– Я сейчас уйду, – пообещала я, игнорируя его резкость. – Я просто хотела поблагодарить тебя. Ты спас мне жизнь.

– Не за что, – он нервно пожал плечами, шумно размешивая сахар маленькой ложечкой.

– Есть за что. И если я могу что-то сделать для тебя, ты только скажи. Я имею в виду что-то кроме джемпера и брюк взамен испорченным.

– Как насчет квартиры этажом повыше, с хорошим видом из окна? Вечерних прогулок и ночных развлечений? – язвительно поинтересовался Маркус, но тут же устало махнул рукой. – Мне ничего от вас не нужно. Просто оставьте меня в покое. И примите уже решение, каким бы оно ни было. Мне надоело здесь сидеть.

– Хорошо.

Я еще немного помедлила, ища слова, которые оказались бы правильными в сложившейся ситуации. Но что я могла? Пообещать, что все будет хорошо? Я уже обещала это Лине. И что вышло?

В конце концов я просто молча направилась к двери, замок снова клацнул. Держась за ручку, я все же обернулась. Маркус не смотрел на меня. Он продолжал мешать ложечкой чай, хотя сахар наверняка давно растворился.

– Почему ты не ушел? Ты же хотел, я видела. У тебя не было причин оставаться и рисковать ради меня.

– Я ничем не рисковал, – возразил он, не поднимая на меня взгляд. – Это ты забыла, что я неуязвим. Не надо записывать меня в герои.

– Все равно. Ты мог сбежать, но остался, чтобы помочь мне.

Маркус молчал, глядя в чашку. Сахар больше не размешивал, но и не пил. И не отвечал.

– Это было больно?

– Это всегда больно. Боль я чувствую так же, как и все. Только исцеляюсь быстрей.

– Почему ты не ушел?

Он снова тихо зарычал. Посмотрел на меня исподлобья, стискивая зубы от раздражения, явно готовясь сказать что-нибудь очень обидное, очень резкое, как он умел. Но когда он открыл рот, прозвучал вопрос:

– Почему ты не ушла? – Он сверлил меня взглядом, голос его прозвучал тихо и даже немного угрожающе. – Ты ничего не могла сделать. Не смогла бы защитить меня, даже если бы я нуждался в твоей защите. Ты и себя не смогла защитить, как мы увидели потом. В отличие от меня ты очень даже уязвима. Но ты осталась, рискуя погибнуть. Почему?

Я не знала, как ему объяснить. Я и себе-то объяснить не могла. Просто…

– …Я не могла уйти, – додумала я вслух, пожав плечами.

Он понимающе кивнул.

– Вот и я не смог.

Два дня к нему никто не приходил. К вечеру первого Маркус не мог поверить в свою удачу: неужели ему дали хотя бы день передышки? Оставили наедине с мыслями, позволили привести в порядок растрепавшиеся от избытка событий чувства?

Как ни странно, чувства у него все еще оставались. Они стали даже более яркими, чем раньше. Насколько он их помнил. Маркус всегда был довольно сдержан и не слишком эмоционален, хотя его можно было и разозлить, и даже вывести из себя. Он огорчался, обижался, влюблялся, завидовал, желал. Стыдился. После перерождения, как он называл про себя случившееся, все стало ощущаться острее. В особенности легко стало злиться, ненавидеть, презирать. Стало легче принимать решения, прежняя мораль больше не довлела над ним. Стыд тоже отступил.

И все же он не смог уйти и бросить Нелл. Почему?

Он продолжал проводить большую часть времени на кровати, прячась от камер. Нужно было о многом подумать, а контролировать выражение лица не хотелось, это отнимало силы и снижало концентрацию.

Снова и снова Маркус прокручивал в голове события предыдущего дня. Сначала он отказался уходить из вредности. Прекрасно понимая, что ему ничего не грозит, он хотел показать, что они не имеют над ним абсолютной власти, что он все еще может принимать собственные решения и не будет подчиняться их приказам.

Нелл, никогда не видевшая, как он регенерирует, видимо, забыла об этом. И решила остаться. Это действие было нелогично и так не походило на трезвомыслящего аналитика, которого он помнил. Хотя если задуматься, он помнил и то, что здравомыслие Нелл время от времени отказывало. Особенно, когда дело касалось Маркуса Фроста.

Но ладно она, запутавшаяся в своих чувствах девчонка. Пусть уже очень взрослая и достаточно умная, она все равно оставалась для него девчонкой. Он чувствовал себя на целую жизнь старше, хотя формально существовал года полтора, даже меньше. Как объяснить его странное поведение?

Ответ напрашивался один: Маркус Фрост. Тот все еще влиял на его решения и поступки. Груз его воспоминаний, отношение к этим людям, характер – всего было слишком много. Он оказался достаточно сильной личностью, чтобы черты этой личности продолжали сохраняться после всего, что произошло с ее носителем. Новый Маркус сейчас ненавидел себя за это. Если бы не чужие чувства, эмоции, мысли и принципы, он бы давно обрел свободу.

Впрочем, один плюс в случившемся все-таки имелся: вырвавшаяся на волю ярость пошла ему на пользу. Он вспомнил, как обернулся и посмотрел на останки жуткой твари, испытывая почти такое же мощное удовлетворение, как после убийства Рантор. Удовольствие, которое заставляло его почти не жалеть о том, что он пожертвовал шансом на свободу.

К вечеру второго дня Маркус забеспокоился. Что если они действительно решили оставить его в покое? Навсегда. Будут просто снабжать едой, следить за физиологическими потребностями, брать анализы по мере необходимости. И все. Даже в лаборатории Рантор он имел возможность общаться с Линой в любое время, по собственному желанию.

На третий день дверь открылась. За те считанные секунды, что отделяли клацанье замка от входа посетителя, Маркус успел встрепенуться от неожиданности, улыбнуться и снова напустить на себя обычный чуть надменный вид.

Его посетителем вновь оказалась Нелл. Впрочем, сегодня и была ее очередь.

– Берт и Антуан отказались от идеи развлекать меня беседами? – насмешливо поинтересовался Маркус, выходя из зоны спальни ей навстречу. – Или они боятся, что я сверну им шею?

Нелл остановилась посреди маленькой гостиной, посмотрела на приблизившегося Маркуса и даже слабо улыбнулась.

– Я попросила их дать тебе время, – пояснила она. – В прошлый раз ты ясно дал понять, что тебе хочется одиночества.

– В прошлый раз я не менее ясно дал понять, что не хочу тебя видеть, – напомнил он, проходя мимо нее на кухню. – Чай, кофе? Ничего крепче мне почему-то не выдают.

– Чай, спасибо, – попросила Нелл, выглядя несколько удивленной его предложением. Он никогда раньше не играл в гостеприимство. Она подошла к обеденному столу и положила на стул пакет, который держала в руках. – Новый джемпер и брюки.

– Какая щедрость, – он усмехнулся, доставая из шкафчика обе кружки. У него было всего две кружки, как и прочей посуды. – В чем подвох? И шмотки, и одиночество, и меня до сих пор не ликвидировали – твоя жизнь так дорога Антуану?

– Она ему еще дороже. – Нелл снова улыбнулась.

Похоже, сегодня его слова не жалили ее. Маркус понял, что намеренно сдерживается. Откуда-то появился страх, что она больше не придет, что никто больше не придет. Этого боялся он или прежний Фрост? Эта двойственность постоянно его злила. И сейчас разозлила тоже.

– Мне удалось уговорить его снять видеонаблюдение за твоей камерой, – между тем продолжила Нелл. – Тебе больше не нужно постоянно прятаться в ванной или спальне.

Маркус удивленно посмотрел на нее, протягивая чашку чая. Пакетик только начал окрашивать воду, но это был черный чай с мятой и без сахара. Как она любит.

– Спасибо, – в этот раз просто произнес он. Без сарказма. Слишком сильно удивился. – С чего вдруг ты попросила об этом?

– Заметила, что ты стараешься избегать камер. – Она подергала пакетик за бирку, чтобы чай заваривался быстрей, и подошла ближе к Маркусу. – И это понятно: невозможно жить под постоянным наблюдением.

– Я прожил так больше года. По сути, вся моя короткая жизнь прошла под наблюдением. И ты права, это неприятно. Спасибо.

Они помолчали, занятый каждый своей кружкой. Маркус искоса посматривал на Нелл. Она выглядела спокойной. Слишком спокойной, словно сделала себе укол транквилизатора перед визитом. А он испытывал благодарность. И страх перед тем, что она перестанет приходить. Все вместе взятое с каждой секундой сильнее и сильнее выводило из себя. Нет, цивилизованное распитие чая – это не про него, это про Фроста. Про того, другого.