Он положил руку на плечо Анжелике, затем, вспомнив о маске, снял ее. Да, это был король, и он улыбался.

— О, не надо реверансов, сударыня. Я не мог больше ждать, я должен был увидеть вас.

— Сир, — решительно сказала Анжелика, — я уже говорила вам, что не хочу быть ширмой для вас и мадам де Монтеспан. И надеюсь, что ваше величество это понимает.

— Вечно вы повторяете одно и то же, моя куколка. Сегодня нам незачем рядиться в маскарадные костюмы. Почему вы не допускаете мысль, что я пришел сюда ради вас?

Анжелике польстили его слова, но они поставили ее в еще более затруднительное положение.

— Ну и что? — спросила она.

— Все очень просто, сударыня. Мы не связаны с вами близкими отношениями, но неужели вы не понимаете, что произвели на меня неотразимое впечатление? Я не могу забыть ни ваших губ, ни эти очаровательные ножки, которые я лицезрел в Версале.

— Мадам де Монтеспан прекрасна, как и я. И она любит вас. Она просто обожает ваше величество!

— В то время, как вы…

Его алчные глаза, казалось, гипнотизировали ее. Он приблизил рот к ее губам, и у нее не было сил отодвинуться. Он прильнул к ее губам, раздвинул их и коснулся языком ее зубов. Они принялись целоваться со все возрастающей страстью, сжигавшей их обоих.

И вот она первая, будто ослабев, прислонилась к перегородке. Ее губы дрожали. Король судорожно сглатывал слюну.

— Я всю жизнь мечтал о таких поцелуях, — шептал он. — Я снова хочу видеть вашу запрокинутую головку, полузакрытые глаза, ваш чудесный рот. Мне надо идти, но у меня нет мужества покинуть вас. Эта гостиница расположена далеко от…

— Ваше величество, я вас прошу не ввергать меня в поступки, которые страшат меня.

— Страшат вас? А я думал, что они радуют вас. Неужели я ошибся?

— Что же мне остается делать? Ведь вы — король!

— А если бы я не был им?

Глядя ему прямо в глаза, Анжелика мужественно сказала:

— Я надавала бы вам пощечин!

Король явно рассердился.

— Неужели я так плох как любовник?

— Сир, неужели вы забыли, что маркиз дю Плесси — ваш друг?

Этот вопрос застал монарха врасплох. Казалось, он был смущен.

— Конечно, он мой лучший друг, но я считаю, что вовсе не приношу ему этим неприятностей. Всем известно, что у маркиза одна любовница — война. Коль скоро я отдаю под его начало армию, то чего же ему еще желать? Его совсем не занимает любовь, и он доказывал это много раз.

— Но он также доказал, что любит меня.

Король вспомнил сплетни, ходившие при дворе.

— Так значит, Марс сдался в плен Венере? Я просто не могу поверить в это! Но должен признаться, что вы способны на этот подвиг.

— Поверьте, что я люблю его, а он любит меня. Неужели же вы способны разрушить нашу вновь обретенную любовь?

Король испытывал муки любви и угрызения совести.

— Нет, не разрушу, — сказал он с глубоким вздохом. — Прощайте, сударыня. Спите спокойно. Надеюсь, что увижу вас утром в нашем лагере вместе с вашим сыном.

В своем обычном голубом бархатном костюме, отороченном золотыми галунами, Филипп ждал Анжелику у входа в королевскую палатку. Поклонившись, он взял ее за руку и повел к королю, который готовился занять свое место.

— Здравствуйте, мой муж, — шепнула Анжелика.

— Здравствуйте, сударыня.

— Увижу ли я вас сегодня вечером?

— Если буду свободен от своих обязанностей.

Лицо его было непроницаемо, но пальцы сплелись с пальцами Анжелики и ласково сжимали их.

Король наблюдал за ними.

— Есть ли у нас более прелестная пара, чем маркиз и маркиза дю Плесси? — спросил он у главного дворецкого.

— Вы совершенно правы, сир, прелестная пара.

— Они очаровательны и, кроме того, так преданы своему королю, — добавил Луи со вздохом.

Анжелика присела в глубоком реверансе. Король, протянув руки, поднял ее. Глаза их встретились.

Она была единственной дамой, приглашенной к столу, и многие дворяне, сидевшие за столом, давно не видели такой красавицы.

— Вы несомненно счастливы, маркиз, что обладаете таким сокровищем. Уверен, что за столом нет ни одного мужчины, включая и вашего суверена, который не завидовал бы вам. Мы надеемся, что вы понимаете нас.

Король положил руку на плечо Филиппа.

— Марс, дружище, — шепнул он, — вы странно удачливы, но я не ревную. Ваша верность — это большое счастье для меня. Вы помните наше первое сражение, когда нам было по пятнадцать лет? Помните пулю, сбившую мою шляпу? Вы тогда выбежали прямо под выстрелы, чтобы принести ее мне.

— Да, сир, помню.

— Конечно, маршал, вы были будто не в своем уме. Да я после этого вы совершили не один безумный поступок для меня.

— Вы правы, сир.

— Но не много ли философии для нас, солдат? Прошу, сударыня, садитесь.

Будучи единственной женщиной, Анжелика заняла место по правую руку короля

— вместо королевы. Филипп остался стоять рядом с главным дворецким.

Король украдкой восхищался профилем Анжелики, глядя, как она грациозно склоняется над тарелкой.

Флоримон исполнял обязанности виночерпия так торжественно, будто был приставлен к алтарю.

— Ваш сын не похож на вас. У него темные волосы и глаза. У него южная, смуглая красота.

Анжелика вспыхнула, потом побледнела, сердце ее бешено застучало. Король ласково положил ей руку на плечо.

— Как вы чувствительны. Когда только вы перестанете пугаться меня? Неужели вы не понимаете, что я не хотел причинить вам боль?

После обеда Анжелика вернулась с Филиппом в его палатку из желтого шелка, отделанного золотом. Внутри стояли два кресла и маленький турецкий столик, вокруг которого лежали диванные подушки из золотой парчи. Прямо на голый пол был поставлен стол тонкой работы. В палатке царила атмосфера Востока.

Филипп снял перевязь. Вошел Ла-Виолетт в сопровождении юноши, и они стали сервировать ужин. Ла-Виолетт предложил Филиппу снять его парадный костюм, но маркиз отослал его прочь.

— Послать за вашими девушками? — спросил он Анжелику.

— Я думаю, что в этом нет необходимости. Вы, наверное, и сами сможете помочь мне, — улыбнулась Анжелика. — Я думаю, что у вас есть кое-какой опыт в этом деле.

Она ласково прижалась к нему.

— Вы рады видеть меня?

— Да, к сожалению.

— Почему… к сожалению?

— Я не могу вырвать вас из своего сердца. Никогда ранее мне не были знакомы муки ревности.

— Но я люблю только вас.

Он прижался лбом к ее плечу, ничего не ответив. Ей показалось, что в тусклом освещении палатки она снова видит похотливые глаза короля. Где-то снаружи солдат наигрывал мотив народной песенки.

Анжелика задрожала. Ей нужно было покинуть это общество, покинуть Версаль со всеми его празднествами и никогда не видеть короля!

— Филипп, — вымолвила она наконец, — когда вы вернетесь домой? Когда мы сможем наконец жить вместе?

Он отшатнулся и с подозрением посмотрел на нее.

— Жить вместе? Да разве это возможно для маршала и знатной придворной дамы?

— Я хочу оставить двор и вернуться в Плесси.

— Как это похоже на женщин! Было время, когда я хотел оставить вас в Плесси, а вы готовы были скорее умереть, чем повиноваться мне. Теперь уже слишком поздно.

— О чем вы говорите?

— Вы слишком многим обязаны королю, и ваш отъезд может вызвать его недовольство.

— Именно из-за короля я и хочу уехать. Король… — она посмотрела на Филиппа безжизненными глазами. — Король… — в отчаянии повторила она.

И, не закончив фразу, стала раздеваться, действуя почти механически.

Филипп стоял, погруженный в свои думы.

«После сегодняшнего ночного разговора, — думала Анжелика, — король должен понять меня наконец. Если он уже до этого не понял…»

Филипп подошел к кушетке, где она, стоя на коленях, вынимала булавки из волос. Она обвила его шею руками. Его руки стали жадно шарить по ее голому под тонкой, как паутина, ночной сорочкой телу. Ощупав спину, руки, вновь вернулись к ее груди, немного полноватой со времени рождения ребенка, но все еще твердой и высокой.