Это был последний язычок пламени в огне беспощадной битвы, разгоревшейся вокруг них, но они не дали ему обрести силу и послужить причиной нового пожара.
Граф де Пейрак без отвращения перечитывал досье старого процесса. Сколько воды утекло с тех пор, думала Анжелика. Хотя нельзя отказать в ловкости отцу д'Оржевалю, он совершенно точно рассчитал время и место, где можно бросить в них камень и подвергнуть их новым пыткам.
То, что растворилось бы в потоках прогрессивно мыслящего правосудия, здесь, в Канаде, не породило бы ничего, кроме страха и замешательства. Людовик XIV всегда был сдержанным в проявлении своих чувств, когда речь заходила о религиозном фанатизме. Для него гораздо важнее было послушание его подданных. В начале своего царствования он допустил, чтобы несправедливый судебный процесс избавил его от очень могущественного вассала, но обвинения в колдовстве так мало трогали его, что он помиловал обвиняемого при условии, что тот покинет Францию. Неужели сегодня подобная история могла бы повториться?
Не привлекая излишнего шума к делам подобного рода, король постепенно, шаг за шагом, издавал небольшие запреты, уничтожил инквизицию и свел на нет судейские прерогативы епископов. Он распустил Союз Святого Причастия, хотя это не помешало ему продолжать свою деятельность втайне от короля и привлекать на свою сторону новых приверженцев.
Все течет, все изменяется…
Они долго еще беседовали, сидя у очага, и ночь застигла всех четверых в замке Монтиньи, когда они составляли планы на будущее и обсуждали возможность возвращения во Францию. Флоримон считал это вполне реальным. Кантор сомневался. Даже здесь, в Квебеке, говорил он, нельзя предугадать, как все обернется для них.
— Отец, умоляю вас, сожгите эти бумаги. Они таят в себе опасность, которой могут заразить даже самых свободомыслящих людей. Лишь огонь очистит и уничтожит все следы.
Один за другим Жоффрей де Пейрак начал бросать листы в огонь. Толстый пергамент потрескивал, загорался медленно. Анжелика почувствовала себя спокойнее, видя, как исчезают в огне проклятые бумаги.
Конечно, мир меняется, и просвещенные умы пытаются найти разумные объяснения тайнам, древнейшим заклинаниям, страхам, порожденным незнанием элементарных вещей.
Но обвинение в колдовстве еще долго будет опасным и губительным, каким бы мимолетным и бессмысленным оно ни было. Колдовство — это «зло, порождающее ужас», страх перед дьяволом, всемогущественным Богом Зла.
Его Высокопреосвященство де Лаваль поступил очень благоразумно, не пожелав узнать, о чем идет речь в этих бумагах. А если бы он прочел их, то, возможно, его уверенность была бы поколеблена и он не взял бы на себя ответственности замалчивать о тех обвиняющих фактах, которые содержатся в этом документе.
В последующие дни тягостное дело графа де Варанжа достигло своего накала.
Гарро д'Антремон задержал наконец солдата Ла Тура, которого выдал индеец за четвертушку водки. Солдата обвинили в колдовской деятельности и подвергли допросу, для которого нужно еще было найти палача.
— Я пойду, — сказал Гонфарель, закатывая рукава. — Ради такого случая я охотно вспомню старое!
— А я помогу тебе, — сказал ему Поль-ле-Фолле, приказчик Базиля.
Когда солдата уложили на козлы, он начал кричать, что это она, она его выдала, он предупреждал Банистера, нужно было остерегаться. Ему напомнили о событиях, происходивших в первые дни октября в доме г-на де Варанжа, и о его участии в них.
Он кричал, что он никого не убивал, а в остальном они не имеют права обвинять его, уж он-то знает новые законы против инквизиции.
Лейтенант полиции держался прекрасно. После того как солдату тяжелыми ботинками раздробили ноги, тот сломался. Он признал, что был в доме Варанжа, но ничего не делал, ни в чем не участвовал. Все злодеяния совершал граф по советам колдуна Красного Плута.
Вопрос: А за что заплатили ему?
Ответ: За то, что он принес распятие.
Вопрос: Он признает, что присутствовал при дьявольской церемонии?
Ответ: Да.
Вопрос: Что он видел? Слышал?
Ответ: …!
Его еще долго пытали. Солдат не знал, чего он боялся больше — мести демонов или же наказания судей. Наконец он признал все: колдовские заклинания, которые граф де Варанж обращал к могущественным адским силам, поруганных детей, собаку, с которой содрали шкуру и кровь которой текла на распятие, черное зеркало, в котором появилось окровавленное женское лицо, призрак.
Вопрос: Что он еще видел в магическом зеркале?
Ответ: Корабли.
Вопрос: Под каким флагом? / Ответ: Он не знает.
Вопрос: Что сказал призрак?
Ответ: Он произнес имя, Вопрос: Какое имя?
Ответ: Он не знает.
Его снова начали топтать башмаками.
Он рычал и стонал и в конце концов назвал имя, а также имя еще одного горожанина, присутствовавшего на шабаше. Но эти имена не вышли за пределы стен тюрьмы. Людское любопытство не было удовлетворено, и по городу ползли самые фантастические и ужасные слухи. Все следили за Гарро Д'Антремоном, но не решались заговорить с ним; он же ходил хмурый и неприступный от здания суда до замка Сен-Луи, затем в семинарию и обратно. Одни утверждали, что у лейтенанта полиции всегда такой хмурый вид, и нет ничего серьезного в этом деле, все лишь сплетни, которые не нуждаются в правосудии. Другие же не находили себе места и подкупали церковного сторожа, чтобы достать ладан и сжечь его у себя дома.
Короче говоря, солдат признался во всем, и его признания записал ле Бассер, заменивший Гонфареля в канцелярии. Его рука дрожала от страха, а по лицу струился пот.
Гарро д'Антремон выудил у задержанного все, что мог.
Вопрос: Знал ли он, куда отправился граф де Варанж?
Ответ: Он не знал.
Вопрос: Знал ли он, что они сделали с распятием?
Ответ: Он не знал.
Вопрос: А с черным камнем?
Ответ: Они зарыли его в погребе.
Тогда откопали кусок гладкого блестящего антрацита, к которому никто не осмелился приблизиться. Землекопов, приглашенных для работы, как ветром сдуло, как только камень вытащили на поверхность.
Чтобы произвести над камнем заклинание злых духов, позвали Дидаса Морилло. Тот появился с ритуальной книгой в руке, произнес несколько молитв, дабы в дальнейшем камень никому не причинил вреда. Нашли и распятие, в пригороде, под кучей навоза на маленьком дворике. Доброволец, обнаруживший его, счел себя проклятым, собрал свои пожитки и скрылся в лесу.
На этот раз за реликвией явился сам архиепископ с двумя священниками. »…Эта история принесла столько страданий архиепископу, — писала м-ль д'Уредан. — Он чахнет на глазах…»
Распятие досталось сестрам милосердия из Отель-Дье. Они решили своими молитвами и слезами смыть с него нечистоты колдовства и надругательства.
Солдата повесили на Мон-Кармель, а тело его склевали вороны.
Никто больше не желал ничего слышать об этой истории. Разговоры о колдунах и отравителях больше подходят парижанам, королевскому двору и его завсегдатаям. Канада же отличалась слишком тяжелым климатом, и жизнь здесь была более суровая, несовместимая с подобными пугающими играми.
В очаге замка Монтиньи листы пергамента, излагавшие судебный процесс пятнадцатилетней давности, ссохлись, как осенние листья, и рассыпались в прах, а Пасифик Жюссеран, посланник со Святого Лаврентия, преданный слуга отца д'Оржеваля, пополнил ряды забытых мертвецов.
Лишь Гильомета де Монсарра-Беар противостояла матери Пасифика; матери долго помнят. Быть может, эти две женщины, долго еще будут мстить друг другу и передадут эту месть другому поколению. А может, их проклятия и крики ярости утихнут, и они найдут успокоение для себя и поймут друг друга.
Тогда колдунья, знаток всех лекарств и снадобий, утоляющих боль, безбожница, посоветует другой, набожной: «Молись… Молись за сына… Если хочешь спасти его душу, не приноси зла… Доверься мне! Молись! Я скажу тебе, когда он будет в раю».
***
