В таком состоянии пребывала Анжелика на следующее утро после ночи, проведенной в Версале. И вот среди этой череды беспорядочных мыслей на первый план выдвинулось милое личико Кантора, которого де Вивонн захотел взять себе в пажи.

«Это дело нужно решить немедленно». Анжелика сразу откинула прочь все пустые мечтания. Она встала с софы, на которой лежала после бессонной ночи.

Проходя по главной зале отеля дю Плесси, она услышала голос Кантора. Анжелика на минуту задержалась перед черными дубовыми дверями. Она никогда еще сюда не заходила, потому что они вели в покои Филиппа. Голосок восьмилетнего мальчугана, воспевавшего любовные подвиги Генриха IV, заставил ее рассмеяться.

Ла-Виолетт открыл на ее стук. Филипп стоял перед зеркалом, примеряя голубую тунику, в которой собирался отправиться в Сен-Жермен, куда позже должна была приехать и Анжелика. Она была приглашена к ужину и на прием к королеве.

Филипп не высказал удивления, увидев жену в своей комнате. Он любезно пригласил ее присесть, пока не закончит туалет, после чего будет целиком к ее услугам.

Она наблюдала, как тщательно он выбирает драгоценности к туалету, и раздумывала, а чего, собственно, она хочет от него? Совета? Но ведь это же смешно! И, нарушив неловкое молчание, она сказала:

— Месье де Вивонн просил меня отдать ему в пажи Кантора.

Филипп слегка вздохнул и снял все кольца с правой руки. Затем снова принялся рыться в открытом ларце, где хранились украшения. И вдруг, будто внезапно вспомнив, что здесь находится Анжелика, произнес скучающим голосом:

— Ах да! Примите мои поздравления! Месье де Вивонн пользуется расположением при дворе, а его сестра… пользуется успехом у короля и поможет ему продлить это расположение на долгий срок.

— Но Вивонн должен возглавить экспедицию в Средиземное море.

— Это еще одно доказательство расположения к нему короля.

— Но мальчик совсем еще мал…

— Какой мальчик? А, Кантор… он, кажется, и сам не прочь поехать с Вивонном. Что тут удивительного — Вивонн будет баловать его.

— Я боюсь, что он насмотрится вещей, которые испортят его.

Филипп хмыкнул. Он протянул к ней руки, растопырив пальцы.

— Что вы скажете о моих кольцах? Они превосходны, а?

— Да, пожалуй. А вот этот камешек на мизинце особенно нежен.

— Вы правы.

Вдруг он снял все кольца и разложил обратно по ларцам. Затем вызвал лакея и приказал ему позвать сюда Кантора. Когда вошел Кантор, Анжелика и Филипп сидели молча, глядя друг на друга. Кантор только что вернулся с урока верховой езды, и только поэтому с ним не было его неизменной гитары.

— Ну, сударь, — шутливо сказал Филипп, — у вас такой вид, будто вы собрались на войну.

Лицо мальчика засветилось.

— Так месье де Вивонн рассказал вам о наших планах? — воскликнул он.

— Я вижу, эти планы вам нравятся? — заметил Филипп.

— О сударь, сражаться с турками! Это же замечательно!

— Полегче, мой мальчик. Турки — это не свечки, о которых вы распеваете в своих прелестных песенках.

— Я хочу поехать с Вивонном вовсе не для того, чтобы петь. Мне хочется путешествовать. Я долго думал об этом и очень хочу отправиться в море.

Анжелика вздрогнула. Она как бы вновь увидела своего брата Жосслена, его горящие глаза и услышала шепот:

«Я еду за море — решено!» Сколько же прошло времени с тех пор, как они расстались?

В глазах Кантора светилась решимость. Он знал, чего хочет. Филипп положил руку на голову Кантора:

— Нам с твоей матерью предстоит решить твою судьбу. Не многим мальчикам в твоем возрасте выпадает доля услышать гром пушек. Ты должен быть храбрым.

— Я храбрый! Я ничего не боюсь!

— Это мы проверим, а потом сообщим тебе о решении. Мальчик поклонился отчиму и вышел, полный чувства собственного достоинства.

Маркиз взял из рук Ла-Виолетта бархатную шляпу и сдунул с нее пылинку.

— Я повидаюсь с месье де Вивонном и выясню его намерения относительно мальчика.

Он поцеловал ей руку.

— Я должен покинуть вас, сударыня. Король зовет меня.

После этого разговора Анжелика придирчиво осматривала дом, ибо в отеле дю Плесси должно было собраться высшее парижское общество. Ожидалось прибытие короля.

Она как раз осматривала большую залу, когда вошел Филипп, намеревавшийся взять украшения, которые хранились в одном из многочисленных ящиков бюро.

— Филипп, я очень встревожена. Меня просто угнетает мысль о том, что придется принимать здесь гостей. Я ничего не имею против ваших предков, но, пожалуй, трудно отыскать более старомодный дом, чем ваш.

— Вы недовольны комнатами?

— Нет, они превосходны.

— Их перестройка стоила мне кучу денег. Мне пришлось продать лошадей.

— И это вы сделали для меня?

— Не дразните меня, — сказал Филипп. — Ваше неотразимое очарование уже влечет меня к вам, и я чувствую себя, как кролик перед удавом.

Она рассмеялась и положила голову на плечо Филиппа. Он испытывал неодолимое желание поцеловать ее, но не сделал этого. Он обнял ее за талию, дыхание его стало прерывистым.

— Для вас труднее всего переносить мое безразличное отношение к вам? Не так ли? У меня создалось такое впечатление, что наши встречи вызывали у вас отвращение ко мне, если не ненависть.

Анжелика опять засмеялась. Вдруг она почувствовала, как жадные руки Филиппа потянулись к ее груди. Он выругался, но она снова рассмеялась в ответ. Наклонившись, он впился поцелуем в ее шею.

— Вы прекрасны… самая совершенная женщина, — шептал он. — А я просто грубый солдафон.

— Филипп! — она в изумлении посмотрела на него. — Вы не правы. Злой, жестокий, бесчеловечный — да, но вовсе не грубый. Тут я никогда не соглашусь с вами. К несчастью, вы не дали мне возможности узнать вас хоть немного как любовника, которым вы можете быть.

— Другие женщины осуждали меня за это же. Быть может, я просто дурачил их. Женщинам кажется, что мужчина с внешностью Аполлона способен на сверхъестественное…

Анжелика смеялась все громче. Только что они ссорились, и вот уже пальцы Филиппа ищут застежку ее корсажа.

— Осторожнее, Филипп, ради всего святого. Вы порвете ее, а ее алмазная отделка обошлась мне в двести тысяч экю. Можно подумать, что вам не приходилось раздевать женщин.

— Глупая предосторожность! Ведь все, что нужно, — это просто задрать юбку.

Она прижала палец к его губам.

— Не будьте грубым, Филипп. Вы ничего не понимаете в любви и не знаете, каким бывает наслаждение.

— Так научите меня. Покажите, что делает женщина, когда в любовники ей достается мужчина, прекрасный, как бог!

В его голосе звучала горечь.

Она повисла у него на шее. Ноги ее подкашивались. Он осторожно положил ее прямо на пушистый ворс теплого ковра.

— Филипп… Филипп, — бормотала она, — неужели вы полагаете, что это подходящее место для такого урока?

— А почему бы и нет?

— Прямо на ковре?

— Да, на ковре. Солдатом я был, солдатом и останусь. Если я не могу обладать собственной женой в собственном доме, то на что же я тогда вообще способен?

— А если кто-нибудь войдет?

— Ну и что?! Я хочу вас! Я чувствую, что вы готовы принять меня. Ваши глаза блестят, как звезды, ваши губы влажны…

Он видел, как ее лицо осветилось внезапной радостью.

— Теперь, моя маленькая кузина, мы будем играть в более интересную игру, чем в ранней юности.

Анжелика издала стон, отдаваясь на милость победителя. Она была не в состоянии сопротивляться зову плоти. Напротив, она только приветствовала его.

— Не спешите, любовь моя… — шептала она. — Дайте время прийти в себя!

Он страстно обнял ее и как будто впервые осознал, что перед ним находится женщина. Она медленно закрыла глаза, отдаваясь своей любовной мечте. Неповиновение, которое он так часто видел на ее искривленном рте, куда-то спряталось. Губы ее полуоткрылись, дыхание участилось. Они уже не были врагами. Он нежно изучал ее, и его охватила дрожь открытия, ибо он понял, что оно ведет к еще непознанным тайнам.