Ко мне метнулся новый огненный вал — на этот раз огромный и широкий. Не успел я уйти, как уже оказался в кольце пламени. Вложив остатки сил, я оттолкнулся от кипящего асфальта и взмыл в воздух.

За мной оставался шлейф огня — лишенная защиты покровом броня горела и плавилась. Толстой задрал голову, глядя на меня с сумасшедшей улыбкой.

И тяжелая пуля разведчика разворотила великому княжичу колено. Рухнув на раненую ногу, Рюрикович бросил взгляд в сторону позиций группы Головы, и там вспыхнул яркий столб огня.

Я приземлился в голой степи, неудачно ударившись левой половиной тела. Хрустнули ребра, я сплюнул кровь в пыльную траву, и тут же попытался удрать, но великий княжич уже повернулся ко мне все с той же улыбкой. Простреленная нога его совершенно не беспокоила.

Вытянув руку, Толстой щелкнул пальцами.

— Гори!

Сухая трава мгновенно вспыхнула, я оказался посреди стремительно окружающего меня пламени. Чад и дым застилали обзор, не давая дышать. Я услышал гул огненного хлыста раньше, чем предатель обрушил его на меня сверху.

С проклятьем рванув в сторону врага, я оказался объят пламенем со всех сторон. Огонь мгновенно испепелил остатки одежды, я услышал треск волос и бровей. Адская боль выбросила меня в глубокий транс, и я на одной только воле домчался до дороги.

Толстой вскинул брови, увидев, как я выпрыгиваю из его пламени.

Удар кулака в лицо смял его нос, лопнули губы, Андрей мотнул головой, делая шаг назад. Еще удар — в живот. Рюрикович повис на моей обожженной руке. Еще удар — по шее ладонью, и Толстой валится мне под ноги.

Чувствуя, что сейчас упаду, я стоял над поверженным предателем до тех пор, пока рядом не оказались разведчики.

На него надели наручники, мне что-то вкололи в плечо. И сознание я потерял, все еще стоя на ногах.

В себя я пришел рывком, будто вынырнул со дна глубокого озера. Жадно хватая воздух распахнутым ртом, вцепился в поручни лежанки.

Медицинская палата, вокруг оборудование, но ни камер, ни сотрудников.

Осмотр показал, что надо мной потрудился целитель. И потрудился на славу — ни шрамов, ни боли. Все так, будто я просто спал, а не прошел через геенну огненную.

— Это было… Опасно, — выдохнул я, садясь на мягкой кровати.

Если раньше у меня были подозрения, теперь я был уверен — Марков намеренно сунул меня в эту мясорубку. Государь, похоже, решил устроить будущему защитнику цесаревича тест-драйв по полной программе.

Иного объяснения у меня не было. Толстой оказался гораздо сильнее, чем я рассчитывал. Или это так повлиял тот факт, что он принял меня за Ефремова, родового врага, и у Андрея Николаевича бешенство заменило разум. Он ведь даже защитой пренебрег, лишь бы до меня добраться.

Окон в помещении не было, так что я понятия не имел ни где я точно нахожусь, ни какое время суток сейчас. Я знал, что целитель высшего класса способен практически воскресить, но для моих ожогов нужно иметь просто божественный уровень подготовки.

Отдышавшись, я потрогал воткнутый в вену катетер, и один из мониторов тревожно запищал. Отлично, сейчас кто-нибудь зайдет, и я все узнаю.

Тот факт, что мое лицо больше не тайна, меня особо не тревожил. Я сделал, что мог, и сейчас глупо переживать, что о моем участии узнают. Гораздо важнее понять, где я, какой сейчас день, и когда я попаду домой.

Стена напротив моего лежака сдвинулась, открывая мне обзор на выложенный бледно-зеленым кафелем коридор. В проем вошел мужчина, лицо которого я смутно припоминал — именно он лечил меня после боя с Ивановым.

— Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич, — кивнул он, проходя в палату. — Мы с вами незнакомы, хотя и неоднократно встречались. Позвольте представиться — Ерофеев Константин Владимирович, личный целитель государя Михаила II.

Я вежливо наклонил голову.

— Судя по обстоятельствам нашего знакомства, мне очень повезло, что я попал именно в ваши руки, Константин Владимирович.

Тот кивнул и взглянул на показания мониторов.

— Чтобы между нами не было недопонимания, скажу сразу, княжич, — произнес Ерофеев. — Я проводил операцию по внедрению оплодотворенной яйцеклетки государыни. Можно сказать, я в некоторой степени причастен к вашему рождению.

Выдержав короткую паузу, я ответил ему:

— Ничего об этом не знаю, Константин Владимирович, я — Романов.

— Ну, разумеется, — улыбнулся целитель царя. — Но главное — вы совершенно здоровы и можете возвращаться домой. Ваш отец уже ждет вас в личных покоях государя. Каких-либо последствий можете не опасаться, мой дар — особенный, как вы наверняка уже успели заметить.

— Манипулируете временем, — кивнул я, припомнив свои мысли при нашей прошлой встрече.

— В очень ограниченном пространстве, — улыбнулся тот. — Впрочем, вы ведь тоже не так просты, как кажетесь. Что ж, не буду вас задерживать, — он указал рукой мне за голову. — Одежда ждет вас, дверь открыта. Можете выходить, как только будете готовы. Снаружи дежурит гвардия, она проводит вас куда нужно.

Я поблагодарил его кивком, стягивая простынь со своих ног. Ерофеев же дошел до выхода и обернулся, прежде чем покинуть палату.

— Как целитель я бы рекомендовал вам, Дмитрий Алексеевич, воздержаться от подобного напряжения. Но вы молоды, горячи, вам наверняка хочется приключений, и вы не последуете моему совету.

Я улыбнулся в ответ, и целитель оставил меня одного.

Быстро осмотрев одежду, я убедился, что она действительно моя. Даже часы с телефоном привезли. Облачившись в костюм, я машинально поправил воротник рубашки и направился на выход.

Пара воинов с винтовками наготове встретила меня кивками.

— За нами, княжич Романов.

— Ведите, господа, — ответил я и пошел вслед за личной дружиной государя Русского царства.

Мы миновали один короткий коридор, в котором я заметил несколько таких же палат, только пустующих и с погашенным светом. Затем свернули какими-то наверняка секретными тоннелями. Гвардеец впереди толкнул глухую стену, и мы вышли в царские покои.

Горел камин, в воздухе пахло табаком и крепким алкоголем. У огня стояло три кресла, и все были заняты. При моем появлении отец поднялся со своего — бледный, взъерошенный. Не глядя ткнув окурком в пепельницу и промахнувшись, князь Романов подошел ко мне и порывисто обнял.

На этом фоне отсутствие какой-либо реакции со стороны моих биологических родителей выглядело настолько контрастно, что я даже усомнился, а не обманули ли меня, подделав родство?

— Дмитрий, присядь, — велел Михаил II, указывая мне на освобожденное отцом кресло. — Алексей, выйди.

— Мы не об этом договаривались, — качнул головой тот.

— Леша, выйди, нам нужно поговорить наедине, — поддержала супруга царица, глядя на брата из-под чуть нахмуренных бровей.

Князь Романов вдохнул, его ноздри раздулись от гнева, и я видел, что он в шаге от того, чтобы взорваться, несмотря ни на какое самообладание. А если он сейчас взорвется, моя настоящая семья обязательно пострадает, и государыня не спасет, сама постарается приструнить брата.

В любовь царицы к своему прошлому роду я уже не верил ни на грош.

Взяв князя за локоть, я чуть сжал пальцы.

— Все в порядке, отец, — заверил я. — Я скоро вернусь.

Он взглянул на меня, выдохнул, и в ту же секунду вновь предстал таким, каким я привык его видеть. Собранным и невозмутимым.

— Я жду, Дмитрий, — кивнул он и в сопровождении гвардейцев покинул покои.

Я несколько секунд смотрел на закрывшуюся за ним дверь, после чего обернулся к царю и царице.

— Ну, здравствуйте, папа и мама, — с ухмылкой произнес я. — Давно не виделись. Полагаю, пора поговорить?

— Теперь, — подчеркнул интонацией Михаил II, кивая мне на кресло, — действительно пора.

Опустившись на мягкое сидение, я ткнул непотушенный окурок отцовской сигареты в пепельницу. От запаха сгоревшего табака свербело в носу.