Так-то оно, так, но девчонке, что сама, без отца, без матери живет, от незнакомого парня не только покражи опасаться нужно. А эта и не думает: одно слово — мелкая.

— Бояться всегда есть чего, — попытался вразумить он ее.

— И чего же?

Глазища вытаращила, улыбка, как была, рассеянная. Валета прям злость взяла на такую глупость. Еще чуть-чуть и ляпнул бы такое, чего она отродясь не слыхала, но сдержался. А Софи поерзала на стуле, улыбаться перестала и переспросила серьезно:

— Так чего мне от тебя бояться?

— От меня? — растерялся парень. — От меня — ничего. Я же сказал, я…

— Вот и хорошо. Можно, и я тебя спрошу?

— Спрашивай.

— Как у тебя рана так быстро зажила?

Этого вопроса Тьен ждал давно, но ответа на него так и не придумал, ни для Софи, ни для себя.

— Не знаю.

Девочка обиженно поджала губы.

— Вот и говори с тобой! Я, как есть, все рассказала, а ты…

— Правда, не знаю. Зажила, и все. Я в таком не разбираюсь. Всякое же бывает. У нас в слободе плотницкая одна есть, мебель на продажу делают. Так два года назад сынок хозяйский, лет семь ему тогда было, палец под резак подставил. Начисто оттяпало. А доктор приставил на место, кожу сшил, и приросло. Зуб даю, сам видел.

— Про других ты рассказывать горазд, — заметила Софи. — Как и зубами разбрасываться.

Тьен непроизвольно сжал губы.

— Другое что спроси, — предложил миролюбиво. — Отвечу.

— Сколько тебе лет?

— Не зн… Семнадцать, — вовремя спохватился он, вспомнив каракули в потерянном паспорте.

— А как ты стал вором?

— Как стал воровать, так и стал вором.

— А живешь где?

— Ну ты даешь, подруга! — рассмеялся Валет, забыв прятать дырку в зубах. — Здесь я живу.

— И надолго планируешь задержаться?

Деловитый тон, которым это было сказано, настораживал.

— Снова гнать будешь? — с опаской поинтересовался вор.

— Пока нет. — Софи уже совсем не улыбалась. — Хочу знать, на что рассчитывать.

— Деньги нужны? — понял он.

— Деньги всегда нужны, — вздохнула девочка. — Но мне теперь…

— Договаривай уже, — потребовал Тьен, когда она резко смолкла.

— Тянуться надоело, — созналась она, уставившись в пол. — Каждую монетку считать, экономить. Нормально жить хочется. Есть нормально. Люку самой игрушки дарить, одежку новую… Коньки себе купить. Или под залог брать, но так чтоб не жалеть потом… Понимаешь?

Подняла на него глаза, блестящие уже не от радости, а от выступивших слез, и Валет поежился: серьезный разговор вышел, он не на такой рассчитывал.

— Понимаю. Даже лучше, чем ты себе представляешь. Сам почти о том же в последнее время думаю… А ты что же, решила мне каждую неделю плату поднимать?

Грубую попытку свести все к шутке не оценили.

— Нет, конечно, — сказала Софи серьезно. — Да и три листра — слишком много. Ты же продукты покупаешь, так что пусть уж два, как раньше. А я теперь в лавке буду больше получать… наверное. Еще семян купила, посажу опять. К новому году уже не успею, но весной на цветы спрос будет…

— А, цветочки, — протянул парень.

Вышло, хоть и не хотел, пренебрежительно, и девочка сердито насупила брови.

— Цветочки. И что? Сам, небось, раздумываешь, где бы украсть побольше?

Валет о своей профессии, если и говорил без гордости, то уж точно не с презрением. Царапнуло. Еще и от малолетки, у которой рыльце тоже, между прочим, в пушку.

— Угадала. — Сплюнул он раздраженно. — Деньги, они, говорят, не пахнут. Но тебе-то, после касторки лучше знать.

Врала мелкая, что совсем его не боится: не боялась бы, уже б схватила со стола что-нибудь, бутылку ту же, и приложила его. Если бы получилось. А так — только подобралась вся, ощерилась зверенком, но глаза враз просохли от злости.

— Еще тот случай помянешь, пойдешь другое жилье искать, — пригрозила она сквозь зубы. — И подарками уже не задобришь. Я такое только раз сделала. И не только потому, что жить не на что было. Аптекарю тому… Чтоб знал, как на чужих смертях наживаться!

— Что? — опешил Валет, враз позабыв, что хотел как следует приструнить малявку, чтобы не вякала. — Это Ганс на чужих смертях наживается?

Софи закусила губу, потупилась.

— Мама из-за его микстур умерла, — прошептала она едва слышно. — Доктор сказал, если бы по рецепту все делалось…

Совсем не туда разговор свернул.

— Доктор твой что, лично лекарства проверял? — спокойно уточнил Тьен. — А сказать что угодно можно, особенно, если не подумавши. Ганс, конечно, старый уже и ошибиться с его слепотой немудро, но специально обманывать не стал бы, уж поверь. А люди, бывает, и при хорошем лечении… Ну, бывает. Судьба такая. Своей внучке старик, небось, точно по рецепту микстуры готовит, а на ноги так и не поднял. Лежачая она у него, восьмой год уже. Потому, видно, и не продал до сих пор дело: и заработок имеет, себе и ей на пропитание, и лекарства постоянно нужны…

Софи пристыженно умолкла, и парень пожалел о том, что рассказал ей о жизни старого аптекаря. Пусть бы верила, что права — на сердце легче.

— Шла бы ты спать, — вздохнул он. — А то неизвестно, до чего еще договоримся.

— Посуда, — пролепетала девочка. — Присохнет до завтра…

— Ложись. Я помою.

С его стороны это было невероятное одолжение: мыть посуду Валет искренне ненавидел.

После того вечера, когда, борясь с брезгливостью, сперва бултыхался в теплой скользкой воде, а потом с полчаса оттирал щелоком, казалось, намертво въевшийся в руки жир, Тьен пришел к выводу, что хватит с него откровенных бесед и геройских поступков. При жилье остался, хозяйка обид не держит — и хорошо. Ужинать, правда, теперь стали вместе и разговаривать чаще, но в основном о пустой ерунде, лишь бы чем себя занять.

На второй день узнал, что Софи в самом деле подняли плату в лавке. С заработком, очевидно, прибавилось и работы, но Валет не расспрашивал, что да как, а сама она не рассказывала. По-прежнему тягала за собой туда-обратно братишку, а возвращаясь, возилась на кухне или бралась за уборку. Даже гулять с Люком ходила, как обычно. Как-то пришло в голову пойти за ними и посмотреть, берет ли девчонка, как мечталось, коньки под залог или топчется у бортика, пока другие катаются. Не пошел, конечно. Подумал, что лучше купит мелкой коньки в подарок — до нового года оставалась неделя. Нужно только присмотреть что-нибудь подешевле, потому как время шло, отложенные когда-то деньги таяли буквально на глазах, а нового места он себе так и не нашел.

Прикидывал, не податься ли и впрямь к театралам. Но у тех наверняка лучшие точки уже оприходованы, да и в колоде, выйди он «в люди», рано или поздно прознают, а этого пока хотелось бы избежать. Нет, от царской свиты беды не ждал. Жил он в слободе честно, в казну свою долю отстегивал, другим работать не мешал, а уйти, тем паче, после всего, что было, — его право. Может, только отступные какие стребуют, так и это — вопрос решаемый. Другое дело, если до «мертвяка» дойдет. Франтоватого господина, чей портсигар он до сих пор носил в кармане, хоть после своей «смерти» ни разу больше не закурил, Валет не то что боялся, но всерьез опасался. Чего-то ж ради поднял тот на уши и колоду, и слободских жандармов, чтобы его найти? И явно не за тем, чтобы краденую безделушку вернуть. А зачем — неизвестно. И пока неизвестно, Тьен больше нужного светиться не собирался.

В третий вечер вышел-таки из дому. Прогулялся по людным местам. Дернул пару бумажников — вроде никто не засек. Улов достался некрупный, но на первых порах, не шикуя, можно и так продержаться. Опять же, пока никто не заметит на своей территории чужака. Но если работать аккуратно, сегодня здесь, завтра там, то и не попадется.

На том и порешил.

А на следующий день была назначена встреча с Лансом.

Место Тьен выбрал подальше и от родной слободки, и от дома Софи. Неприметный кабачок на окраине делового центра работал допоздна и принимал, как вечно нищих студиозов, так и вполне себе обеспеченных клерков. И те, и другие, сделав заказ сообразно своему кошельку и вкусу, тихо сидели за разделенными деревянными перегородками столиками, тихо жевали и изредка так же тихо переговаривались. Не случалось тут ни шумных попоек, ни пьяных драк, ни поножовщины, ни облав. Кухня, правда, оставляла желать лучшего, а за приличное вино сдирали втридорога, но Валет рассудил, что за спокойствие, как и за все в этой жизни, нужно платить.