— Куасси-Ба, спасибо тебе, друг мой! Ты меня воскресил!

— Господин стал беспокоиться, — сказал слуга, — он послал меня принести тебе кофе.

Подняв глаза, Анжелика увидела вдалеке Жоффрея де Пейрака, который смотрел в их сторону. В своей темно-красной одежде с огненными оттенками, которая блестела при каждом его движении, высокий, он, быть может, все же меньше был похож на Мефистофеля, чем говорила Сабина, но по-прежнему был привлекателен и казался немного опасным, хотя и имел менее вызывающий вид, чем раньше, — теперь он стал более, хитрым и осторожным. «Он не изменился».

— Он не изменился, — прозвучал, как эхо, голос Сабины де Кастель-Моржа. — Он такой, как прежде, особенно когда дело идет о женщине, как ее соблазнить, как ее удержать… И эта женщина — вы. Когда дело касается вас, ничто от него не ускользает, он все угадывает… Видите… Мы разговаривали… Но он издали заметил, что вы взволнованы, может быть, смущены. И он послал Куасси-Ба принести вам кофе. Где бы он ни был, если вы присутствуете, он беспрерывно за вами наблюдает. Никто этого не замечает. Даже вы. Но я это вижу. И выражение его глаз, когда он смотрит на вас, пронзает мне сердце. После стольких лет! Я надеялась, что, по крайней мере, время отомстит за меня. Вам всегда везло.

— Да, видимо, везло.

Дверь в прошлое захлопнулась, и они опять оказались в Канаде.

— Он узнал вас? — спросила Анжелика. Жоффрей ничего не говорил ей об этом.

Мадам де Кастель-Моржа рассмеялась, в ее неприятном смехе слышалось разочарование.

— Конечно, нет. Я ничего не говорила, и он не мог меня узнать. В прежние времена он меня замечал, я знаю. Я была тогда высокая и красивая. Теперь я старая и опустившаяся. А он остался таким же, как был — великолепным. И вы тоже. Ваше прибытие в Квебек было равноценным вашему прибытию в Тулузу.

— За исключением того, что нам, как и вам, на двадцать лет больше, чем тогда.

— Не вам! Вы — существо, созданное для жизни и счастья! В то время как я стала женщиной без обаяния.

— Ах, не начинайте снова, Сабина, прошу вас…

В этот момент герцог Вивонн вышел из толпы и направился к ним. Это было уж слишком.

— Знаете, что вы сделаете, Сабина, — сказала она, поворачиваясь к мадам де Кастель-Моржа. — У вас будет о этот вечер возможность отомстить мне, затмить меня, отодвинуть меня в тень, так что обо мне забудут и будут замечать только вас. В этот вечер я не буду блистать. Вы знаете причину моего плохого самочувствия и то, что вы мне рассказали, не способствует веселому настроению. Воспользуйтесь случаем и окажите мне одновременно услугу . Избавьте меня от этого герцога де ла Форте, который меня преследует. У меня есть свои причины не любить его. Удалите его. Привлеките его внимание. Ловкая женщина должна уметь добиться этого. Кто знает? Может быть, мой муж узнает вас, когда увидит, что вы — истинная женщина из Аквитании.

— Вам можно только удивляться! — сказала Сабина. Но она была задета за живое и послушно поднялась, слегка покраснев. Она посмотрела на Анжелику все еще в нерешительности.

— Устройте им сюрприз! — вскричала Анжелика. — Удивите их всех!

Мадам де Кастель-Моржа отважно пошла навстречу де ла Форте и графу де Сент-Эдм. Она тут же увлекла их к буфету — они не могли отказаться от ее общества без риска показаться грубыми.

Анжелика вздохнула с облегчением.

Рядом с ней сел Бардане. Уже почти все пришли, и ее отсутствие в салоне начало вызывать изумление.

— По договору, который я заключила с мадам де Кастель-Моржа, я должна была на некоторое время скрыться от общества. Вы, мужчины, теряете больше времени на заключение договоров, и эта работа приносит меньше результатов. У нас, женщин, есть свои методы. Жизнь забавна, — вы не находите?

— Что в ней забавного?

— Как что? Вы — здесь, я — здесь. Перемешаны прошлое и настоящее!

Она встала, взяла его под руку, и они оба вернулись в салон. Бардане не жалел больше, что оказался в Квебеке. Его жизнь, его мир, все было здесь.

Неожиданное для всех хорошее настроение мадам де Кастель-Моржа, ее оживление увлекало окружающих. Все, и пожилые и молодые, весело разговаривали, улыбались, представляли друг друга. Начались танцы.

Красивая вдова, по прозвищу Кружевница, за которой ухаживал барон де Вовенар, присоединилась к нескольким дамам, принадлежавшим, как и она, к первым семьям колонии. К тем, кто поделил между собой первый хлеб первого урожая. Эти семьи, в большинстве теперь уже богатые, составляли аристократию, не смешивающуюся с недавними иммигрантами.

Вовенар, затянутый в бархатный камзол цвета сливы, со шпагой на боку, усердно за ней ухаживал. У него был совершенно удовлетворенный вид Во время празднества все много выпили. Маркиз д'Аврэй, сделав гримасу, сказал Вовенару:

— Кружевница! Вы могли бы выбрать получше.

С акадийским вельможей чуть не случился припадок

— Что вы говорите? — пробормотал он — Она — удивительная женщина!

— Но она же мать Никола Карбонеля, секретаря суда. Вы что, этого не знали?

В самом деле, это было для многих сюрпризом. Никто не представлял себе, что у секретаря суда Верховного Совета есть мать, и в особенности, мать — Кружевница.

Но Карбонель также был здесь с женой, у него была супруга, он оказался очень красноречивым, рассказывал забавные истории, и к концу вечера все забыли, что он — мрачный судейский, налагающий штрафы.

После Кружевницы пришла мадам ле Башуа. Полька говорила, что мадам ле Башуа — «чудачка». Худшего о ней ничего не говорили — мадам ле Башуа обладала даром внушать всем уважение и даже снисходительную привязанность. Ее называли «утешением страждущих» или «постоялый двор». Насмешки не шли дальше.

Она одевалась вопреки здравому смыслу. Она говорила, что в любовных делах одежды следует снимать, и ей было непонятно, почему нужно предварительно придавать им такую важность.

Она переделывала туалеты, которые ей привозили из Франции. Можно было подумать, что она всеми силами стремилась приблизиться к моде времен Генриха IV Она говорила, что прекрасно чувствовала себя в туалетах, которые бабушка, воспитавшая ее, одевала на нее в юности Начиная с шестнадцати лет у нее было более чем достаточно поклонников, и она не видела никакой необходимости в том, чтобы изменить эту удачную для нее моду.

Она явилась на бал в день Богоявления со своим веером из перьев дикой индейки, с которым она никогда не расставалась, в блузе земляничного цвета и фиолетовой юбке, обшитой галунами.

Все это было бы не так страшно — цвет ей шел, — если бы она не раскрасила свое полное лицо яркой косметикой Среди этих румян ее красивые голубые глаза, нежные и смеющиеся, казались еще более ласковыми и милыми, она вызывала умиление и стремление ее обнять.

Мадам де Меркувиль напрасно пыталась увлечь ее в угол, чтобы посоветовать ей слегка смягчить цвет лица с помощью носового платка.

У нее не было на это времени, так как мадам ле Башуа тут же пригласили на танец. Танцевала она прекрасно. Молодые люди Квебека потихоньку стали смеяться, но, видя ее успех, довольно быстро убавили свою спесь Несмотря на достойные похвалы усилия мадам де Кастель-Моржа, Анжелике не удалось избежать встречи с де Вивонном. Он пришел на бал с целью встретиться с ней. Из приличия ей пришлось по его приглашению закусить и выпить бокал шампанского в его компании. Казалось, он совершенно не помнил о не слишком любезных словах, которыми они обменялись в рождественское утро. Это было вполне в нравах Двора, где один день смертельно ненавидели друг друга, а на следующий день расточали любезные слова.

Он сумел задержать ее одну.

— Я не мог говорить перед своими спутниками, но я хочу, чтобы вы знали… Я не смог вас забыть.

— Но я — да!

Он не был обескуражен. Она нравилась ему, когда принимала такой высокомерный вид. Презрение идет красивым женщинам.

Она смотрела на него свысока.

Вдали от блестящего общества, окружающего короля-солнце, с этих придворных спадала фальшивая мишура, создававшая их отраженный блеск. Их надушенные мускусом и фиалками одежды, казалось, хранили затхлый запах грязных скандалов, мелких интриг.