Ефремов прошелся вдоль пульта, закинув руки за спину, словно обыкновенный человек, учитель, озабоченный нерадивостью своих учеников. Флоренс наблюдала за ним расширенными глазами, ее била дрожь, и Никита крепко прижал ее к себе, успокаивающе проведя ладонью по волосам.

– В какой-то мере ситуация в Сфере напоминала спектакль, преследующий одну-единственную цель – заинтересовать одного-единственного зрителя, то есть дайсониан, но играть этот спектакль нужно было так правдиво, что никакая инсценировка, игра, малейшая фальшь не прошли бы – наблюдатель дайсониан тут же разобрался бы, что это просто пьеса, и дайсониане никогда не вышли бы из кокона. – Короткий взгляд на Флоренс. – Мы не могли рисковать и пошли на связь с Чужими, как вы назвали представителей цивилизации дилеров, деловых посредников, доживающих свой век. Каким образом этот тип разумных существ-торговцев сумел остановиться на грани вымирания, каким причудливым поворотом эволюции он вообще достиг высот технологии и вышел в космос, нам еще предстоит разобраться. Их цивилизация пошла по иному пути: не самостоятельного развития научно-технического потенциала, а заимствования достижений у других цивилизаций, купли-продажи и промышленного шпионажа. Таланты, знания, информация, мастерство, культура, искусство – все для дилеров является товаром межрасовой коммерции, хотя сами они почти ничего не создали и ничего не приобрели. Представляете, в каком они социально-эволюционном тупике? Заимствование неизбежно ведет к пробелу в информационном базисе, к резкому замедлению развития и, главное, – к извращению логики и эрозии морали.

Мы лишь недавно открыли цивилизацию дилеров, но лечить ее придется долго.

К сожалению, в Галактике еще много неблагополучных цивилизаций, занесенных в Красную книгу психозоя, и дилерам есть где приложить свои способности. Но не будем отвлекаться. Вы уже поняли, в чем состояла суть нашей игры: дилеру надо было продать Сферу, а для этого прежде выгнать оттуда вас. Да, вы понесли потери, закрыв собой амбразуру Чужих, веками росших в атмосфере циничных расчетов и жажды наживы, всеобщей ненависти и лжи, высокомерия и корыстолюбия. Да, вы пережили боль утрат, гнев и тревогу за судьбы своих соотечественников, но скажите – слишком ли велика эта цена для спасения цивилизации? Не человека, не коллектива, даже не народа – цивилизации?!

Все молчали. Флоренс снова вздрогнула.

Ефремов остановился, вглядываясь в глубину виома, отражавшего две светящиеся фигуры в центре – облако и снежинку, и в его голосе вдруг прорвалась нотка тоски:

– Мы не боги, увы, и тоже теряем людей. – Он так и сказал – «людей», хотя едва ли облик его сородичей был схож с человеческим. – При одной из попыток выковырнуть дайсониан из их «скорлупы» погибла моя… жена, друзья… – Ефремов обернулся. – Я сделал свое дело, как и вы, Никита, диалог-контакт уже начался, а это главное. Приглашаю ваших специалистов ВНК.

– Обидно на чужом пиру быть незваным гостем, – пробормотал молодой начальник группы контакта.

Ефремов покачал головой.

– Вы не будете в этом диалоге «родственниками из провинции», потому что решающее значение для контакта имеет не высокий уровень техники, а высокий уровень культуры. Думаю, земная культура достаточно развита и самобытна, чтобы стать достойным партнером в контакте. У вас есть еще ко мне вопросы?

– Выходит, мы сыграли роль консервного ножа? – тихо спросил Пинаев.

Ефремов посмотрел на него как сквозь слезы.

– Я понимаю ваши чувства и, хотя не имею полномочий продолжать разговор на таком уровне, от имени Совета и от себя лично прошу прощения. Но мы не нашли иного пути.

Никита молчал, молчали Строминьш, руководитель группы ВНК, Флоренс. Кто-то невидимый, но ощущаемый, продолжал шевелить мир вокруг, заглядывая в их души, оценивая, сравнивая, размышляя, а они стояли и смотрели на представителя высшего разума, ничем не отличимого от человека, даже способностью совершать ошибки, и только Никита наконец нашел в себе силы ответить Ефремову:

– Я не вправе судить и осуждать… может быть, в самом деле невозможно помочь дайсонианам иным путем, но я уверен, можно было удержаться от ненужных жертв, объясни вы нам все раньше.

На мгновение глаза у Ефремова снова стали больными, измученными, растерянными, словно колоссальная тяжесть ответственности за все происшедшее и сломала барьеры воли и выдержки, и обнажила ранимую, исколотую шипами сомнений душу. Он не собирался оправдываться, но не мог уйти, не ответив на обвинение, и колебания его были красноречивее слов.

– Пойдемте, – сказал он наконец начальнику группы контакта. – Вас ждут.

И тут Флоренс, высвободившись из объятий Никиты, шагнула за Ефремовым и сказала ему в спину с отчаянием:

– А что теперь будет со мной?!

Ефремов обернулся, лицо его изменилось, разгладилось, улыбка впервые промелькнула на его губах.

– По-моему, на этот вопрос может ответить только Никита Пересвет.

Флоренс растерянно оглянулась…

Что-то заставило его насторожиться, сон исчез.

Неверов открыл глаза, полежал, глядя в голубое струение потолка, и покосился на постоянно включенную видеоцепь. В одном из окон дальновидения ближайший к Зоне страж топтался на своем странном насесте, озираясь по сторонам блюдцеобразными белыми глазами. Ветер донес далекий полуклекот-полувой, и страж заволновался, захлопал крыльями, тяжелыми и уродливыми на вид, заорал. Судя по крику, горло он имел, по крайней мере, железное.

Дежуривший у пульта связи Диего Вирт оглянулся и уменьшил громкость внешнего звукоприема.

— Опять передача? — вздохнул Неверов, вставая. — Поспать не дадут…

В спокойных светлых глазах Диего мелькнула улыбка.

— Пора бы привыкнуть, ворчун. Мне они тоже покоя не дают в твое дежурство, однако я не ворчу.

— Тебе хорошо, ты вон какой здоровый!.. А я слабый и хилый… И вообще человек без чувства юмора выносливей.

— Спасибо.

— На здоровье.

По пульту беззвучно метнулись желтые огни, складываясь в знакомую комбинацию, и тотчас же отозвался динамик дешифратора:

«Внимание, вызов! Сто один дробь три, пятое февраля, семнадцать часов сорок минут относительного, аппаратура готова».

Диего ответил стандартным: «Вызов принят» — и приготовился к приему информации.

Прошлепав босыми ногами до бокового крыла пульта, Неверов включил блок дубль-связи с Базой и поприветствовал проявившуюся в виоме сонную физиономию дежурного Базы. Это был Гунн.

— Привет, Эдвин. Спишь? Не проспи смену.

— Что у вас там? — не принял шутливого тона Гунн, который обладал редким даром не реагировать на шутки в свой адрес. — Опять запрос на энергоснабжение вне графика?

— Мы же не виноваты, что автоматы защиты Зоны срабатывают так часто. Включай запись. Поступил словосигнал, очередная передача.

Особый плоский экран над пультом связи, окруженный тройным кольцом датчиков выбора программ, загорелся серым дрожащим светом, то убыстряя ход, то замирая, и стало ясно, что на этот раз ничего путного он не покажет. До сих пор специалисты земных институтов не могли разобраться в логике видеопередач коренных обитателей планеты — энифиан. Передачи не поддавались расшифровке, и ведущие математики Базы считали, что в данном случае необходим принципиально иной подход к проблеме видеосвязи с энифианами. Парадокс состоял в том, что энифиане и люди уже понемногу общались через обычную радиосвязь, то есть расшифровывали язык друг друга, но видеопередачи — наиболее наглядный и простой способ коммуникации — принимать не могли. А может быть, этого не хотели сами хозяева планеты, неведомые энифиане, до сих пор остававшиеся анонимами…

— Да-а, парадокс, — сказал вслух Неверов, глядя на экран, подумал и добавил: — Парадокс — это когда у человека голова пустая, но тяжелая.