Когда она очнулась отраздумий, от диалога, который она мысленно вела с полицейским Дегре, она обнаружила, что эконом Молин ушел. Он предупредил, что должен нанести визит губернатору.

В полдень все сели за стол. Несмотря на все уговоры Сюзанны, она не смогла проглотить ни куска. Это доказывало, что она очень изменилась — ведь раньше в минуты волнений и тревог она не жаловалась на отсутствие аппетита. Она поднялась к себе, села за столик и написала следующее:

«Любовь моя, мне нужно поговорить с вами, увидеть вас. Я не знаю, что делать. Куда пойдете вы, туда и я. Где будете жить вы, там и я. Вы — моя единственная любовь…»

Затем она разорвала записку, боясь, что Жоффрей сочтет ее безумной или чересчур загадочной. Она написала другую:

«Не могли бы вы принять меня после полудня? — и отправила ее с посыльным в замок Монтиньи.

Немного погодя Куасси-Ба предстал перед ней с запиской, содержащей ответ: граф в изысканных и учтивых выражениях предупреждал графиню, что с удовольствием примет ее в своем замке Монтиньи от 5 до 6 вечера после полудня.

Он выбрал для ответа такой же тон, как и она.

«Он забавляется, — сказала она себе, скомкав бумагу. — Если бы он знал, как все серьезно… Я не вижу выхода».

Легкий шум за окном привлек ее внимание. Несмотря на солнце, шел дождь, и капли его, как брильянты, сверкали на листьях.

Анжелика дожидалась назначенного часа и вертела в руках старинную монету венгерского короля Белы III; которую она нашла в глубине шкатулки. Эту монету подарил ей принц-мятежник Рагоши.

В дверь постучали, и вошла заплаканная Беранжер.

— Не разрушайте наши жизни!

— Но… мне и в голову не могла прийти такая мысль!

— Теперь вы можете это сделать. Отныне вы и граф де Пейрак наделены неограниченной властью.

— Кто вам это сказал?

— Ходят слухи.

— Люди преувеличивают. Речь идет лишь о том, что король положительно оценил политику господина де Фронтенака и хочет нас видеть в Версале.

— Рассказывают гораздо больше, — прошептала Беранжер.

Она покачала головой, отвечая своим собственным мыслям.

— Я была уверена, что этот человек, граф де Пейрак, победит. Интуиция подсказала мне. Ах, как я его ненавижу!

— Но почему?

— Он пренебрег мной.

— Вряд ли это то было следствием того, что вы ослабили свои усилия.

— Своим равнодушием он заставил меня страдать.

— Не хотите ли вы, чтобы я вас пожалела?

— Вы одна существуете для него.

— Я должна сожалеть об этом?

Почувствовав наконец иронию в словах своей собеседницы, Беранжер оторвала платок от своих глаз.

— Как странно, — произнесла она. — Оба вы столь выдающиеся личности, что порой забываешь, что вы муж и жена… Вы связаны узами, но это не узы брачного контракта. Вы — сообщники, друзья, любовники. Но это совсем другое дело. Я без конца забывала, что вы — его жена.

— Мне бы хотелось, чтобы вы чаще об этом вспоминали. Ваши игры мне не нравятся.

— Разве это игра? Я и представить себе не могла, что существует такой мужчина, как он, настоящий мужчина. Я была ослеплена. А ведь он разговаривал со мной. Он ведь обращался ко мне во время разговора? Он видел меня?

— В этом не сомневайтесь. Он очень галантный мужчина.

— Итак, все кончено, — грустно сказала молодая женщина. — Я сходила с ума. Я должна была понять, что, пока вы рядом, у меня нет никаких шансов. При любых обстоятельствах вы оставались ослепительно красивой. Я же лет через шесть буду выглядеть, как сухой чернослив. Холод вреден для меня…

— Но не в такой степени, чтобы вы мучили себя видениями, которые, якобы, наступят через шесть лет.

— Мне двадцать восемь. Уже поздно надеяться блистать, если на тебя не обращают внимания. А мне так хотелось хоть раз в жизни испытать на себе прекрасный огонь взглядов, быть знаменитой. Восхищение, ревность, зависть, ненависть, быть может, — все это восхитительно, все это говорит о том, что вы красивы, жизнелюбивы, богаты, вы — единственная. Вам все это знакомо, вот почему вы всегда будете соблазнять. Но другие женщины тоже нуждаются в этом, хоть раз в жизни они должны испытать нечто подобное!

— Да, вы правы.

Беранжер удивленно фыркнула.

— Я права?

— Да, дорогое дитя!

— Ах, не стройте из себя дуэнью. Это вам совсем не идет. Вы властвуете над миром, а для меня такие мечты недосягаемы.

— Вы неплохо сыграли свою партию, и я вас одобряю к советую продолжать в том же духе. Действительно, каждая женщина жаждет успеха. Но вот что касается мужчин, тут я хочу сделать одно замечание. Я удивлена, что вы завидуете другим, когда у вас самой — молодой муж, красивый, хорошо сложенный… усердно занимающийся своей карьерой.

— Он невыразимо скучный.

— Вы больше пытаетесь убедить себя в этом. На свой лад он даже забавен… В высших кругах он бы произвел впечатление. Почему бы вам обоим не заняться решением тех задач, которые помогут вам приблизиться к трону? Там рады изобретательным людям… и красивым женщинам тоже.

— Для этого нужно состояние.

— Мне рассказывали, что ваши родители умерли. Вы не собираетесь получить свою долю наследства?

Беранжер-Эме вытерла слезы и стала размышлять над этим вопросом.

— Вы дадите нам рекомендации?

— В рамках нашего влияния. Но не слишком рассчитывайте на это. Положитесь на ваше очарование и ваши амбиции. Я могу дать вам письмо к моей подруге, г-же де Ментанон, она воспитывает молодых принцев крови.

— Вы это сделаете для меня?

— Да! А теперь забудьте обо мне, о том, что я есть, и кем вы не стали. Предупредите своего мужа и собирайте вещи. И не забудьте: стучать нужно в дверь г-жи де Ментенон.

Дождик еще накрапывал, когда она подошла к замку Монтиньи.

Войдя в помещение, она откинула назад капюшон, и ее влажные волосы и мокрые щеки лишний раз подчеркнули свежесть и живость ее лица.

Сама не зная почему, она удивилась, застав Жоффрея.

— Ах, мне не терпелось увидеть вас! — воскликнула она. — Я считала минуты, отделявшие меня от свидания с вами.

— Почему же вы не пришли раньше?

— Я знаю, что вы очень заняты, особенно сейчас.

— Что за непонятная сдержанность владеет вами?

— Я хотела быть уверенной, что застану вас.

— Вот это новости! Раньше вас не затрудняло в случае необходимости искать меня по всему городу и находить там, где я был…

— Я хотела также быть уверенной, что вы сможете уделить мне один час.

— Что означает это славословие? Вы принимаете меня за министра, в приемной которого вы ждете вызова? Слава Богу! До этого мы еще не дошли.

Анжелика рассмеялась.

— Да, славу Богу! Мы еще не в Версале!

Его взгляд вдохнул в нее жизнь. Слава Богу! Он принадлежит ей. Она еще в состоянии удержать его.

Теплые солнечные лучики проникали в комнату, делали более мягким учтивое выражение его лица. более проникновенным его веселый взгляд.

Она представила себе, что он стоит перед королем, в блестящем окружении зеркал, золота и мрамора, в этом дворце, воздвигнутом во славу короля Людовика XIV, под взглядами этих идиотов — придворной знати.

Она бросилась к нему на шею.

— Дорогой мой! Любимый! Нет, никогда! Это невозможно! Любовь моя!

Она спрятала свое лицо в складках его одежды, прильнула к нему, вдыхая его аромат. Это был аромат счастья, обретенного в совместной жизни, счастья и страданий, от которого у нее кружилась голова и путались мысли.

Он крепче обнял ее, желая поддержать и удостовериться, что она здесь, ищет в нем убежище. Она почувствовала, что он наклонился и дотронулся щекой до ее волос.

— Итак, — произнес он, — король не отказался от своих притязаний.

— Не отказался, — в отчаянии воскликнула она. — Он хочет меня! Хочет меня!.. Он не отказался и никогда не откажется…

— Признаюсь вам, я понимаю его, и на его месте поступил бы так же.

— Но это очень серьезно, Жоффрей. Сейчас не до шуток.

— Я не вижу, в чем здесь трагедия.