Хорошо на природе, воздух чист и прозрачен, ели в шапках снега, цвиркают неугомонные белки. Зачарованные красотой природы не уехали пока не стали подмерзать. На дачу гнал со всей возможной скоростью, приехав, срочно протопил баню — нужно пропариться и согреться.

После бани сидели за большим столом — чаевничали, в углу хрустели костями щенки.

«Телефункен» вполголоса издавал приятную музыку, словом хорошо расслабились, даже язвительная Людмила стала белой и пушистой.

Обрадовал коллектив — завтра возвращаемся в санаторий, у нас поднакопились кое-какие дела. Особого восторга, естественно, никто не высказал.

Разошлись рано.

Людмила была необычно тиха и задумчива. Лежа в кровати спросил — милая, ответь, почему ты со мной резка, постоянно язвишь, разве я тебя чем-нибудь обидел?

Она присела на краешек кровати:

— Глупенький, неужели не понимаешь, я же люблю тебя, вот беда на мою голову.

Обнял ее, прижал:

— Разве любовь беда? — Всегда считал любовь — это радость и счастье.

— Да, а как я без тебя жить буду?

И тихо заплакала на моей груди.

Попробовал ее успокоить:

— Через год буду у вас, встретимся. — Может потом решишь уйти со мной?

Рыдания не прекратились, я знаю только один радикальный метод борьбы с ними.

Быстренько раздел девушку и приступил к решительным действиям. Она не успела опомниться, а ее тело уже описывало известные синусоиды, ну вот на счастливых и затуманенных глазах ни одной слезинки. После взрыва страстей девушка прошептала мне на ухо:

— Если даже не судьба нам быть вместе, я благодарю Всевышнего за то, что познала истинного мужчину.

В пятницу прибыли в санаторий. Все побежали по своим делам, а я поехал в Министерство обороны, к оружейникам. Там заказал техническую документацию на полевые орудия 60 и 80 мм, а также на сотку и двухсотку.

Документация обширная, вплоть до марок стали и технологии их изготовления. Вдогонку заказал приготовить документы на технологию изготовления снарядов и порохов. В тринадцатом век все сгодится.

Вернувшись в санаторий, сел за письмо — послание в семидесятый год, моему сыну.

Ничего особенного, так несколько практических советов, затем зашел к Семену, тот тетешкался с собачатами.

Вручил послание и наказал переписать, объяснив для кого. Неизвестно чей сын придет к власти — я решил подстраховаться.

Остаток дня провел в хозяйственных делах. В своем люксе вечером посмотрел журнал — осталось всего девяносто восемь девушек. Нам работы на восемь-десять дней, а потом сматываемся.

Не забыть, заказать самолет до Казани. Слава Богу, закончится сей дурацкий марафон.

Дня за два до окончания эксперимента позвонил Берии — попросился на прием.

На следующий день сидел в его кабинете. Для начала вручил ему два пакета опечатанных сургучом, с датой вручения — январь 1970 г. Объяснил для кого, затем пошел откровенный разговор — много неприятного о будущем услышал Лаврентий Павлович — идеи компартии бесперспективны и себя не оправдывают, по хорошему в России нужны две крепкие партии и президентское правление, хотя я лично склоняюсь к монархии.

Берия скептически улыбнулся.

— Лаврентий Павлович, зря улыбаетесь, история докажет мою правоту.

Мы распрощались, даже обнялись на прощание.

На утро весь санаторий напоминал муравейник — мы прощались с девичьим коллективом. Актовый зал набился до отказа. Первым выступил Скуратов, за ним я.

Долго говорить — воду в ступе толочь. Сказал о конкретных перспективах для будущих мам, о строящихся для них домах и прочей инфраструктуре. О том, что государство берет их под свое крыло, под конец речи предупредил — детки у вас будут очень талантливые и умные. — Не удивляйтесь, в школу они пойдут в четыре года, их воспитанием займутся лучшие педагоги страны.

После торжественной части, девчонки устроили праздничный концерт. Хохотали над мини-спектаклем, острой сатирической направленности, досталось всем и нам в том числе. Они создали великолепные шаржи. Затем был банкет-банкетище.

За столами сидели все — курсантки, обслуга, администрация во главе с директором и, конечно, мы с Семеном.

На столах рябило от шампанского и сухих вин, а блюда превзошли все ожидания. Глядя на наши столы не скажешь, что идет война.

Повеселились от души.

Утром мы провожали Людмилу. Отъехали на машине за километр от санатория, встали. Она обняла меня, поцеловала.

— Владимир, я не прощаюсь, ровно через год, жди меня в Казани.

— Давай, милая, удачи тебе.

Девушка отошла и встала посреди поляны, мелькнула вспышка, все ушла. Только взбаламученный снег, искрясь, падал на кроны деревьев.

— Поехали, командир, нам пора на аэродром.

— Поехали.

Три часа лета и мы продрогшие, выскочили из транспортника на укатанный снег Казанского военного аэродрома.

К самолету подъехала черная легковушка, из нее вылез капитан МГБ.

— Вы Романов и Скуратов?

Мы предъявили удостоверения.

— Прошу, товарищи, машина в вашем распоряжении, куда ехать?

Знакомая вспышка, короткий полет в темноте, скручивание организма — толчок в ноги, свет. Прибытие. В нос ударил запах молодых трав, мы на месте. Скуратов, с собачатами на руках, сел на брошенный рядом чемодан. Я свои вещи бросил на траву, прибыли точно, вот он забор оружейки.

— Сеня, мы дома, скидывай полушубок — попали в начало лета.

Я огляделся, так, а это что за строение?

Рядом с нами стоял средних размеров дом с огородом и большим навесом. Вот на крыльце появился хозяин.

— Командир, да ведь это Сашка Кот.

— Точно, но почему он здесь?

Сашка нас заметил, присмотрелся и, охнув, побежал к нам, прихрамывая. Слева я услышал громкий рык — батюшки святы, к нам неслись два огромных тигра. Никак Сынок с Малышкой. Не добежав метров пяти, Сынок вдруг упал, и пополз ко мне, я кинулся навстречу. Подбежал, обнял его лобастую башку.

— Сынок, здравствуй, дорогой, я вернулся.

Тигр скребанул когтями по траве, на его глазах появились две слезинки, он неожиданно дернулся и с коротким стоном затих. Малышка лизнула меня в щеку, потом завыла, подняв морду к небу. Я глядел в помутневшие глаза Сынка и не мог осознать, что его нет, он умер. В горле застрял ком, грудь сдавило железным обручем.

— Господи, за что ты меня наказываешь? — У меня не так много друзей, а ты забираешь лучшего.

Над ухом раздался мат Скуратова:

— Командир, не голоси.

— Ась.

— Ты же лекарь — запускай Сынку мотор, он у него от радости остановился.

— Да етит твою в коромысло, точно.

Пощупал пульс — найн.

Хрен с ним, прорвемся.

Быстро настроился, прогнал по организму волну энергии. Ладони засветились золотым светом.

— Семен, помоги перевернуть.

Ага, вот сердечная проекция, небольшой выплеск энергии, сердце сократилось раз, другой — заработало. Прошел по всему телу Сынка, на лапе удалил старый шрам от пулевого ранения. Интересно, раньше его не было, узнаю кто сделал, башку сверну. Сынок открыл глаза, мурлыкнул, облизал мне руку — лежи, лежи. Прилег рядом, обняв его за шею.

— Царь-батюшка, не уж-то ты? — Слава Богу, дождались.

Сашка крестясь, стоя на коленях, бухался лбом о землю, бормоча молитву.

— Сашка, окстись, лоб расшибешь.

Я поднялся, обнял его. Он почти не изменился, так немного седины появилось в висках. Дрогнувшим голосом спросил у него:

— Сколько лет прошло, Сашка?

— Дык, шешнадцатый годок, царь-батюшка.

— Ох, ё-моё — Семен матюкнулся.

— Сеня, перестань лаяться, щенки слышат.

— Виноват, Ваше Величество.

Мы все уселись возле Сынка в кружок.

— Сашка, чертушка, рад тебя видеть. — Давай рассказывай, как вы тут?

Его лицо на миг помрачнело и он, явно темня, стал излагать новости, да все вокруг и около.

— Сашка, здесь слабаков нет, давай правду — бей.

— И вдарю, Государь, прости уж.