту удалиться.

— Слушайте меня внимательно, — мрачно сказал он дворецкому. — Вам будет дарована жизнь, если вы будете говорить правду.

— Сир, я буду говорить только правду.

— Не забудьте этого обещания. Если вы солжете, вас будут пытать.

— Сир, — спокойно сказал Морелли, — после ваших слов нужно быть круглым идиотом, чтобы лгать. — Хорошо. Тогда отвечайте: Мадам отравили?

— Да, сир.

— Кто?

— Маркиз де Эфиат и я.

— Кто поручил вам это страшное дело? Кто дал яд?

— Шевалье де Лоррен — главный вдохновитель и организатор заговора. Он прислал нам из Рима составные части ядовитого снадобья, которое я приготовил, а маркиз де Эфиат положил в напиток ее высочества.

Голос короля внезапно ослаб.

— А что мой брат? — спросил он, пытаясь совладать с собой. — Знал ли он о готовящемся преступлении?

— Нет, сир.

— И вы можете поклясться в этом?

— Сир, клянусь всевышним, что виновны только я и маркиз де Эфиат. Монсеньор ничего не знал… мы не могли сказать ему об этом… он бы разоблачил нас…

Людовик облегченно вздохнул.

— Вот и все, что я хотел узнать. А теперь уходите, негодяй! Я обещал вам жизнь, но вы должны покинуть королевство. А если вы когда-нибудь решитесь пересечь границу Франции, вас казнят.

Морелли и Бонтан удалились. Король встал из-за стола.

— Анжелика! — позвал он. Это был голос раненого, взывающего о помощи.

Анжелика чуть ли не бегом устремилась к нему. Он крепко прижал ее к груди, будто хотел задушить в объятиях. Она почувствовала, как он прижался лбом к ее плечу.

— Анжелика, ангел мой!

— Я с вами, сир…

— Что за страшное дело… — бормотал он. — Что за низкое вероломство. Подлые души!

Он еще не знал всей истины. Но такой день настанет, и он скажет, что жил среди целого моря бесстыдства и преступлений.

— Не оставляйте меня одного…

— Я с вами.

Наконец до него дошел смысл ее слов. Он поднял голову и долго, не отрываясь, смотрел на нее. Затем робко спросил:

— Вы говорите правду, Анжелика? Теперь вы никогда не покинете меня?

— Нет.

— И станете моим верным другом? Вы будете моей?

Она кивнула в ответ. Он осторожно коснулся руками ее лица.

— Вы говорите правду… — повторил он. — О, это… — он тщетно пытался найти нужное слово.

Король крепко стиснул ее в порыве страсти. Анжелика почувствовала, как его сила вливается в нее, и ей показалось, что их связь возвысит их над всем миром.

Бонтан постучал в дверь.