— Тираниды — страшный противник, хуже Хаоса, — проговорил калека в самоходном кресле. — Жуки перерабатывают все возможные ресурсы, включая почву до скальных пород, и используют как строительный материал для производства себе подобных. Сколько бы они не потеряли, если поле боя останется за ними, весь ущерб окажется восполнен в кратчайший срок. Поэтому если мы не истребим культ до его вопля, никто не спасется…

— Нет необоримого противника, — автоматически заметил Боргар, хмурясь и осмысливая услышанное.

— Статистически отбить атаку жуков удавалось примерно в трети случаев, — сообщил губернатор. — Это если им вообще оказывали хоть сколь‑нибудь организованное сопротивление. При этом защитить получалось только те миры, где население составляло хотя бы миллиард человек, сосредоточенных в компактных поселениях, которые можно превратить в крепости. При этом обязательна поддержка Флота, боевые орбитальные станции, Гвардия — не отдельные полки, а миллионные армии. И крайне желательно — Космодесант. У Ахерона ничего этого нет, зато в изобилии имеется самое ценное для жуков — кислород и вода. Нас стопчут в считанные часы, затем за пару месяцев обглодают планету вчистую. И все.

Комиссар и губернатор смотрел на арбитра, который сцепил пальцы массивных перчаток и молча думал. Так прошло минут пять, чья тишина нарушалась лишь шорохом вентиляторов и жужжанием агрегатов в коляске комиссара.

— Я вам не верю… — наконец сказал Боргар. — Если бы все было так, то в администрацию субсектора давно отправился бы призыв о помощи. Вы лжете.

— Мальчишка… — горестно вздохнул Теркильсен. — Думаешь, мы не пробовали?

Губернатор сунул руку за пазуху, пальцы арбитра чуть дрогнули, будто ожив сами по себе и готовясь перехватить возможное оружие. Но Теркильсен, сопя и бурча, достал лишь пачку белых листов нежнейшего кремового оттенка. Листы хрустели почти как обычный пластик или искусственная бумага, но с тем неповторимым оттенком, что отличает естественный материал от синтетики.

— Десять воззваний за год, — вопиял Теркильсен, потрясая ношей. — Десять проклятых писулек, во все возможные инстанции! Настоящий пергамент, с самой Терры, причем каждую как следует "смазали", чтобы попали в нужные руки без промедления! За такие деньги я мог бы запустить новый цех карбонового завода! И что мне отвечают!? "Держитесь, вас услышали, помощь близко."! Один и тот же ответ на все призывы!!!

Его рев пробился сквозь стекло и даже дежурящие снаружи энфорсеры оглянулись. Дживс вскинула голову и машинально стиснула в кулаке цилиндр.

— Ты еще ничего не понял?! — проорал Теркильсен, нависая над Боргаром, как замшелая серая скала. — Не будет помощи! Не бу — дет! — повторил он по складам. — Нас бросили, списали как сопутствующий ущерб!

— Поясни, — Боргар также отбросил остатки вежливости и выставил вперед нижнюю челюсть, будто готовился перегрызть горло ярящемуся верзиле.

— Мир вам, коллеги, — механический голос комиссара пронзил напоенный яростью воздух, словно облив противников холодным душем. — Наш враг не здесь. Но очень близко. И наши разногласия радуют его.

Теркильсен сел, почти упал на вращающийся стул, как надувная игрушка, из которой разом выпустили воздух. На его лице отразились усталость, разочарование и… Да, Боргар готов был поклясться, что губернатором овладело безмерное отчаяние. Совершенно искреннее, долго сдерживаемое и оттого вдвойне страшное. До этой минуты арбитр воспринимал откровения оппонентов двойственно, стараясь оценить их критически, как попытку разоблаченных заговорщиков выиграть время. В руках у Дживс был муляж, настоящий детонатор скрывался в перчатке Сименсена. Достаточно лишь разомкнуть плотно сжатые мизинец и средний палец на левой руке, чтобы…

И только сейчас, глядя на обезумевшего от животного ужаса Бента Теркильсена арбитр подумал, что все рассказанное действительно может оказаться чистой правдой.

— Что за сопутствующий ущерб? — спросил Владимир, вернув себе привычную хладнокровную сдержанность.

— Тау, — глухо вымолвил Теркильсен, пустив глаза и сцепив пальцы в замок с такой силой, что костяшки побелели. — Наш субсектор граничит с синемордыми ящерицами. Тень, что накрывает астропатическую связь, очень велика. Это не передовой отряд и не рейдовая группа. Идет Флот — Улей. Если нам не спешат на помощь, это означает только одно — фронт наступления широк, он заденет и Тау. И для того, чтобы не всполошить разведку ящеров в администрации сектора и субсектора, не будет никакой подготовки, никакой обороны или эвакуации.

— Не мне вас учить, арбитр, — вставил комиссар. — Наш регион не слишком богат и не имеет стратегического значения. Мы не поставляем незаменимых ресурсов. Не занимаем ключевого положения, как Врата Ока Ужаса. Помощь не пришла, значит весь регион списан, принесен в жертву. Ради того, чтобы Тау ничего не заподозрили раньше времени, и Пожиратель ударил по ним всей силой.

— Что дальше? — спросил Боргар.

— Дальше… — все также глухо ответил Теркильсен. — Вся надежда была на то, что нам удастся найти и истребить культ генокрадов до того, как стая запалит свой маяк. В этом случае оставался крошечный шанс, что тираниды нас просто не заметят, тут слабая обжитость субсектора может сыграть на руку. Мы действовали очень осторожно, отлавливали подозреваемых по одному, искали симбионтов… Все, чтобы не спугнуть тварей. Счет шел на недели, а может и на дни. Теперь же… То, что случилось в Танбранде сегодня — скрыть уже нельзя. Культ либо знает, либо узнает в самом скором будущем обо всем. И мы не успели… Осталось еще двадцать семь точек, в которых может укрыться основное логово культа с патриархом. Не успели…

Губернатор качнулся на скрипящем стуле, закрыв лицо руками и хрипло выговорил:

— Бог — Император, если бы ты, Владимир, расследовал своих чумных уродов еще хотя бы неделю… Есть там нурглиты или нет, с заразой мы справиться можем. Или хотя бы попытаемся, с какими‑то шансами. Но когда генокрады завопят, уже ничего не поможет, даже если мы потом перебьем их всех. Мы не успели…

Боргар молча посмотрел на чудовище в гробу. На тварь ростом больше двух метров, отчасти похожую на орка, только выше и уже, с плотной кожей серого цвета и темными, почти черными пластинами костяной брони. С длинными конечностями, числом как у паука, совершенно непонятно, где ноги, а где руки — все многосуставчатые лапы вооружены когтями, что отливают синевой, как хорошая сталь.

Конечно, все можно подделать. И мертвечину тоже. Но можно ли "подделать" губернатора, молча раскачивающегося на стуле с выражением безумного, не рассуждающего отчаяния и ужаса на бледном, мокром лице?.. Можно ли сыграть такое искреннее горе и разочарование? Не есть ли все происходящее хитрый план, с помощью которого враги рода человеческого стремятся обмануть доверчивого арбитра?..

— Еще не все потеряно, — сказал комиссар. — Не все.

Впервые за время разговора он сдвинулся с места. Кресло обогнуло гроб и подъехало ближе к арбитру, на расстояние руки, так что Боргар машинально прикинул, как убьет калеку одним прикосновением, если что‑то вдруг…

— Мы потеряли время, — проскрипел комиссар, видимо он очень устал и тоже волновался, эмоции прорывались даже через бесстрастный синтезатор голоса. — Но шанс есть. Призрачный. Но есть. Культ начнет пробуждение, теперь это неизбежно. Но ему тоже потребуется время. Двадцать семь точек, где может укрываться патриарх. Мы будем атаковать и выжигать их все, подряд, одну за другой. Молясь, что вычислили все. И что найдем нужную раньше, чем твари завопят. Ты и твои энфорсеры. Решай. Помоги. Или уйди в сторону.

Звякнул передаточный механизм кресла, комиссар подъехал еще ближе, почти вплотную. Его линзы, давно заменившие глаза, яростно и страшно сверкнули в тусклом свете будки.

— Маски сброшены. Теперь играем в открытую. Мы и они. Кто первый успеет.

день тринадцатый