Боскэ не понимал, на каком языке идет разговор и отвлекся, рассматривая пыльную и темную лавку. Успехом нехитрые товары явно не пользовались, судя по толстому слою пыли на большинстве предметов. Мелкие и аляповатые сувениры из потрескавшейся от времени пластмассы. Радиумное мыло, лысые зубные щетки… Более-менее рабочими казались только странные штуки, похожие на большие дисковидные раковины, числом три, из латуни с простой фабричной гравировкой. На одной стороне такого диска располагался ключ, схожий по форме с теми, что заводят пружины в игрушках. Другая сторона представляла собой съемную крышку на петле. А с торца сверкал круглым стеклышком окуляр с резиновым кольцом.

Родригес торговалась с арабом, детишки взирали на процесс с молчаливым почтением, негры скучали. Боскэ рассматривал странные барабаны.

— Мутоскоп, — пояснил Кушнаф и, видя, что его не поняли, щелкнул пальцами. Араб отвлекся от Родригес, они с Мунисом обменялись парой быстрых деловитых фраз. Кушнаф бросил одному из детей несколько мелких монеток, которые тот поймал на лету. Взял диск и закрутил щелкающий ключ, который похоже и в самом деле взводил пружину.

Заведя «мутоскоп» Кушнаф протянул его Боскэ, жестом указав, что надо смотреть в окуляр, а затем сдвинуть рычажок. Заинтригованный Боскэ последовал инструкциям. Раковина зажужжала, доминиканец приник глазом к резиновому кольцу на окуляре.

Мутоскоп оказался примитивным механическим кинопроектором. Пружина одновременно крутила ролик с пленкой и заряжала лампочку для подсветки. Завода хватало секунд на тридцать, то есть на очень короткий видовой фильм. Боскэ хватило десяти секунд, после чего он буквально отпрянул от аппарата, покраснев, словно облитый ярко-алой краской с головы до ног. Кушнаф ловко подхватил падающий мутоскоп и рассмеялся, все остальные подхватили.

Гильермо застыл, растерянный и обескураженный, с горящим от стыда лицом, понимая. что над ним посмеялись, без особой злобы, но от этого не менее обидно.

— Только для взрослых, — медленно, тщательно выговаривая каждый слог, сказал араб. И добавил. — Для мужчин!

На этот раз блондинка что-то недовольно и жестко сказала. Араб сразу оборвал смех и заговорил, видимо, извиняясь. Гильермо страдал. Наконец, переговоры завершились. В обмен на несколько рваных и сальных банкнот путники получили пару бутылок почти свежей воды, буханку черствого хлеба, несколько банок консервов, с налетом ржавчины, однако внешне целых.

Еще Родригес купила початую коробку револьверных патронов, а Кушнаф подтолкнул Гильермо вглубь лавки. Там араб уже деловито рылся в необычно роскошном для такого места платяном шкафу, подбирая одежду для монаха.

— Дела успешны? — спросил Хольг, открывая дверь. Безъязыкий колокольчик сиротливо погремел о косяк.

— Это ты скажи, — напряглась девушка и сразу расслабилась при виде довольных, прямо-таки масляных физиономий ганзы, что сопровождала фюрера. Даже Франц выглядел чуть более жизнерадостным.

— Как по маслу, — лаконично ответствовал Хольг.

— А я бы все равно взял, — встрял Кот, явно продолжая ранее начатый спор. — Хорошая доплата-то!

— А я тебе все равно повторю, — терпеливо сказал довольный исходом дела и явно подобревший фюрер. — Это нам не нужно.

Родригес вопросительно глянула на командира.

— Тот, на другой стороне провода, предлагал удвоить награду, если мы дождемся сопровождения для попов, — пояснил фюрер. — А потом и утроить.

Кот с надеждой и вопросом глянул на девушку, однако та качнула головой, соглашаясь с командиром.

— Когда перехватываешь пару сантимов на стороне, надо вовремя останавливаться, — пояснила она. — Не нравится мне все это. Надо брать, что удастся, и уезжать.

Франц подошел к витрине, заложил руки за спину, высоко закидывая голову. Словно гимнаст, который много упражнялся и теперь растягивает уставшие мышцы, довольный заслуженным отдыхом.

— У него и в самом деле был счет на предъявителя, — сообщил Хольг, причем так, что было понятно — фюрер до последнего сомневался и подозревал, что все это надувательство. — Деньги списаны и положены в кассу, на востребование через тридцать минут, но не позже часа. Сейчас возьмем… святых отцов и пойдем обратно в банковское отделение. Сдадим их на попечение, заберем деньги и двинем дальше, — подытожил Хольг. Посмотрел на часы. — Как раз и мотриса подойдет.

— Меняем планы? — уточнил Максвелл.

— В лучшую сторону, тебе понравится, — довольно осклабился Хольг.

Гильермо счастливо улыбнулся, поворачиваясь вокруг собственной оси под руками араба, который драпировал клиента во что-то похожее не то на плащ, не то на драную тогу с рукавами. Наконец-то все закончилось. Осталось только умыться…

Звонкий щелчок прошел мимо его внимания, как и стеклянный хруст. Франц приподнялся на носки и — продолжая движение вверх-назад — завалился, падая навзничь. Гильермо, ничего не понимая, глянул на лежащего секретаря, чей лоб казался испачканным красной краской. Затем на витрину, в которой зияло маленькое отверстие с разбегающимися линиями трещин.

Загремело, будто часто-часто забили в барабан, витрина осыпалась мутным дождем пыльных осколков. Невидимая сила приподняла и бросила Кушнафа на прилавок, сбрасывая диски мутоскопа, разбрызгивая щедрые алые капли из простреленной одежды.

Фрэнк Беркли тихонько улыбнулся, передернув затвор. Гильза брякнулась на пол, прокатилась, постукивая на щелях о края досок.

Винтовки Krag-Jørgensen считались морально устаревшим и вообще милым ретро по сравнению с новым поколением оружия, особенно «скрипками». Так же, как фиксированная двукратная оптика Karl Kahles на фоне современных светопризматических прицелов. Однако понимающий человек ценил удивительную точность боя, характерную скорее для штучного оружия с прецизионной обработкой. А также идеальный ход затвора, который скользил, как по маслу, ни на волос не сбивая прицел.

Фрэнк прилетел к Ицхаку «налегке», лишь с четырьмя подручными китайцами, в которых был совершенно уверен. Обычное снаряжение он оставил, чтобы максимально облегчить легкий самолетик. Из арсенала «Африки» Беркли позаимствовал любимую шестизарядную винтовку, а также пулемет, английский авиационный «Виккерс» под одиннадцатимиллиметровые винтовочные патроны старого образца, переснаряженные бездымным порохом.

Засада вышла простой и эффективной. Старые дома колониального образца не имели боковых выходов, покинуть их можно было только парадный выход или через черный ход. Два китайца с пистолетами-пулеметами блокировали заднюю часть дома, еще два с пулеметом — фронтальную. А сам Беркли засел на башне. Просто, действенно и безнадежно для мишеней, которые потеряли уже двоих. В том числе персону, прямо предусмотренную контрактом.

Конечно, можно было подловить их на улице и скосить из пулемета, но Фрэнк счел, что добычу лучше запереть в норе с минимум выходов. Чтобы перестрелять всех, понадобится немного больше времени, зато никто не ускользнет. Ни один горожанин не выйдет из дома, пока не прозвучит последний выстрел, местные хорошо разбираются в таких делах.

Итак, продолжим…

Франц лежал мертвее мертвого, уставившись неподвижным взглядом в низкий пыльный потолок. Такое же пыльное стекло от расстрелянной витрины осыпало труп осколками, похожими на грязные лужицы. Стекла было много, оно хрустело под ногами при каждом движении. Перебитый телефонный шнур повис, как будто коротенькая веревочка на виселице. Сам же аппарат превратился в хлам, годный разве что для скульптуры неоиндустриалиста.

— Сюда его! — приказал из-под стола Хольг. — Тащи Муниса!

Кот подцепил Кушнафа за свернутый и прихваченный хлястиком воротник старой куртки, с трудом, при помощи Родригес утянул в мертвую зону. Худой ливиец словно прибавил пару десятков килограммов и оставлял за собой густой карминовый след.

— Пулемета нет, пулемета нет, — бормотал, как в лихорадке, украинский пулеметчик Кот. Руки его при этом жили отдельной жизнью, четко и быстро срывая пуговицы, раскрывая раны на груди ливийца. — А как пригодился бы!