Она встретила мадам де Меркувиль, которая начала жаловаться ей на «дочерей короля».

— С ними совсем не легко.

Анжелика обеспокоилась, думая, что они слишком много болтают о том, что приключилось с ними у берегов Голдсборо. Но оказалось, что мадам де Меркувиль имеет в виду их претенциозность.

— Они уже заранее капризничают в выборе своих будущих супругов и делают недовольные гримасы, когда я им предлагаю ту или иную работу. Одна из них — мулатка из Мавритании. Я думала, что оказываю ей честь, предложив помогать Перрине, моей кормилице-негритянке. Но эта девушка мне возразила, что ее крестная была знатного происхождения, что она получила прекрасное воспитание не для того, чтобы приехать в Канаду в качестве рабыни, а чтобы выйти замуж за офицера. Единственная из этих девушек, кто мне нравится, — это Дельфина де Розуа. Но вот она-то как раз и не хочет выходить замуж.

Анжелика решила навестить мадам де Меркувиль, дом которой всегда был полон детей и разных посетителей.

Уже в вестибюле маленькая Эрмелина кинулась ей навстречу. Ее няня пожаловалась Анжелике, что девочка все время стремится убежать к ней. Ее чудесное исцеление дало даже чуть-чуть излишние результаты: если раньше боялись, что она не будет ходить, то теперь приходилось весь день за ней бегать.

Поцеловав девочку, Анжелика принялась слегка журить «дочерей короля»:

— Вы должны соглашаться на ту работу, которую вам предлагают, пока Большой Совет занят утверждением вашего вопроса. Мы восстановим ваше приданое, но вы должны показать также, на что вы способны, продемонстрировать ваши таланты, ваш добрый нрав, хорошее воспитание, если вы хотите понравиться молодым людям из этой страны и выйти за них замуж.

Скоро Рождество, и многие молодые люди, одиноко живущие на дальних фермах, съедутся в Квебек, чтобы присутствовать на праздничных службах в церкви.

Мы воспользуемся этими торжественными днями, чтобы дать большой бал. Господин губернатор предоставит для этого свои гостиные в замке Святого Людовика. Вы прибудете туда и сможете познакомиться с вашими будущими женихами.

Сироты и воспитанницы Главного госпиталя с широко раскрытыми от восторга глазами захлопали в ладоши. Они, видевшие в своей жизни лишь толстые монастырские стены и суровых воспитательниц, не верили своим ушам.

— Мы поедем на бал? Во дворец губернатора? Даже мы, мадам?..

— Да, даже вы! Мы находимся в Канаде, и не забывайте, здесь людей оценивают не по титулам и званиям, а по их истинным качествам и достоинствам… Я позабочусь о том, чтобы вы были хорошо одеты и причесаны, но вы, со своей стороны, должны будете вспомнить все, чему вас учили.

Вы явитесь на бал красивыми, скромными, любезными, и, смею вас уверить, вы не останетесь без внимания.

Она оставила их погруженными в розовые мечты. Дельфина де Розуа имела с ней отдельную беседу:

— Мадам, если бы я знала, что не останусь при вас, я бы не уехала из Акадии. Я так жалею, что не осталась в Голдсборо, как некоторые из наших товарок, сумевших скрыться в момент отъезда мадам де Модрибур.

Господин Патюрель обещал им позаботиться об их судьбе. Конечно, Акадия — немного страшное место, там столько еретиков и пиратов, но теплота ее жителей покоряет очень быстро. Мадам, могу ли я обратиться к вам с просьбой взять меня с собой, когда вы будете возвращаться в Голдсборо?

— Но пока мы об этом и не думаем… — возразила Анжелика. — Святой Лаврентий скоро оденется льдом, и мы не сможем покинуть Квебек раньше, чем весной. За это время ваши желания могут измениться.

Про себя она думала: «Кто знает, вернемся ли мы когда-нибудь в Голдсборо? И куда повлечет нас судьба будущей весной?»

Уже начинало смеркаться, когда она покинула дом мадам де Меркувиль.

В темном небе кружились легкие, маленькие снежинки и, не ложась на землю, исчезали в легкомысленном, танце.

Анжелика чувствовала себя подавленной, как бывало всякий раз, когда ей приходилось вспоминать события минувшего лета: Амбруазину-демона, ее давнюю связь с отцом д'Оржевалем. «Нас было трое детей, несущих на себе проклятие: он, 3алил и я. Невозможно разорвать тот магический круг, куда ты попадаешь в детстве».

Неяркое пламя свечей горело за окнами часовни урсулинок. Оттуда доносилось тихое пение женских голосов. Монахини замаливали грех, совершенный при похищении облаток.

Покой вновь вернулся в душу Анжелики. Звон колоколов над Квебеком, казалось, уносил все тревожные и мрачные мысли, а на их место возвращались обычные повседневные думы и заботы: о спасении души, о церкви, о светских обязанностях, о приближающейся зиме, о заготовке продуктов в погребе и на чердаке и вновь о молитвах, о церкви и т. д.

Когда пришло воскресенье и Анжелика отправилась в церковь, она вдруг вспомнила, что прошла всего лишь неделя с того дня, когда она слушала торжественную мессу в этом самом соборе.

«Вот уже неделя, как чужеземцы с „Голдсборо“ приехали в Квебек, — писала м-ль д'Уредан, опершись на свои кружевные подушки и бросая время от времени взгляд в сторону дома, стоящего напротив. — И я могу сказать вам без обиняков: эти люди взволновали весь город, как и ожидалось, но совсем не так, как того опасались, и я это прекрасно ощущаю, хотя не имею даже возможности поговорить с кем-нибудь об этом, так как мои друзья меня, в некотором роде, покинули, переметнувшись на сторону мсье и мадам де Пейрак, пользующихся всеобщим вниманием.

Интендант Карлон навестил меня всего лишь раз после своего приезда. ОН явился крайне возбужденный после экстренного заседания Большого Совета и сообщил мне, что они с господином де Пейраком собираются обмениваться поставками свиного сала, изготавливать поташ и производить шерстяные ткани… Вы ведь его знаете, ему не надо ничего иного, чтобы чувствовать себя счастливым… Но вам известно также, что я питаю к нему слабость, и поэтому вы догадываетесь, как я страдаю от его невнимательности.

Зато соседство с этой очень красивой дамой, о которой многие говорят как о колдунье, привело в мой дом людей, без которых я прекрасно бы обошлась. Эти люди хотят удовлетворить свое любопытство, следя за ней из моего окна, которое, как я вам уже говорила, является прекрасным наблюдательным постом. Напрасно эти несносные люди делают вид, что пришли ко мне из-за дружеского расположения. Я себе не льщу.

Среди прочих меня посетила мадам де Кампвер… Мадам де Кампвер я вижу не чаще одного раза в году, когда она не может найти партнеров, помогающих ей разориться в игре, и тогда она приходит ко мне сразиться в «тридцать один» — игра, в которую я достаточно ловко играю. Вчера она явилась ко мне, всячески демонстрируя свои дружеские чувства, в сопровождении четырех мужчин из своего окружения, которые, спешу вам сообщить, мне сразу же не понравились. Речь идет о господах де ла Ферте, Бессаре, де Сент-Эдме и д'Аржантейле. По тому, как они уселись, уставившись в окно на дом Виль д'Аврэя, я поняла, что они пришли подсматривать за нашими гостями. Стараясь что-нибудь увидеть, они чуть не свернули себе шеи, и все это время выспрашивали у меня множество деталей, касающихся прекрасной мадам де Пейрак. Эти четверо имеют вид негодяев, у каждого из них своя роль в этой банде разбойников.

Тот, которого зовут Бессар, распоряжается деньгами. Это финансист. По-видимому, он ограбил множество людей, потому и сбежал в Канаду.

Самого молодого из них зовут Мартен д'Аржантейль. По всей вероятности, он сопровождает господина де ла Ферте, который, несомненно, высокого происхождения. У этого д'Аржантейля красивое лицо, но какой-то мутный взгляд. Он носит красные перчатки, заказанные для него де ла Мелуазом, и у него привычка то и дело сгибать и разгибать пальцы так, как будто он собирается кого-нибудь задушить. Я слышала, что у него было звание «главного игрока в лапту», что когда-то он был компаньоном Его Величества. Но вот уже несколько лет, как король предпочитает охоту, как пожаловался мне он. Д'Аржантейль также увлечен магией и алхимией. Он был влюблен в эту Бренвильер, отравительницу, которую недавно обезглавили на Гревской площади. Он ее оплакивал и называл «святой». Лучше бы уж он поменьше об этом рассказывал. Это, без сомнения, причина его пребывания вдали от Парижа.