Дома тут же разошлись по своим комнатам.

Тьен зажег лампу. Огонек колыхнулся, из пламени показалась морда саламандры, и юноша раздраженно шикнул на любопытную ящерицу: уж чего сейчас совсем не хотелось, так это выслушивать ехидные замечания. Переоделся в домашнее, сходил к рукомойнику, а затем взял с полки конверт из плотной желтой бумаги и постучался в соседнюю спальню. Когда никто не ответил, заглянул.

— Не хочу тебя видеть, — тихо сказала Софи.

Она сидела на софе спиной к двери. Может, плакала, но по голосу было не понять.

— Значит, не смотри. — Тьен вошел и остановился в двух шагах от девочки. — Просто послушай.

Люк, чувствуя, что вмешиваться не стоит, затих с игрушками на своей кровати.

— Софи, я рассказал Ламилям о тебе и о твоих родителях совсем не для того, чтобы порисоваться благородством. И, естественно, не затем, чтобы обидеть тебя или рассорить с подругами. Я действительно считаю, что так правильно. Да, нельзя было вываливать правду на них вот так, и нужно было сначала поговорить с тобой. Но так уж вышло. Разозлился из-за того, как они говорили о нашей семье, и не сдержался. Но, если честно, с самого начала не понимал, зачем нужен этот обман. Зачем тебе быть такой, как они, если ты намного лучше? Ты умная, добрая, сильная, самостоятельная. И красивая… бываешь иногда. Вот. — Он через плечо протянул ей конверт. — Тут фотографии из музея, все забывал показать. Ты замечательно получилась, только грустная немного, а может, уставшая. Или это фотограф такой момент поймал. Но мы в другой раз в ателье пойдем и нормальный снимок сделаем, честно. И Люка возьмем обязательно, чтобы уже все… Софи?

Она по-прежнему не смотрела на него и в конверт не заглянула.

— Я порвал с Анной.

Плечи девочки вздрогнули и обвисли.

— Из-за того, что я наговорила? — спросила она.

— Нет. Папаша задал вопрос в лоб, и я честно ответил. Видно, у меня сегодня приступ честности случился.

— Ясно. — Софи вздохнула, но не заплакала. — Значит, подруг у меня больше нет.

— Их у тебя и не было, — Тьен осторожно присел позади нее. — Просто товарки по играм.

— Много ты понимаешь, — без злости, грустно проговорила девочка. — У самого, небось, и таких друзей нет.

— Неправда. У меня Ланс есть — самый настоящий друг. И Люк. Да, напарник? — Он подмигнул встрепенувшемуся при звуках своего имени мальчишке. — И… ты.

Услышал, как она зашуршала бумагой — достала из конверта фотографии. Рассматривала молча.

— А с Лансом я тебя на будущей неделе познакомить хотел, — добавил Тьен. — Он тебе понравится. И Манон, его невеста. Она вышивкой занимается, может хоть портрет вышить, а еще картинки лаком рисует. А Ланс он вообще Ланселот. Коммивояжер. Чтобы ты не думала, что у меня друзья какие-то там… вроде меня…

Она ничего на это не сказала, молчала еще какое-то время, а после спросила, не оборачиваясь:

— Можно я снимок, где мы с тобой, себе оставлю? У меня и рамка подходящая есть.

— Конечно.

Под выпуклым стеклом лампы появилась на миг ухмыляющаяся физиономия огненной ящерицы, показала длинный раздвоенный язык и пропала…

На площадь они с того дня не ходили.

И вообще не до прогулок стало. На следующий вечер Софи, как только из лавки вернулась, пирог с рыбой затеяла. В духовку поставила, взялась за Люка вещички: что подшить, что заштопать. Потом еще капусты нашинковала на засолку. Так до ночи и провозилась.

На другой день снова работу себе придумала, чтобы из дома не выходить. Решила белье, что в выходной не постирала, с нашатырным спиртом выварить, как мама когда-то. А с утра выполоскать хорошенько, подкрахмалить и во дворе развесить. Как раз еще на один вечер дело найдется — перегладить все…

Хотела, но Тьен не дал. Как нашатырь унюхал, все, сказал, окна настежь, а самим от этой вони подальше. И вообще, говорит, для такого дела прачечные есть, а дома и с мылом простирнуть хватит, не шахтеры, чай, на этих простынях спали. Вытащил выварку на двор, чтобы в кухне не паровала, и приказал Софи с Люком собираться.

— А белье? — запротестовала было девочка.

— Сам утром разберусь. Давай, одевайся. Поприличнее только, в ресторан пойдем.

— Зачем?

— Ужинать, естественно. А то у нас на кухне вместо еды не пойми чем пахнет, и кусок в горло не полезет.

Вот так и провела Софи вечер не у корыта с бельем, а в большой ресторации, где лампы электрические, портьеры бархатные, пол паркетный… И скатерти белые-белые — видно, вываривают…

А на следующий день Тьен заявил, что не дело всего одно платье на выход иметь, про намеченную встречу со своими друзьями напомнил и в магазины потащил. Вроде как стыдно ему за нее, что в одном и том же ходит, будто те друзья ее когда видели. Но спорить девочка не стала. И платье новое самой хотелось. И просто приятно, что кто-то о ней печется.

Не понравилось только, что Тьен ее в сторонке оставил и снова сам выбирать взялся. А продавщица по всему залу за ним на каблучках цок-цок: сейчас мы вашу сестричку, говорит, нарядим, не извольте беспокоиться. И дальше за ним, бедрами виляет, что та профурсетка, цок-цок, цок-цок… Кобыла!

— Гляди, — парень подозвал Софи к себе. — Вот это, голубое, тебе пойдет. Или то, кремовое.

— Красное хочу, — заявила вдруг девочка. — Вон то.

Просто из вредности сказала, а сама ничего подобного в жизни не надела бы.

— Красное? — озадачился вор. — Оно, как бы сказать… По фигуре тебе не подойдет. И длинное.

— А у нас свое ателье, — влезла кобыла… продавщица, то есть. — Снимем мерки, подгоним. Залог оставите и через час можете забирать.

— Нет, — обрубил сурово Тьен. — Вырез глубокий… Шея мерзнуть будет. Не лето все-таки.

Взяли кремовое. Софи как примерила, уже и снимать не хотелось. Шерстяное, но тоненькое-тоненькое, к телу приятное. Воротничок отложной, рукав свободный, а манжеты узкие, по запястью. Пуговки на груди под оборками спрятаны. И юбка не широкая, не узкая, а такая, что в самый раз.

Люку тоже обновку купили — костюмчик твидовый, в мелкую клеточку: пиджачок и брючки, как у взрослого, только маленькие, на его росточек. Даже галстук подобрали.

— Ты так совсем без денег останешься! — спохватилась девочка, когда узнала, сколько квартирант за все это заплатил.

— Я? — усмехнулся он. — Не останусь.

Но все равно неудобно было.

Дома решилась и сказала, чтобы он денег за комнату больше не давал.

Не в деньгах дело. И не в платье, пусть и красивое. Просто…

Просто жизнь, показалось, стала налаживаться, та самая, о которой Софи давно мечтала. Чтобы дом. Люк. И спокойно. И есть с кем поговорить. И на кого положиться…

А вечером можно чай заварить, полную вазочку печенья набрать и в карты играть под стук колес игрушечного поезда. На желания. И кукарекать потом на крыльце…

Еще сказки слушать. Софи давным-давно уже сказок никто не рассказывал, да и сейчас вроде как не ей, но интересно же…

И в парке гулять после работы. Костей Кусаю занести. Он вообще добрый, ласковый… Кусай, в смысле…

А после в кондитерской какао пить. С пирожными. И Люка затем от крема оттирать…

Почти неделю так было, тихо и мирно, а в тот день, когда нужно было на условленную встречу с его друзьями идти, с самого утра они с Тьеном разругались.

Началось с того, что прибежал мальчишка от господина Гийома. Принес записку, что с хозяином плохо, то ли поясницу, то ли почки прихватило, и надо, чтобы она, Софи, за него в лавке постояла.

— Никуда ты не пойдешь, — решил за нее постоялец. — У тебя выходной.

— Нельзя так, господин Гийом мне никогда не отказывает.

— В чем? В чем он тебе не отказывает? В лишней работе?

— Он меня отпускает, если спрошусь…

— Вот пусть сегодня и отпустит! — обрубил Тьен. — А если бы тебя дома не было? Если бы ты ушла куда-нибудь?

— Так я же не ушла, — понурилась девочка. Обманывать, тем более без весомой причины, она не любила, да и хорошего человека подводить не хотелось. — Я ему скажу, что мне на вечер надо, до двух постою, когда самая торговля, и сразу домой. Как раз к трем успеем. Нас же к трем ждут, верно?