Софи подумала, как же замечательно вышло, что она забыла потушить лампу, хотя он, казалось, имел в виду совсем другое.

Теплые губы коснулись ее виска, и девочка дернулась, словно пчела ужалила.

— Ох, мелкая, — улыбнулся парень, разжимая руки и отпуская ее, — что ж ты мелкая-то такая?

— Цветы, — пробормотала Софи, краснея от этой его улыбки. — Надо в воду поставить.

Желтая — это Филомена, она знала. Невеста — наверняка белая. Значит, красная — Красавица Южноморья…

На следующий день Софи снова в лавку не пришла — проспала. Полночи с Тьеном просидели на кухне, говорили. Вроде бы о пустяках, о ерунде всякой, но вспоминать отчего-то стыдно: сразу кровь к щекам приливает, мурашки холодные по телу, а внутри все огнем горит…

Но потом — ничего, вернулось все, стало как и раньше. И с работой, и с постояльцем.

Господин Гийом, правда, поворчал немного, что слишком часто она хворать стала, но больше по-доброму, по-отечески. Вместо четырех дней всего два из жалования вычел, и делами на первых порах после «выздоровления» не сильно нагружал.

А с квартирантом — тут сложнее. Непонятнее. Ведь если он денег за жилье теперь не дает, то получается, и не квартирант уже. А кто?

Софи почти неделю над этим вопросом голову ломала. Никак не объяснишь. Но если не умом, а сердцем судить, то как-то правильно все выходило, словно только так и должно быть, и никак иначе. Тьена она про это, конечно, не спрашивала. О другом узнать хотела, но тоже стереглась пока. Непонятное что-то с парнем творилось, а что, так сразу не объяснить. Вроде все тот же, а в чем-то, в мелочи какой-то, во взгляде, в слове, случайно оброненном, совсем другой. И вести себя стал временами странно. Во вторник она из лавки вернулась (засветло уже, зима-то последние деньки отбывала), а он для Люка качели смастерил — веревка с дощечкой — и на яблоне повесил. Малыш катается, а Тьен тем временем в саду копошится. Сказал, убрать к весне надумал. Листья прошлогодние и впрямь в кучу сгреб, дорожку вымел. Только когда Софи пришла, он на корточках у забора сидел, сухую землю из руки в руку пересыпал и нашептывал что-то, даже ее сразу не заметил…

Еще рисовать стал, все черточки какие-то, фигуры, звезды пяти и шестиугольные, кругами обведенные. Порисует-порисует, бывало, десяток листов за раз изведет, и тут же в печку кинет…

Но не так часто с ним эти странности случались, чтобы переживать. Может, просто бездельем человек мается? Вот, например, в вечер перед выходным Софи на кухне возилась, хотела загодя еды наготовить, потому как на следующий день уже погулять договорились, вдруг слышит, у постояльца в комнате стук какой-то: бум, бум, бум. Пошла поглядеть, так оказалась, он там с табуретки прыгает. Разминка, говорит, такая, мускулатуру укрепляет. А сам до пояса раздет, и мускулатура, ага… В общем, она решила, пусть себе прыгает.

В выходной в город вышли. В парке погуляли, в кондитерской посидели. Про то, чтобы на площадь Адмиралов сходить ни один не заикнулся: Ламили там неподалеку живут, пойдешь — точно встретишь. Но о том, что у Анны скоро день рождения Софи помнила, и подарок уже купила. Решила, что занесет, поздравит, а в дом и заходить не станет. Хоть и вряд ли пригласят…

На обратном пути в книжный магазин заглянули, что недавно в центре открылся. Огромный, два этажа, и все книги, книги — глаза разбегаются. Тьен себе что-то долго присматривал, но купил только сказки для Люка — «Приключения в стране фей» какого-то Бернарда Брю.

— А вы знаете, господин Брю, наш прославленный земляк, на будущей неделе посетит наш магазин! — радостно известил их продавец. — Есть прекрасная возможность задать вопросы любимому автору и получить автограф!

— Придем? — спросил у девочки Тьен.

— У меня работа, — напомнила она.

Да и не был господин Брю ее любимым автором — только сегодня впервые имя услышала.

А парень решил все-таки сходить.

Накануне книжку про фей от корки до корки прочел и весь вечер писал что-то, даже с Люком играть отказался, хоть тот и упрашивал, а Софи, когда она спросила, что за писульки, ответил, что секрет и, может быть, ничего еще и не выгорит.

Но выгорело.

— Вот, держи. Только сразу не трать. — Она только-только вернулась с работы домой, по дороге из лавки заглянув на рынок за керосином, а постоялец с ходу всучил ей тонкую стопочку банковских бумажек.

— Что это?

— Да вроде бы деньги, — удивился вопросу парень. — Пусть у тебя будут, ты лучше знаешь, что в дом покупать нужно.

— Откуда столько?

Тьен усмехнулся:

— От господина Бертрана Брю. Получили сегодня вместе с автографом. Да, Люк?

Он подмигнул путавшемуся под ногами «напарнику», с которым ходил днем на встречу с писателем, и Софи за голову схватилась. Стянула шапку и спрятала в ней лицо.

— Вы… Ты… — Слов не было на такую бесшабашную наглость ответить. Но выдавила кое-как: — Ты сказочника ограбил?

Представился добродушный длиннобородый старичок в старомодном сюртуке и с клюкой, у которого бессовестный вор вытянул из кармана кошелек, лишив последнего нажитого.

— Чего? — переспросил оскорбленно парень. — Кто кого ограбил? Люк, мы кого-нибудь грабили?

— Не-а, мы не г’абили! — звонко подтвердил малыш.

— Но деньги… — Софи совсем растерялась.

— Продал писаке кое-какие историйки, — объяснил Тьен. — И идею для романа — может, напишет. Почитаем.

— Продал? Свои сказки? — догадалась девочка.

Раньше ей и в голову не пришло бы, что за такое возможно денег выручить. Но сказки у Тьена были расчудесные, таких наверняка ни в одной книжке нет… А теперь будут.

Уже за ужином, хорошенько все обдумав, снова завела эту тему:

— Ты же мог сам книгу написать. Тогда бы все знали, что это твои сказки, а не какого-то Брю.

Милый старичок в ее сознании превратился в толстого сквалыгу, наживающегося на чужом труде и фантазии.

— Написать, наверное, мог бы, — согласился, поразмыслив, парень. — Но издать — вряд ли. А у этого Брю каждый год новые книги выходят. Имя, договоры с издательствами… — Он заметил ее удивленный взгляд и пожал плечами, отвечая на не озвученный вопрос: — Да, знаю об этом немножко. Когда-то один человек рассказывал. Тоже пытался книжки писать, не сказки, а серьезные вещи. Он в последнюю войну воевал, повидал многое. Потом профессору одному записки продал, тот их в свои труды включил. И истории остались, и Михалу деньжат перепало. Михал — это тот человек, что мне о книгах рассказывал. Умер он уже… А я с лета на кладбище не был…

Тьен вдруг застыл, глаза словно остекленели, и цвет их уже не казался таким ярким. Софи сделалось страшно, и она поспешила накрыть ладонью его лежавшую на столе руку, чтобы он оттаял от ее тепла, а не превратился в ледяную статую.

— Я и к Лансу не пошел…

Глаза у парня совсем потемнели, и Софи еще крепче сжала его пальцы.

— Давай завтра сходим, — предложила она тихо.

— Куда? Я не знаю. Кладбище, что за церковью Святой Варвары, и Михал там. А где могила…

— Там смотритель есть, у него все записано. Нужно имя назвать, он подскажет, где найти, — скороговоркой проговорила девочка, как будто промедли она хоть секунду, случится что-то непоправимое. И добавила после паузы, опустив голову: — Мама тоже там похоронена, а мы с Люком еще осенью крайний раз ходили.

О сказках забыли. Договорились на следующий же день, как только она в лавке освободится, сходить на кладбище.

Но уже поздно вечером Софи заглянула все-таки к постояльцу. Не уснула бы, если бы не спросила.

— Ты теперь воровать совсем не будешь?

Даже если книжек писать не станет, можно же и другую работу найти. Вот на рынке грузчики всегда нужны, или почтальоном пойти — в прошлом месяце на почте объявление висело, в мастерскую слесарную помощником, замки-то без ключа открывать научен… Только не коммивояжером!

— Не знаю. Как карта ляжет.

Вроде и не пообещал ничего, но все равно спокойнее стало.