Они восхищались и мадам де Монтеспан, такой красивой, такой обаятельной и такой шлюхой!

Ремесленники, купцы, лавочники с покрасневшими от холода носами, закутанные в теплые пальто, возвращались в Париж, гордые тем, что им довелось лицезреть своего монарха и его прелестную любовницу.

Уже под самый конец трапезы Анжелика перехватила взгляд Флоримона, который с чувством собственного достоинства исполнял свои обязанности. По окончании обеда все направились в залу Мира. И здесь Флоримон подошел к матери.

— Вы видели, мама? Правда, я хорошо справляюсь со своими обязанностями? До этого мне разрешали только держать поднос, а теперь я ношу кувшины и пробую вино.

Но разве это не чудесно?! Если кто-нибудь захочет отравить короля, то я отдам за него жизнь!

Анжелика поздравила сына со столь быстрым продвижением. Дюшес сказал, что очень доволен Флоримоном. Хотя Флоримон был самым юным из пажей, но был самым умным, обладал хорошей памятью, врожденным тактом и чувством собственного достоинства. Словом, он был настоящим придворным. К сожалению, столь быстрое продвижение по королевской службе лишило его возможности быть товарищем по играм юного дофина. Монпансье сама сказала об этом королю, и теперь он и главный виночерпий как раз обсуждали эту тему — сможет ли Флоримон справляться с обеими обязанностями.

— Это слишком много для него, — запротестовала Анжелика, — ему еще надо учиться!

— К черту латынь! Разреши, мамочка!

Улыбнувшись, Анжелика покачала головой и сказала, что подумает. Впервые за прошедшие полгода она видела сына так близко. Правда, он дважды заезжал в Пуату.

Он явно похорошел. Может, чересчур худощав, но ведь он, как и все другие, ел на скорую руку, когда придется, и вечно недосыпал. Он все еще был в трауре по брату и отчиму. Обратив внимание на одинаковый черный цвет их одежд, отражавшихся в роскошном зеркале, Анжелика погрустнела, вспомнив, что она — вдова, а он — сирота.

«Версаль будет ждать вас», — вспомнила она слова короля.

Нет, никто не ждет ее здесь. Уже через пару недель после ее отъезда о ней забыли — умы придворных были заняты положением мадам де Монтеспан.

Анжелика огляделась с чувством досады и разочарования. Ей показалось, что сейчас она должна увидеть самого стройного и красивого из всех придворных — маршала Франции Филиппа дю Плесси де Бельер. Но нет, он навеки в земле, и она не увидит его никогда.

Флоримон куда-то убежал, разыскивая гадкую собачонку принцессы Генриетты.

Вышла королева и села рядом с королем. А подле них, образуя полукруг, расселись принцы и принцессы крови, а также придворные дамы и кавалеры, имеющие привилегию сидеть. Мадемуазель де Лавальер сидела на одном краю, мадам де Монтеспан — на другом.

Лакеи начали разносить бокалы с ликерами и настойками. И вдруг раздался голос короля:

— Месье де Жествре, — обратился он к главному дворецкому — принесите стул для мадам дю Плесси де Бельер.

Все разговоры в зале смолкли, и головы присутствующих повернулись к Анжелике. Та сделала шаг вперед, низко поклонилась и заняла место рядом с Лавальер. Когда она брала бокал с вишневой настойкой, ее рука заметно дрожала.

— Ну вот, наконец-то вы удостоились этой «божественной» чести — сидеть за королевским столом, — такими словами встретила Анжелику мадам де Совиньи. — Ах, это чудесно! Все только и говорят об этом.

Она крепко расцеловала Анжелику. Мадам де Совиньи прибыла в Версаль на представление новой пьесы Мольера.

— Завтра еще одна пьеса, а потом бал. Я не знаю всей программы, но мы останемся в Версале на неделю. Вы знаете, что говорят при дворе? Что на этом настаивает де Монтеспан. Она ненавидит Сен-Жермен. Кстати, что она сказала по поводу вашего стула за королевским столом?

— Честное слово, я не знаю.

— Думаю, что она была готова испепелить вас.

— В эту минуту я не смотрела на нее.

— Могу себе представить ваше состояние. Но если бы вы тогда взглянули на нее, то уверена, что испытали бы двойное удовольствие.

— Никогда бы не подумала, что вы такое чудовище, — рассмеялась Анжелика.

— И я тоже, — в тон ей ответила мадам де Совиньи.

Они протиснулись в узкие двери театра и пошли искать себе места.

— Давайте сядем рядом, — попросила Анжелика. — После спектакля я хотела бы поехать в Париж с вами. Мы поболтаем, я так устала от вынужденного шестимесячного молчания.

— Вы с ума сошли! Вам нельзя уезжать из Версаля. Вы должны присутствовать за королевским столом все время, пока его величество здесь.

В дверях возникла какая-то суматоха, и вот появилась мадам де Монтеспан.

— Посмотрите-ка, кто пришел, — шепнула мадам де Совиньи. — Она просто великолепна. Наконец-то Версаль имеет подлинно королевскую любовницу, которую можно поставить в один ряд с Габриэлой д'Эстре — любовницей Генриха IV. Она занималась политикой, покровительствовала искусству, а главное, могла покорять мужчин, даже королей. Во время их правления Франция знала веселые деньки.

— Так почему же вы хотите, чтобы я заняла место мадам де Монтеспан?

— Потому что мне жаль короля, — де Совиньи закрыла веер и вздохнула. — У вас есть все то же, что и у нее, и сверх того то, чего у нее нет. Быть может, это и придает вам силы.

В это время подняли занавес. Но Анжелику мало интересовало происходящее на сцене. Она обдумывала слова мадам де Совиньи. Жаль короля? А было ли это чувство знакомо самому королю. Пожалел ли он в свое время, например, мадемуазель де Лавальер, которая сейчас выглядит еще более худой и печальной, чем обычно.

Король заставлял ее, как всегда, появляться на всех приемах, то есть присутствовать при триумфе соперницы, а это граничило с проявлением жестокости. Атенаис в открытую третировала Лавальер. Анжелика сама слышала, как она обратилась к Луизе:

— Луиза, милочка, помогите мне приколоть бант. Король ждет меня, а я не хочу опаздывать.

Это было жестоко и цинично. Бедная девочка повиновалась ей. Чего ждала она от такого самоунижения? Неужели надеялась каким-то способом вернуть человека, которого обожала? Нет, на это было непохоже. Досужие сплетницы утверждали, что она уже не раз просила у короля разрешения удалиться в монастырь, но король был глух к ее просьбам.

Анжелика наклонилась к мадам де Совиньи и шепнула:

— А почему бы королю не разрешить Лавальер покинуть двор?

— Из-за маркизы де Монтеспан, — шепнула та в ответ. — Луиза нужна для отвода глаз ее мужу. Пока она здесь, можно утверждать, что все сплетни о мадам де Монтеспан не более чем пустая болтовня.

Анжелика кивнула головой в знак согласия и принялась наблюдать за происходящим на сцене. Мольер, как всегда, остроумен. По окончании спектакля в зале долго гремели аплодисменты.

В своих апартаментах Анжелика увидела служанок — Терезу и Жавотту, которые разжигали в камине огонь. Надпись «Оставлено для…» все еще была на двери.

«Следует ли мне пойти поблагодарить короля? — размышляла Анжелика. — Или дождаться, когда он первый заговорит со мной?»

Она воспользовалась услугами девушек, чтобы снять черное платье и надеть светло-серое, расшитое серебром. В дверь постучали, и вошла мадемуазель де Приен в состоянии крайнего возбуждения.

— Я так и знала, что старик-алхимик поможет вам обзавестись местом за королевским столом. О, прошу вас, научите меня, что пообещать ему, чтобы он помог и мне? Как он все это проделывает? Он дал вам порошок? И каков он на вкус?

Казалось, что она совершенно потеряла голову. Анжелика как могла стала ее успокаивать.

— Успокойтесь, — Анжелика дотронулась до ее плеча. — Ничего он мне не давал.

— Тогда это была старуха ля Вуазин? Про нее тоже говорят, что она могущественная колдунья. Но я не осмеливаюсь пойти к ней. Я очень боюсь ее проклятия. Однако если нет никакого другого способа… Скажите, что она сделала для вас? Неужели правда, что нужно зарезать новорожденного ребенка и напиться его крови?