Бросив смущенный взгляд на скромный наряд своей бывшей госпожи, он робко спросил:

– Простите, госпожа графиня, могу ли я узнать, как ваши дела? Когда мы снова увидим мессира графа?

– Скоро. Это вопрос дней, – ответила Анжелика, думая о другом. Схватив юношу за плечи, она сказала:

– Джованни, я решила продать Куасси-Ба. Помнится, когда-то герцогиня де Суассон высказала желание купить его, но я не могу выйти из Тампля и тем более отправиться в Тюильри. Не возьмешь ли ты на себя роль посредника?

– Всегда к вашим услугам, госпожа графиня, – любезно ответил юный музыкант.

Он, видимо, развил бурную деятельность: не прошло и двух часов – Анжелика в это время готовила ужин Флоримону, – как в дверь постучали. Она открыла и увидела высокую рыжую женщину и лакея в вишневого цвета ливрее дома герцога де Суассон.

– Мы от Джованни, – сказала женщина. Под ее пелериной Анжелика заметила весьма кокетливое платье горничной.

На лице вошедшей были написаны хитрость и наглость – обычное выражение лица любимой служанки знатной дамы.

– Мы готовы обсудить ваше предложение, – продолжала она, смерив взглядом Анжелику и быстро оглядев комнату. – Но мы сначала хотим узнать, сколько придется на нашу долю?

– Сбавь-ка тон, моя милая, – обрезала горничную Анжелика, сразу поставив ее на свое место.

Анжелика села, не предложив сесть посетителям.

– Как тебя зовут? – спросила она лакея.

– Ла Жасент, госпожа графиня.

– Хорошо! Ты, я вижу, по крайней мере сообразителен, да и память у тебя хорошая. Так скажи, почему я должна платить двоим?

– А как же иначе? Такие дела мы всегда проворачиваем вместе.

– Значит, у вас сообщество. Слава богу, что в нем не состоит вся челядь герцога. Так вот что вы должны сделать: передайте госпоже герцогине, что я пожелала продать ей своего мавра Куасси-Ба. Но я не могу прийти в Тюильри. Пусть ваша хозяйка назначит мне свидание в Тампле, в чьем-нибудь доме по своему выбору. И еще, я настаиваю, чтобы все держалось в полной тайне и чтобы мое имя даже не упоминалось.

– Это сделать нетрудно, – взглянув на своего дружка, сказала служанка.

– Вы получите по два ливра с десяти. Вам ясно, что чем выше будет цена, тем больше достанется вам. Значит, у герцогини де Суассон должно появиться такое горячее желание приобрести этого мавра, чтобы она не постояла за ценой.

– Это я беру на себя, – пообещала служанка. – Кстати, не дальше как вчера вечером, когда я причесывала госпожу герцогиню, она снова высказала сожаление, что в ее свите нет этого страшного дьявола. Да помилует ее бог! – закончила она, подняв глаза к потолку.

Анжелика с Куасси-Ба сидели в ожидании в маленькой каморке, примыкавшей к службам отеля Буффлер.

В этот день был прием в литературном салоне, и из комнат госпожи де Севинье доносились смех и возгласы гостей. Мимо Анжелики мальчики-лакеи то и дело проносили подносы с пирожными.

Хотя Анжелика и не признавалась в этом даже самой себе, она страдала от сознания, что отстранена от светской жизни, в то время как в нескольких шагах от нее женщины ее круга продолжали развлекаться, как прежде. Она так мечтала познакомиться с Парижем, с этими литературными салонами в альковах, где собирались самые блестящие умы!..

Сидя рядом со своей госпожой, Куасси-Ба испуганно таращил свои большие глаза. Анжелика взяла для него напрокат у старьевщика в Тампле старую ливрею с обтертыми галунами, но и в ней он выглядел довольно жалко.

Наконец, дверь распахнулась, и, шурша юбками и обмахиваясь веером, в сопровождении своей горничной вошла оживленная герцогиня де Суассон.

– О, вот и та женщина, о которой ты мне говорила, Бертиль…

И, не закончив фразы, она пристально вгляделась в Анжелику.

– Да простит меня бог, неужели это вы, дорогая моя? – воскликнула она.

– Да, я, – улыбнулась Анжелика, – и, прошу вас, не удивляйтесь. Вы же знаете, мой муж в Бастилии, и, естественно, я тоже в весьма затруднительном положении.

– О, конечно, конечно, – понимающе проговорила Олимпия де Суассон. – Разве каждый из нас не побывал в немилости? Когда моему дяде кардиналу Мазарини пришлось бежать из Франции, сестры и я ходили в драных юбках, а люди на улице забрасывали нашу карету камнями и обзывали нас «шлюхами Манчини». А вот сейчас, когда бедняга кардинал умирает, они, наверно, жалеют его больше, чем я. Видите, как изменчива фортуна… Но разве это ваш мавр, дорогая? Тогда он показался мне более привлекательным. Толще и чернее.

– Это потому, что он замерз и голоден, – поспешила объяснить Анжелика. – Но поверьте мне, как только он поест, он сразу же снова станет черным как уголь.

Красавица сделала кислую мину. Куасси-Ба с кошачьей ловкостью вскочил.

– Я еще сильный! Смотри!

Он рванул старую ливрею, обнажив грудь, покрытую причудливой выпуклой татуировкой, расправил плечи, напряг мускулы, как ярмарочный боец, и вытянул вперед чуть согнутые руки. Его темная кожа отливала синевой.

Выпрямившись, он замер и сразу показался выше. Хотя он стоял не двигаясь, само присутствие этого мавра создавало в маленькой комнатке какую-то необычную атмосферу. Бледные лучи солнца, пробиваясь сквозь витражи, словно позолотили кожу этого отторгнутого от родины сына Африки.

Куасси-Ба опустил ресницы, так что почти исчезли белоснежные белки его глаз, и из-под своих удлиненных египетских век посмотрел на герцогиню де Суассон. Его толстые губы медленно растянулись в вызывающей и нежной улыбке.

Анжелика никогда не видела Куасси-Ба таким красивым, и никогда, да, никогда не видела его таким… страшным.

Словно хищный зверь, он приглядывался к своей добыче. Он инстинктивно понял, чего жаждет от него эта белая женщина, ищущая новых удовольствий.

Его взгляд, казалось, совсем заворожил Олимпию де Суассон. В темных глазах ее горел огонь. Грудь прерывисто вздымалась, а приоткрытый рот с таким бесстыдством выдавал ее желание, что даже служанка при всей своей наглости опустила вдруг взгляд, а Анжелике захотелось убежать, хлопнув дверью.

Но герцогиня взяла себя в руки. Раскрыв веер, она обмахнулась им.

– Сколько… Сколько вы за него хотите?

– Две тысячи пятьсот ливров.

У служанки заблестели глаза.

Олимпия де Суассон чуть не подскочила, окончательно вернувшись на землю.

– Вы сошли с ума!

– Или две с половиной тысячи, или я оставляю его себе, – холодно заявила Анжелика.

– Но, дорогая моя…

– О, госпожа, какая у него шелковистая кожа! – воскликнула Бертиль, робко проведя пальцем по плечу Куасси-Ба. – Вот никогда бы не подумала, что у мужчины может быть такая нежная кожа! Словно лепесток засушенного цветка!

Герцогиня тоже провела пальцем по гладкой и упругой коже мавра. По телу ее пробежала сладостная дрожь. Набравшись смелости, она потрогала татуировку на его груди и рассмеялась.

– Ну что ж, решено, я его покупаю. Это безумие, но я чувствую, что не могу себе отказать. Бертиль, скажи Ла Жасенту, чтобы принес мою шкатулку.

Лакей, словно ему уже дали знать, тотчас вошел, неся шкатулку из тисненой кожи.

Пока лакей, которому, видимо, было не впервой устраивать тайные дела своей хозяйки, отсчитывал деньги, служанка, выполняя распоряжение герцогини, знаком приказала Куасси-Ба следовать за собой.

– До свидания, каспаша, до свидания, – сказал мавр, подойдя к Анжелике, – а моему маленькому хозяину Флоримону ты скажи…

– Хорошо, иди… – сухо прервала она его.

Но ее в самое сердце поразил взгляд, который бросил на нее мавр, перед тем как выйти из комнаты, – взгляд побитой собаки…

Она торопливо пересчитала деньги и ссыпала их в кошелек. Теперь ей хотелось только одного: поскорее уйти отсюда.

– О, дорогая моя, все это очень тяжело, я понимаю, – вздохнула герцогиня де Суассон, с сияющим лицом обмахиваясь веером. – Но не отчаивайтесь, колесо фортуны беспрестанно вертится. Да, случается, что люди попадают в Бастилию, но ведь и оттуда выходят. Вы знаете, что Пегилен де Лозен вновь в милости у короля?