Едва слышно вибрировали трубы за тонкими стенами — переборками, тихо гудел воздушный поток в вентиляционной трубе. В темноте светилась зеленым огоньком лампочка на репродукторе. Холанн встал и наощупь налил себе стакан воды. До общей побудки оставалось всего три часа, а сна не было ни в одном глазу. Счетовод чувствовал себя так, будто самолично перетаскал всю секцию архива с межведомственной отчетностью по малым административным нарушениям до — уголовного взыскания. Суставы ломило, левое плечо тянуло острой болью при каждом движении.

Снаружи, где‑то в общем коридоре яруса, неожиданно грохнул выстрел. Или что‑то, похожее на выстрел, Уве никогда не видел, как стреляет болтер или пулевое оружие, но не раз слышал в общественных новостях, а также пикто — залах. Звук повторился, затем снова и снова. Холанн осторожно поставил стакан, чувствуя, как леденеют босые ноги на холодном гладком полу. Маленький человек съежился от страха, не в силах даже добраться до постели. Ему казалось, что любое движение привлечет ужасы, скрытые за тонкой дверью каморки.

Истошный человеческий вопль разнесся по всему ярусу, немыслимо громкий, полный одновременно и боли, странного, животного восторга. Прямо за дверью прогрохотали шаги ночного патруля, завопила сирена оперативного полицейского отряда. И, перекрывая весь сторонний шум, вновь заорал невидимый человек, на этот раз его вопли складывались в слова.

— Утерянное нельзя потерять! Не страшись и не бойся! Откажись сам и страх уйдет!!! Не страшись! Не бойся!!!

Крик перешел в дикий, безумный хохот, а затем оборвался, так же резко, как и начался.

Превозмогая лязганье зубов, Уве трясущейся рукой выкрутил на максимум реостат отопления. Счетчик протестующе пискнул, указывая хозяину на недопустимую растрату энергии и неизбежное уменьшение индекса лояльности. Но Холанн наплевал на индекс — только бы унять этот озноб, проникающий в само сердце. И счетовод был уверен, что в эту ночь многие в дистрикте поступили также.

Остаток ночи он просидел на кровати, больной и разбитый, завернувшись в одеяло, как плакальщица на похоронах — в саван.

День второй

Во все времена элита стремилась отдалиться от охлоса, поставить себя на особицу и выше. Подчеркнуть привилегированное положение возможными и доступными путями. Не миновала эта давняя традиция и Ахерон, но здесь разделение между "патрициями" и "плебеями" оказалось особенно подчеркнуто географически. "Низы" жили в "Черном Городе" и его окрестностях, а "верхи" избрали своим обиталищем "Белый Город" у подножия горного хребта, похожего на хвост гигантского дракона. Танбранд и Адальнорд разделяли триста километров, но, благодаря розе ветров ни одна пылинка из заводских комплексов мегаполиса не достигала Белого Города. Однако по той же причине быстрое сообщение между "руками" и "головой" Ахерона было весьма затруднено — ветер всегда дул с гор в сторону Черного города, геликоптеры зачастую оказывались в состоянии преодолеть напор снежных шквалов. Поэтому как только планета стала приносить настоящий, существенный доход, губернатор организовал помимо уже имеющегося железнодорожного сообщения специальную пассажирскую трассу, прозванную "Ядром".

Собственно говоря "Ядро" не было поездом в обычном понимании. По четырем сверхпрочным трубам в вакууме двигались капсулы, похожие на шестиметровой длины цилиндры из прозрачного пластика. Они преодолевали расстояние между городами за тридцать минут. Два пути вели в одну сторону, два в другую. Никто точно не знал, где именно Теркильсен купил это чудо технической мысли, ходили слухи, что едва ли не на самом Марсе. Вряд ли, конечно, но, так или иначе, трасса действовала исправно, делая близкое — далеким, а медленное — быстрым.

Поэтому Арбитр Сименсен, едва лишь заподозрив неладное относительно природы бедствия, постигшего Танбранд, немедленно приказал задержать очередную отправку капсулы. Сименсен уже предполагал, что ему придется совещаться с губернатором и, хотя интервал между отправлениями капсул был не слишком велик, Боргар не собирался терять ни единой минуты. Этой задержкой он вызвал приступ ярости дочери одного из старейшин "Чумазых", что спешила как можно скорее посетить обитель цивилизации и культуры, покинув грязный и дикий Черный Город. Арбитр несколько удивился тому, что кто‑то не знал его самого и возможностей, коими обладал слуга Империума. Однако не стал тратить время на разбирательства, предположив, что и так найдется, кому разъяснить своенравной даме очевидные вещи.

Ожидания оправдались, к тому времени, как Арбитр со всеми необходимыми материалами добрался до станции, она полностью опустела. Несмотря на почти целую ночь простоя, никто не рискнул не то, что конфликтовать с Боргаром, но даже просто невзначай встретиться с ним.

Пока снаряд стремительно скользил по трубе, Боргар предавался философским размышлениям относительно того, что Теркильсен дал слишком много воли "Чумазым", фактически выделив их в отдельное сословие, осыпав благами, даровав самоуправление, эт цетера, эт цетера…

Гигантские залежи нефти, точнее нефтеобразной субстанции с уникальными качествами и фантастической энергоемкостью обнаружили еще первые поселенцы планеты, тогда именовавшейся "Тонтан". Однако никто толком не мог распорядиться найденными богатствами, и подземная сокровищница ждала не одно десятилетие. До тех пор, пока губернатором LV-5916/ah не был назначен молодой и амбициозный Бент Теркильсен, генерал Имперской Гвардии, блестяще проявивший себя где‑то в далеких краях, сражаясь с Гоффами. Теркильсен принес с собой второе имя планеты — Ахерон, а также привел несколько десятков однополчан, не имевших в секторе никаких связей, зато энергичных и готовых на все ради обеспеченного и славного будущего под дланью Императора.

За полтора столетия губернатор превратил нищую окраинную планету во вполне процветающее предприятие, добывающее, производящее и экспортирующее все мыслимые и немыслимые продукты, которые можно было сотворить из углеводородного сырья, от топлива и пищевых концентратов до карбоновой брони. Ахерон вполне уверенно лидировал в субсекторе, вытеснив с прежних позиций предшественника — аграрный мир Фрумента — Прим. А Теркильсен, судя слухам и выстраиваемым связям, уже потихоньку присматривался к следующей ступеньке карьеры, намереваясь побороться за место в администрации суб — сектора. Несмотря на отсутствие длинной родословной, лет через пятьдесят его мечта вполне могла сбыться.

Светало, вдали, из‑за горизонта поднималась белая кромка горной гряды, у которой и располагался Адальнорд. Немного правее по курсу "Ядра" возносилась к чистому ультрамариновому небу тончайшая нить Большой Башни. Молва утверждала, что это дом самого губернатора, но Боргар знал, что на самом деле там обосновались астропаты. Мутанты, связывавшие невообразимо огромное тело Империума незримыми нитями связи вне времени и пространства. В компетенцию Арбитра не входил контроль службы связи, но по возможности Владимир приглядывал за астропатами. Хотя до сих пор никаких неприятностей они не доставляли, Сименсен никогда не забывал, что всевидящие стоят ближе всего к тонкой грани, что разделяет мир людей и Хаос. А с Хаосом у Боргара были очень личные счеты.

Сименсен поморщился и вновь подумал о местничестве, кумовстве и "чумазых".

В своих реформаторских начинаниях Теркильсен привлекал людей и специалистов со всего сектора, обещая льготы, деньги и положение. Но первые разработчики "Линзы" — крупнейшего месторождения нефти, неисчерпаемого источника сырья — превратились в государство внутри государства. По старой памяти их называли "Чумазыми", в память о первых годах освоения, когда бурильщиков и нефтяников даже хоронили черными — нефть намертво въедалась в кожу, несмотря на все предосторожности. Но уже много лет никто из двадцати девяти династий первопроходцев не унижал себя презренным трудом в шахте или на промысле.