Мы с цесаревичем вежливо улыбнулись.

Я понимал гедонистов и сам порой любил посибаритствовать. Но делу время — потехе час. Нельзя сидеть на месте и любоваться закатом, когда от каждой твоей минуты напрямую зависит, доживешь ты до того момента, когда вечная жизнь станет реальностью, или станешь тем, кто умрет на пороге открытия бессмертия.

— Прошу в дом, дорогие гости, — распахнув руки, произнес Михальский. — Я искренне надеюсь, что вам у меня понравится.

Еще бы, не у каждого боярина цесаревич со своими ближайшими сторонниками останавливается. О подобной чести внукам рассказывают. А уж соседям — тем более, и обязательно в подробностях.

Нас проводили в огромный зал, явно рассчитанный не на один десяток человек. Цесаревичу выделили кресло во главе длинного стола, сам хозяин устроился слева, а мне отвели место по правую руку от наследника. Других членов рода Михальских в особняке не было.

Аппетита у меня особенно не имелось, Игорь Михайлович тоже только обозначал, что ест. А вот сам боярин не брезговал есть от души. Было заметно, что Петр Олегович наслаждается вкушаемыми яствами. Счастливый человек.

При этом хозяин развлекал Игоря Михайловича светской беседой, попутно рассказывая о своих достижениях на ниве управления вверенной ему землей. И слушать Петра Олеговича было приятно — он умел увлечь разговором, при этом так, что нам оставалось только кивать в нужных местах, практически не участвуя в диалоге.

Время за ужином пролетело стремительно. Однако по Игорю Михайловичу было заметно, что наследник был бы не прочь уже откланяться. Видел это и Михальский.

— Петр Олегович, — обратился наследник престола к боярину, — мы благодарим вас за этот чудесный ужин. И надеемся, что вы и дальше будете столь прекрасно вести дела Дрогичина. У вас превосходный город, мы желаем ему процветания.

— Ваша похвала — честь для меня, Игорь Михайлович, — поклонился тот.

— Однако нам пора уходить. На завтрашний день у меня назначено много важных встреч, но надеюсь, что вскоре мы снова с вами встретимся и воспользуемся вашим гостеприимством.

По мере того как наследник престола говорил, улыбка на лице Петра Олеговича становилась все более довольной. Впрочем, от созерцания этой картины меня отвлекло сообщение «Оракула».

«Нападение на пограничный пост Русского царства».

Охрана цесаревича не подвела. Не успели мы и шагу сделать, а вокруг нас на крыльце уже столпились гвардейцы. Лицо боярина Михальского исказилось от удивления, однако он послушно отступил на несколько шагов, прежде чем его отодвинули насильно.

— Игорь Михайлович? — негромко спросил Петр Олегович.

Наследник престола усмехнулся, уже закрытый со всех сторон телохранителями.

— Нападение на границу, Петр Олегович, — ответил цесаревич, делая мне знак следовать за ним. — Но не переживайте, царская армия остановит любого, кто смеет поднимать оружие на Русское царство.

Мы прошли к уже заведенным автомобилям, и Игорь Михайлович кивнул мне:

— Князь Романов, со мной, — приказал он не терпящим возражений тоном.

— Как пожелаешь, цесаревич, — ответил я, и мне тут же открыли дверь с другой стороны.

Скажи кому-нибудь еще год назад, что сыну Романовых позволят сидеть в одном автомобиле с наследником Рюриковичей, да во время вооруженного нападения — я бы и сам усомнился. Однако времена меняются, и из члена рода враждебного клану Рюриковичей я превратился в важную фигуру в Русском царстве. Настолько, что меня допускают к защите наследника престола.

— Дмитрий, обеспечь нам максимальную защиту, — велел цесаревич, как только за ним захлопнули дверь.

Я тут же наложил купола на кортеж, прикрывая машины, забитые гвардейцами Милославских. Лишняя мера, как по мне, но сделать это не сложно, и много сил я не потрачу.

— Надеюсь, Игорь Михайлович, мы не на передовую? — уточнил водитель, касаясь кончиками пальцев рычага коробки передач. — По инструкции в такой ситуации мы должны посадить вас на поезд и отправить в Москву.

Цесаревич бросил на него короткий взгляд.

— Пока мы доедем, все будет кончено. Найдите безлюдное место, где мы сможем остановиться. Поезд пока что остается в Дрогичине. Бежать никуда смысла нет, — жестко произнес Игорь Михайлович.

Что ж, хорошо, что он понимает, что бросаться закрывать возможные дыры в нашей обороне не имеет смысла. Несмотря на то, что было снято усиление с арсеналов, саму границу охраняют достойно.

— Будет сделано, — кивнул гвардеец, и цесаревич поднял стекло, отделяя нас от посторонних.

— «Оракул», покажи мне бой на границе, — велел Игорь Михайлович, откидываясь на спинку своего кресла.

Искусственный интеллект подчинился, выдавая нам обоим видео и отчеты по происходящему. Первое, что бросилось в глаза — немецкая форма у солдат и гербы на технике.

— Готово, цесаревич, — ответил «Оракул».

— Значит, решили добить всех поляков, — усмехнулся Игорь Михайлович.

И он был прав — в объективы камер попадали лица врагов, система определяла людей. И ни одного немца среди них не имелось, все — бывшие кадровые военные Речи Посполитой.

Они, конечно, вооружились не только своим, но и немецким оружием. Тем самым, что вытащили в любезно открытых Германским рейхом арсеналах. Однако на фоне современных систем и техники устаревшие угловатые модели бросались в глаза.

— Их почти впятеро больше наших, — заметил я, оценивая обстановку.

Наследник престола улыбнулся.

— Не имеет никакого значения, Дмитрий Алексеевич, — произнес он, поднимая обе руки так, будто собирался играть на пианино. — Какая там температура плавления у немецкого «Ягуара»?

— Двух тысяч хватит, — ответил я.

Уточнять, что от сидящего внутри экипажа не останется и следа при таком тепловом ударе, не требовалось. Я уже понял, что Игорь Михайлович намеревается сделать. И тот факт, что он собирался применить технику на расстоянии в несколько сотен километров, внушал уважение.

«Оракул» послужит цесаревичу в качестве прицела. Точный расчет условий применения техники для человека, который магическую систему просчитал, сидя в кресле директора мясного завода, задача не сложнее, чем дважды два. Потому в успехе удара я ни секунды не сомневался.

Глаза Игоря Михайловича вспыхнули ярко, как два пылающих костра. Вокруг кистей цесаревича сформировались облачка иллюзорного пламени, и наследник престола встряхнул ладонями, будто стряхивая с них капли воды.

Благодаря линзам я прекрасно видел все поле боя.

Построенная в поле дорога от Варшавы вела к русским укреплениям. Засевшие за бетонными перекрытиями бойцы вели огонь по подступающему противнику. Два уже разбитых прожектора на русской заставе все еще вращались, искря и поворачиваясь во все стороны.

Горела бронемашина пограничников, выехавшая в поле. К пограничному посту медик тащил пребывающего без сознания бойца. Его прикрывали еще трое солдат русской армии, периодически отстреливающиеся от наступающего противника. Медик пригибался к земле, то справа, то слева от него вспучивалась от взрывов почва, летали куски асфальта.

Пятьдесят четыре вражеских бойца в боевых доспехах шагали в полный рост, расстреливая пулеметные ленты и выпуская маленькие ракеты из пусковых установок на спинах. За ними ползла пара «Ягуаров» — легких танков прорыва Германского рейха. Три броневика неспешно катились по дороге, принимая на себя удары русских пуль и отстреливаясь из установленных на них орудий.

— Еще немного времени, — произнес цесаревич, выдыхая сквозь зубы.

Он все еще поддерживал свою технику. И я вживую наблюдал, почему монархам запрещено вступать в битву лично.

Сперва ночное небо едва заметно посветлело. Яркое сияние усиливалось, охватывая все больше территории. Словно над полем боя включили лампы дневного света.

Возникшая заминка тут же сказалась на продвижении польских бойцов. Они замерли на месте, кто-то вскидывал голову вверх, рассматривая, что происходит. Часть не прикрытых броней солдат срезали русские пули.