Столько надежды во взгляде, столько недоверия. Надежда — это о докторе. С недоверием — к Тьену. Будто, едва она войдет в подъезд, он заведет мотор и уедет… еще на девять лет.

— Подожду.

Вышел из машины. Походил вокруг. Осмотрел колеса. Зачем-то достал из кармана платок и протер лобовое стекло… Затем, этим же платком, лоб…

— Ой, здравствуйте, — пискнула за спиной Клер, первой выпорхнувшая из дома. — Мы с вами поедем?

Люк вышел сам. В руке — тоненькая тросточка. Глаза спрятаны под темными стеклами круглых очков. У автомобиля старшая сестра подала ему руку и помогла нащупать открытую дверцу.

Мальчик устроился на заднем сидении. Клер запрыгнула с другой стороны.

— Едем, — поторопила Софи.

Заурчавший мотор почти заглушил запоздалое приветствие подростка.

— Здравствуй, Люк. Не получилось в прошлый раз пообщаться. Может, сегодня найдется время?

— Может быть.

В зеркале заднего вида отразилась равнодушно-вежливая улыбка, и сердце болезненно сжалось. Захотелось остановить машину, вытащить пацана, встряхнуть за плечи. Как же так, напарник? Неужели совсем не помнишь? Паровозик? Конфеты жменями? Сказки? Но, лошадка! — и салазки по скрипучему снегу…

— Значит, новый кавалер, — заключила Клер, сама себе ответив на давешний вопрос.

— Нет, — успел шеар прежде Софи. — Старый друг.

«Какой странный день», — думала Софи, рассеянно глядя на проносящиеся мимо дома, деревья и фонарные столбы. Людей она не видела: те исчезли, и в целом мире остались лишь они вчетвером… Вернее — втроем. Так было в последние годы: они втроем одни во всем мире…

И вдруг появился он. Старый друг.

Появился, исчез и снова появился именно тогда, когда ей понадобилась помощь.

Чудеса…

Но она больше не хотела чудес. Только одно — пусть Люк выздоровеет.

— Я вас подожду.

— Не нужно. Назад мы на трамвае. Или извозчика возьмем. Или пешком прогуляемся…

Девушка прикусила язык и мысленно выбранила себя. И надо было такое сказать: пешком! Через полгорода, с больным ребенком.

— Я подожду, — не принял отговорок Тьен.

Нико в их отсутствие одолжился у кого-то бензином и уехал. Вот кто во всем виноват! Ничего, попросится он завтра домой пораньше.

— Можно я пока в машине посижу? — попросилась Клер.

— Нет, — Софи за руку вытащила сестренку на тротуар. — Не нужно тебе с… Не нужно докучать человеку. Идем.

Доктор оставил в кабинете Люка, а их с Клер попросил обождать в коридоре. Темно, душно и ни слова не разобрать из того, что он говорит мальчику.

Впрочем, из того, что он говорил после ей, Софи тоже ничего не поняла, кроме того, что у Люка есть надежда на выздоровление.

— Начнем сегодня же. Лечебная ванна… Вы взяли полотенце? Как, не взяли? Завтра — обязательно с полотенцем… После — аппаратная стимуляция глазного нерва. Это не больно, юноша, совершенно не больно. Капли будете капать дома сами, дважды в день… И мазь на ночь, на лицо и открытые участки кожи: руки, шея… Вы запоминаете?

Софи запоминала, но когда он спросил, стало страшно: показалось, что как только она выйдет из кабинета, все забудет или напутает что-то, и Люк из-за этого никогда не выздоровеет.

— Барышня! — Доктор щелкнул у ее лица пальцами. — Очнитесь, милая моя. Я запишу вам все, не волнуйтесь. Для начала попробуем стандартный курс — две недели. Будете привозить брата к девяти утра на процедуры, а дома выполнять остальные рекомендации. Сейчас погуляйте минут сорок. Ванна и аппаратная стимуляция…

— Простите, господин Раймонд, я хотела узнать об оплате.

— Об оплате?! — возмутился медик. — Нет-нет, милочка. Никакой оплаты. И не рассчитывайте! Это первым пациентам я платил за то, что они позволяли мне подвергать их экспериментальному лечению и записывать ход опытов. Вам и листра не дам! Удовольствуйтесь тем, что ваш брат будет здоров!

— Я думала, платить должны мы, — пролепетала девушка, пристыженная, если не сказать униженная, предположением доктора.

— Вы? Мне? Я похож на нищего?

Стало понятно, отчего тот мужчина не придумал ничего, кроме как купить розы.

— Теперь можно посидеть в машине? — опять запросила Клер.

Софи, пребывая в растерянных чувствах, не нашла в себе сил спорить.

Только вот машины у крыльца не оказалось.

Все-таки Пьер Луз — талант!

Шеар слушал, как он говорит с Люком, а затем с его сестрой, и не мог не отметить, что выбрал правильного актера. За день сценарий выучил, образ создал, живой, с манерами, привычками — характерный такой образ. А с оплатой — это он, Тьен, придумал. Подачек девушка не приняла бы, а так и не догадается ни о чем…

— Замечательно, — похвалил он мнимого доктора, когда Софи и Клер вышли на улицу, а Люк — в соседнее помещение, где была приготовлена ванна. — Теперь подождите здесь.

Для Луза врачом был сам Этьен: молодой, никак еще не зарекомендовавший себя специалист решил помочь знакомым, не особо доверяющим его опыту, что и вынудило прибегнуть к хитрости. Дело, невзирая на обман, благородное, ничем (и это отдельно оговаривалось) больному ребенку не грозящее. Казалось бы, ерунда, все равно через две недели лицедей ни о чем не вспомнит, но то, что его волновали такие нюансы, радовало.

Оставив актера в кабинете, шеар прошел в «процедурную». Софи, взволнованная и обрадованная, даже не подумала осмотреть здесь все. А ведь он готовился!

У стены, скрытая широкой белой ширмой, стояла большая эмалированная ванна. Вода в ней была подкрашена кристаллами марганцовки в нежно-розовый и источала аромат лаванды. Под окном располагался стол, за который мальчика следовало усадить после водных процедур. Аппарат для стимуляции глазного нерва представлял собой окуляры с толстыми линзами, установленную на столешнице рамку и две электрические катушки, после включения испускавшие голубые молнии разрядов. К дужкам очков были прикреплены провода, уходившие в ту же коробку, от которой шло питание на катушки, но не подключенные к общей цепи. Это создавало впечатление, что во время сеанса пациент получает электрические импульсы.

Тьен рассчитывал, что Люк увидит в конце «процедуры» слабую вспышку. Для ребенка, чей мир четыре года назад накрыла тьма, это станет лучиком надежды, настоящей радостью, которую шеар хотел разделить с ним. Но теперь, из-за преждевременного выхода на сцену, приходилось уступить это счастье Лузу-Раймонду и возвращаться к Софи.

— Готовы, юноша? — спросил Этьен у раздевшегося и стыдливо прикрывшегося ладонями подростка. Воздух превратил голос мужчины в голос оставшегося за дверью актера, а интонации он вполне успешно скопировал. — Позвольте, помогу вам забраться в воду.

Люка он старался не рассматривать — больно. Так больно, что логика пасует перед чувствами, и сам начинаешь верить в свою причастность ко всему, случившемуся с мальчишкой.

— Осторожно, вот так. Плечи должны быть покрыты водой. Задержите дыхание…

Лавандовая вода слабо замерцала, когда шеар опустил в нее руки, зачерпнул в ладони живого света и пролил Люку на лицо.

Трудно было удержаться, чтобы не сделать все сразу. Вернуть здоровье пораженным болезнью органам, смыть оставленные оспой отметины, оживить тусклые глаза… Но он переборол себя: никаких чудес, только постепенное лечение. Потом, когда Софи и Люк все о нем узнают, они догадаются, но пока им проще принять правдивую ложь, а не сказочную правду.

— Проследите за ним, — попросил Тьен, вернувшись к Лузу. — Поможете выбраться из ванной. Полотенца в шкафу. После усадите к аппарату, как я вам показывал.

Темный коридор вывел к запасному ходу. Шеар дошел до двери, взялся за ручку, но открывать не стал — перенесся огненным сполохом в пустой двор, где оставил автомобиль.

Софи и Клер топтались у крыльца.

— Простите, нужно было отлучиться, — извинился, выйдя из авто, Этьен.

Цветочница равнодушно передернула плечами: