Это предупреждение всех поставило на ноги, хотя и без того в поле зрения сыщиков находился каждый квадратик земли. Элуа Маколле вновь посетил Леви, чтобы еще раз предупредить своего сына и невестку быть более бдительными.

Так как внимание значительной части обитателей Квебека было приковано к появлению Пасифика Жюссерана, то это позволило не заметить другой зарождавшийся тайный заговор. Первой его жертвой стал Элуа Маколле. Он возвращался из Леви после своего второго визита. Ночь была тихой, сияла луна. Маколле пересекал реку по тропе, размеченной вехами, как вдруг внезапное предчувствие заставило его выбросить вперед свою палку, окованную железом, и ударить ею по льду. Он остановился как вкопанный. На него смотрел глаз змеи. Круглый и блестящий, отражавший в глубине своего черного зрачка дрожащий блеск звезды, он завораживал, притягивал, манил в пропасть… Вода…

Элуа не мог даже пошевелиться. Он бросил взгляд на окружавшую его бескрайнюю белую долину и осознал всю хрупкость своего тела. Его уши наполнились гулким шумом, холод сменился жарой. Началась оттепель. Неподвижный человек посреди реки, ледяной покров которой покрылся трещинами, он поднял глаза к небу, усыпанному звездами.

— Святая Анна, спаси меня! — закричал он.

Как он добрался до берега? Он не помнил. Первое, что он сделал, это отправился к скульптору ле Бассеру.

— Ты закончил гравюры с изображением Святой Анны? Я хочу взять десять книг в позолоченном переплете. Я неверующий, но эта добрая святая спасла мне жизнь.

Тем временем Святой Лаврентий испытывал жестокие муки, которые принесла ему оттепель. Огромный водяной змей пробуждался ото сна. Скоро он потеряет свою ледяную кожу, сквозь вздыбленные обломки льда проступит его новая кожа, темно-голубая с зеленоватым отливом.

За три дня природа полностью изменилась. Однако зима не спешила уходить. Земля еще была укрыта снегом, но с деревьев уже капало.

Остров Орлеан вернул себе свою обычную темную масть с рыжеватыми прожилками вдоль хребта кленовых зарослей с облинявшими ветками.

Однажды утром какая-то женщина подошла к дому Виль д'Аврэя и принялась яростно стучать в дверь медным молотком. Напрасно ей кричали из окон, чтобы она вошла со двора, она ничего не желала слышать и оставалась на месте, около двух Атлантов.

Чтобы впустить ее, потребовалось найти ключ, разбаррикадировать дверь, отодвинуть засов и маленькую щеколду.

— Он здесь, этот висельник? — спросила она с надменным видом.

Она представилась: оказалось, что это гневная невестка Элуа Маколле, Сидони.

Это была невысокая женщина с замкнутым лицом. Ее отец был булочником-эмигрантом, а когда получил свое поместье, заделался коммерсантом и фермером.

Анжелика с любопытством разглядывала свою гостью. У нее не было детей, что наверняка раздражало ее. Свой брак она расценивала как неудачный и больше была похожа на вдову. Но зачем же она выходила замуж, если не любила?

— Мы видели его, вашего хорька, Пасифика Жюссерана, — сказала она, обращаясь к своему свекру. — Как вы нас и предупредили, он появился ночью, рыскал вокруг своего дома, но не решился войти, поостерегся. Потом он исчез.

— Кто видел его?

— Я, — ответила она.

Ее засыпали вопросами. Она рассказала, что дежурила несколько ночей в охотничьем укрытии. Однажды ночью она увидела этого человека, он выходил из леса. Он еле-еле передвигал ноги. В нескольких шагах от дока он остановился и принюхался, затем передумал и вновь скрылся в лесу.

— Он все чует, как лисица, — проворчал Маколле, вставая и одеваясь.

Чего он боится? Что ценное несет он с собой, что так страшится потерять? Перешел ли он через реку? Он не мог этого сделать, иначе его бы заметили.

— А сегодня это очень рискованно, как никогда, — сказала женщина. — Подводные течения и треснувший лед быстро затащат вас вниз.

— А вы-то как добрались? — спросил старик, бросив да нее острый взгляд из-под мохнатых ресниц.

— На лодке старого Антуана, такого же ненормального, как и вы. — Хотя непонятно, плыли ли они или, как блохи, прыгали с одной глыбы льда на другую.

— Так недолго было лишиться своей шкуры, — резко произнес он.

— Ну, вам-то это доставило бы удовольствие, — возразила она.

Анжелика хотела удержать ее у себя, пригласила на обед, но та отказалась и пошла к двери, запахнувшись в шаль. Ее белый чепец, завязанный под подбородком, не полностью покрывал ее светло-каштановые волосы с проблесками седых нитей. Хотя ей вряд ли было больше тридцати пяти. Анжелика проводила ее до двери.

— Я рада, что познакомилась с вами, Сидони, и я благодарю вас. Вы не рассказали старому Антуану о вашем поручении, прежде чем отправились в опасный путь?

— Свекор велел мне ни с кем не болтать, он сказал, что об этом должны знать только мы.

Она посмотрела на Анжелику оценивающим взглядом, в котором не было и намека на нежность.

— Так это вы Дама с Серебряного Озера? Как вам удалось заманить в ваши сети этого старика?

— Он вовсе не старик, — возразила Анжелика, которая любила Элуа. — И я не понимаю, почему вы хотите заставить его жить по-стариковски. Он сильный и здоровый мужчина, осенью он убил ножом огромного медведя. Он мог бы дать сто очков вперед некоторым молодым.

Сидони с горечью добавила:

— С ним, по крайней мере, можно иметь ребенка.

Предводитель абенаков Пиксаретт сидел на стене, окружавшей фруктовый сад м-зель д'Уредан. Он смотрел вдаль, на север. Ночь наполнялась шумом вскрывающейся реки. Луна еще не взошла. Небо было темно-голубое с металлическим оттенком, и в сиянии звезд присутствовала эта голубизна, чистая и ясная.

На Пиксаретте была его огромная медвежья шкура, которая делала его похожим на античного героя. Из слухового окна за ним наблюдала прислуга — англичанка. Она вспомнила своих пропавших детей, своего малыша, который стал добычей индейца, такого же абенака, как и этот; бедное дитя вырвали у нее из рук и привязали к дереву.

Она решила почитать Библию. В последнее время она погружалась в Священное писание с огромным удовольствием, и это пугало ее, как и то, что она любила слушать французские любовные истории. Этажом ниже за индейцем наблюдала м-зель д'Уредан.

«Что происходит? Чего он боится? Он разукрасил свое лицо знаками войны. Однако сейчас не время для маневров ирокезов».

Она записала несколько слов в своем дневнике, а когда подняла голову, силуэт героя исчез.

Открыв глаза, Кантор увидел у своего изголовья индейца, разукрашенного перьями, которые касались деревянных балок на потолке.

— Тот, кто приносит беду, приближается, — прошептал он. — Выходи, только тихо, а я пойду за твоим братом. Он испарился, как призрак. Кантор сел, ощупью нашел свои ботинки, оделся.

Когда он бесшумными шагами проходил через гостиную, с сундука соскочил Элуа Маколле.

— Эй, в чем дело? — прошептал он. — Эта красная лисица в побрякушках решила выбросить меня на свалку именно тогда, когда начинается охота? Нет, черт подери! Я сам не промах…

М-зель д'Уредан увидела всех троих, когда они проходили мимо. Они спускались по Фабричной улице. На полдороге Пиксаретт свернул на соседнюю улочку, дав знак своим попутчикам подождать его.

— Эти скрытные индейцы любят напустить туману, так и прибил бы их за это,

— шептал в нетерпении Маколле. — Но им нужно верить, мой мальчик, у них есть чутье. Природа одарила их. Смотри, вон он уже где.

Пиксаретт бесшумно залез на крышу, не потревожив ни одной сосульки, не смахнув снега, добрался до слухового окна и постучал в окно, затянутое промасленной бумагой. Флоримон спал, но сон его был чутким, и он тут же вскочил с кровати, где рядом с ним была милая дочка галантерейщика. Она даже не открыла своих голубых глаз. Когда он постучал к ней в начале ночи, она впустила его без сопротивления. Возможно, завтра она будет рыдать на исповеди, но сейчас она спала глубоким сном, какой бывает только в молодости.