Холанн оценил, как изящно Иркумов произвел его, мелкого счетовода в начальники и счел за лучшее не комментировать, и тем более не опровергать. Комиссар искоса глянул на Уве с видом мрачного сомнения, но переспрашивать не стал.

— Дальше что? — спросил Хаукон.

— Дальше махнул к Южным Воротам, там Махад, — танкист указал в сторону одного из спутников. — Только что пригнал грузовик. Он на метеостанции служил, ее закрыли, как раз последнее оборудование вывезли. Ну и…

Что было дальше, танкисту рассказывать в подробностях явно не хотелось. Впрочем, все и так было понятно даже сугубо гражданскому коменданту гарнизона.

— Дезертиры, — повторил Тамас, недовольно двинув челюстью, взирая на попутчиков Иркумова. Теперь и Уве присмотрелся к ним поближе.

Замотавшиеся, как и танкист, в одеяла, казались родственниками — отцом и сыном. Один довольно крепкий, широколицый дядька, застрявший где‑то между категориями "мужчина преклонного возраста" и "старик". Другой — совсем молодой, лет семнадцати — восемнадцати, растирающий красные щеки и побелевший нос. Роднило эту пару не внешнее сходство, а скорее взгляд. В глазах мужика и юноши засел… не то, чтобы страх… скорее тотальная растерянность, полное непонимание происходящего.

— А Тима убили, — тихо и все также потерянно пробормотал широколицый, кажется именно его Иркумов назвал Махадом. — Не успели мы его довезти…

Уве подумал, что "Тим" — это был четвертый беженец, тот, кого, наверное, уже обратили в пепел прометиевой горелкой вместе с одеждой и вещами гостей.

— Мы не дезертиры, — набычился Иркумов, но, перехватив холодный, как кусок полярного льда взгляд комиссара, быстро сдал назад. — Ну, не совсем…

Он подошел вплотную к прозрачной преграде, переступил босыми ступнями по холодному полу — будка отапливалась переносной печкой на прометиевых брикетах, но еще не прогрелась как следует.

— Господин комиссар, — почти просительно вымолвил отставной танкист. — Мы же не сдернули со службы совсем… Не в фавелы… В Танбранде сейчас такой пи… такое творится, что ни в сказке сказать. Руководства вообще нет, совсем. Полиция сама за себя, а энфорсеры и гвардия Теркильсена рубят всех, кто попадется под руку. Возьмите нас под командование, пошлите куда угодно, хоть зеленых гонять, хоть в передовое охранение. Но только чтобы с оружием, и командир толковый. А не как там…

Комиссар шагнул вперед, почти уперся лбом в стекло. Иркумов невольно выпрямился по стойке смирно, его примеру последовали двое напарников по бегству. У юноши то и дело спадало одеяло, так что его попытка соблюсти устав смотрелась довольно забавно.

Впрочем, никому не было смешно.

— Вас бы сейчас перед строем, да как положено, из десяти стволов, без приговора и разбирательства, за бегство перед лицом врага, — тихо и очень буднично протянул Хаукон в глубокой задумчивости.

Юноша, кажется, всхлипнул, широколицый побледнел, а Иркумов нервно качнул головой.

— Но посмотрим, — закончил Тамас. — Сначала пересидите карантин, а там видно будет. Попробуете бежать, даже хоть царапину на стене оставите — кончу всех без колебаний.

Иркумов не смог сдержать вздоха облегчения. Хотя комиссар не обещал ничего хорошего, но стало ясно, что беглецов не расстреляют. По крайней мере сейчас.

— Виктор? — не глядя на медика позвал Тамас, и Уве только сейчас вспомнил, что гарнизонный хирург тоже здесь, внимательно слушает.

— Буду следить, как за родными. Если что, хоть пятнышко на шкуре появится или одышка, тут же обеззаразим, — обнадежил Александров, и тон его слов не оставлял ни капли сомнений в том, каким именно образом медик намеревался проводить "обеззараживание". — До рассвета еще организую все для забора материалов и буду дважды в день контролировать кровь.

— Господин комендант, — сказал комиссар, теперь уже Холанну. — Вы привезли с собой разных писчих принадлежностей. Дайте этим… горе — беженцам по стопке бумаги… Хотя лучше Виктору передайте, он закинет им через камеру. И пусть пишут во всех деталях, что видели в Танбранде.

Когда они вышли за дверь, Уве перевел дух и, собравшись с силами, спросил:

— Почему вы не стали сразу их опрашивать? Что… случилось… что происходит в Танбранде?

— Незачем, — после короткой паузы ответил Тамас. — То, что там все плохо, мы и так знаем. А подробности… пусть отдохнут малость, да все подробно распишут.

— Мне все‑таки кажется, что это… не очень разумно, — сказал Холанн и осекся, настолько жалким и писклявым показался ему собственный голос.

Комиссар снова вздохнул и поднял повыше воротник комбинезона.

— Холанн, — неожиданно мирно произнес Хаукон. — Я устал… Просто очень устал, а спихнуть обязанности не на кого. Я больше не могу, мне надо отдохнуть, хоть немного. Хотя бы до рассвета. Если вы прямо так вот чувствуете зов долга, идите и опрашивайте их. Утром расскажете.

Комиссар взглянул на коменданта глубоким, внимательным взглядом темных глаз. Машинально провел рукой по впалой щеке, обросшей щетиной.

— Вы ведь этого хотели? — беззлобно осведомился Хаукон. — Серьезных действий. ответственности и самостоятельности? Ну так берите и несите… если сможете.

— Н — нет, — проговорил Холанн. — Наверное…

Комендант умолк, еще немного подумал и через силу выдавил:

— Я не знаю, о чем их спрашивать.

— Ну тогда принесите им бумагу и стило, — подытожил комиссар. — Завтра будем допрашивать уже предметно. А теперь идите спать. Тяжелый был день, для всех нас. И думается мне…

Хаукон посмотрел в небо, в ту сторону, где находился невидимый Черный город. Его примеру последовал и Холанн, после чего едва сдержался, чтобы не вскрикнуть от изумления. Там, вдалеке, обсидиановая тьма разгоралась легким призрачным свечением. Словно кто‑то затеплил свечу, прикрыв ее толстым пологом — свет есть, но настолько дальний и слабый, что его как будто и нет.

Уве вспомнил, какое расстояние отделяет Танбранд от Волта. Представил, какой силы должен быть огонь, чтобы его было видно за многие десятки километров. И коменданту Базы номер тринадцать стало очень холодно. Словно на нем был не толстый плотный комбинезон с подогревом, а тонкая рубаха.

Ветер с воем заплясал на головами людей, загудел под сторожевыми башнями, играя ледяными кристалликами. Словно в такт его призрачному подвыванию запульсировало далекое свечение громадного пожара за горизонтом.

— И думается мне, что бы там ни случилось, наши "приключения" только начинаются.

Отряд спускался все ниже и ниже. Комиссар со своими наемниками миновали жилые уровни, технические уровни, теперь они продвигались там, где разворачивались первые базы и производства того, что со временем стало Танбрандом, Черным Городом. Здесь камень чередовался с заржавленным металлом и старым пластиком, потрескавшимся и пожелтевшим за многие десятилетия. Странно, но даже отребье, находящее на самом низу общества, опасалось селиться здесь, предпочитая ужасающие условия фавел.

У этой части Города не было ни планов, ни чертежей, только самые общие схемы. Что‑то давно демонтировали, целиком или не совсем — оставив фундаменты и отдельные части, которые было слишком сложно или дорого вывозить наверх. Что‑то продолжало работать на благо Танбранда, но многие агрегаты и механизмы давно уже действовали вхолостую. Мигали разноцветные индикаторы и лампочки, посылая слепые сигналы в никуда. Гудели дряхлые насосы, перекачивая неизвестно что неизвестно зачем. Подобно рукам гигантов, что сбросили груз, но так и не избавились от колдовства, принуждавшего к работе, двигались многотонные поршни. Время от времени старый клапан с шипением спускал давление или сбрасывал струю раскаленного пара. Часть ламп на потолочной подвеске все еще работала. Иногда ржавые рубильники позволяли с краткой молитвой врубить красные плафоны аварийного освещения. Ламп со светящимся радиоактивным газом почти не встречалось — их стали использовать намного позже, когда жизнь ушла выше, оставив катакомбы.