– Именно, – кивнул Маркус и ткнул пальцем в происходящее на экране. – Очевидно, Маль часто навещала Лину. Видишь, как та спокойно отдает ей ребенка?

Я видела. А также видела и то, что они ведут себя как хорошие подруги. Лина была рада визиту Маль, и мне почему-то стало обидно. Почему Антуан не захотел, чтобы этим человеком была я? Понятно, что Маль «присматривала» за Линой и ребенком для Корпуса, делая вид, что дружит с ней. Почему это не могла быть я? Предположим, он обманул руководство и хотел скрыть от него тот факт, что позволил ребенку двух химер родиться, поэтому старался сузить круг посвященных. Но он же не мог не знать, что я никогда никому ничего не сказала бы?

Тем временем на экране Маль отправилась с малышом наверх, а Лина занялась приготовлением завтрака.

А ведь в тот момент в Копусе уже знали о том, что случилось в квартире Маркуса. Может быть, Маль навестила Лину, чтобы проверить, не напали ли и на нее тоже? Или она пришла специально, чтобы забрать ребенка перед тем, как придет убийца?

– Нет, для Маль смерть Лины стала большим сюрпризом, – возразил Маркус, когда я озвучила последнее предположение. – Не знаю, что она делала наверху. Там я камер так и не нашел. Вероятно, Антуан следил только за первым этажом, оставляя Лине приватные зоны. Но вот посмотри, что произошло через пару минут после убийства.

Он включил третий ролик. На нем Маль очень опасливо спустилась со второго этажа, озираясь. Потом увидела тело Лины. Отшатнулась, зажав себе рот руками. Сделала неуверенный шаг вперед, но тут же замерла, а потом бегом бросилась обратно наверх. Маркус промотал вперед почти пять минут, прежде чем Маль снова спустилась вниз. На этот раз в ее руках была переносная люлька с ребенком и помимо сумки, с которой она пришла, еще одна. Возможно, с детскими вещами.

– Маль забрала ребенка, – констатировала я факт, который в этом не нуждался. – Но я не понимаю… Если Антуан послал ее к Лине, чтобы проверить, не напали ли на нее, то почему он до самого вечера оставался не в курсе гибели Лины? А если он в курсе, то как он позволил ей там лежать? Ведь если ее найдет КГП, можно не успеть перехватить расследование, а для него это потеря контроля над ситуацией!

– Именно поэтому я думаю, что Антуан ничего не знает. По какой-то причине Маль скрыла от него происшествие. И тот факт, что забрала ребенка. Я не знаю почему, но я думаю, что сейчас самое время поехать к ней и спросить.

Я вспомнила вчерашний день. Совещание, на которое Маль почему-то опоздала. Ее бегающий взгляд, дрожащие руки. Она смотрела на меня, как будто хотела что-то сказать, но не решалась. Она боялась. Боялась Антуана? Или кого-то еще? Вопросы, вопросы – столько вопросов и ни одного ответа!

Впрочем, нет, один ответ мы наконец получили: мы теперь знали, где искать ребенка Маркуса и Лины. Может быть, Маль расскажет нам что-то еще. Пусть эта ниточка тонкая и хрупкая, но она есть, и следовало поскорее потянуть за нее, пока кто-то более шустрый ее не оборвал. Я решительно подскочила с места.

– Тогда едем!

Проще сказать, чем сделать, ведь черный вседорожник по-прежнему стоял на другой стороне улицы. Конечно, пожарная лестница тоже все еще была в нашем распоряжении, но я опасалась, что за несколько часов наблюдения за моим домом сотрудники службы безопасности – если это они – тоже могли заметить пожарную лестницу и взять ее под наблюдение. Поэтому мы придумали другой план.

Я вышла из дома гораздо раньше, чем делала обычно, но мой «хвост» оказался к этому готов: вседорожник увязался за мной. Я сделала вид, что еду в сторону штаб-квартиры Корпуса Либертад, но намеренно поехала по дороге, на которой уже собиралась пробка. Здесь вседорожнику стало сложнее меня преследовать: я несколько раз меняла полосы, беспардонно влезая в каждую приемлемую «дырку» между машинами, пользуясь небольшими габаритами своей.

Сначала я таким образом «лезла» в крайний левый ряд, а когда громоздкий неповоротливый вседорожник смог перестроиться за мной, отстав всего на пару машин, начала еще более агрессивное перестроение в обратную сторону. Мне недовольно сигналили, но сегодня мне было плевать. Я добралась до правой полосы как раз вовремя, чтобы приткнуться на остановку общественного транспорта. Включив аварийный сигнал, вылезла из машины и торопливо нырнула в подземку. Придется потом, конечно, выкупать машину у КГП, но я считала это приемлемой жертвой.

В подземке я легко смешалась с толпой. Даже если маневр разгадали, и кто-то из машины последовал за мной, он меня потерял. Убедившись в этом, я отправилась на ближайшую к дому Маль станцию. Оставалось надеяться, что Маркус уже успел туда добраться. И что мы сможем перехватить Маль до того, как она уедет на работу.

Я не знала, как строить разговор, потому что до конца не понимала ее роль, но надеялась, что сориентируюсь на месте.

Ничего придумывать и не потребовалось. Маль открыла дверь и, едва увидев Маркуса за моим плечом, резко выдохнула. Как будто с облегчением.

– Полагаю, раз вы здесь, то уже все знаете? – обреченно предположила она, отходя в сторону и пропуская нас в квартиру.

Она опасливо посматривала на Маркуса, словно боялась, что тот в любой момент может свернуть ей шею.

– Еще не все, но мы надеемся, что ты прольешь свет на темные пятна.

Судя по выбранному тону, Маркус не собирался развеивать ее страх.

– Где его ребенок, Маль? – чуть мягче спросила я.

Если все это время она помогала Лине и забрала ребенка, чтобы защитить, то не заслужила грубое обращение.

Маль снова вздохнула и жестом велела ждать в гостиной, а сама ушла в другую комнату. Вернулась быстро, держа на руках малыша, который недовольно кряхтел, собираясь заплакать.

– Простите, я не знала, что еще сделать, – она виновато посмотрела на Маркуса, потом перевела взгляд на меня. – Я хотела рассказать тебе вчера, но никак не могла поймать момент. Сначала меня нагрузили исследованиями, потом ты была то с Антуаном, то с Бертом, то вообще исчезла…

Она подошла ближе, не зная, кому отдать ребенка. Он был еще совсем крошечный, должно быть, родился недавно. Маль держала его очень аккуратно, а меня словно парализовало. В глубине души я не чувствовала права брать малыша Лины на руки.

К счастью, Маркус и в этом аспекте оказался не из пугливых. Не сразу, но он шагнул вперед, подставляя руки. Маль бережно передала ему ребенка, тихо уточнив:

– Это мальчик. Лина назвала его Коннором. – Она бросила на меня быстрый взгляд. – В честь твоего отца.

Оказавшись на руках Маркуса, маленький Коннор все-таки заплакал, демонстрируя недовольство происходящим. Едва ли он осознавал это самое происходящее, но наверняка чувствовал, что находится в чужом месте с чужими для него людьми. И без мамы.

Я перевела взгляд на лицо Маркуса и не удержалась от улыбки. Вечно хмурый и чем-то недовольный, небрежный и брутальный гибрид человека и хамелеона еще никогда не представал передо мной таким растерянным, но счастливым. Я вспомнила, что прежний Маркус Фрост всегда с особым вниманием и заботой относился к детям, втянутым в наши расследования. И, наверное, теперь я понимала, почему в самом начале он был готов принести меня в жертву ради спасения Лины и ребенка. Я впервые видела, как он вполне искренне улыбается, покачивая на руках ревущего младенца.

– Ну, здравствуй, Коннор, – тихо поздоровался Маркус. – Вот и встретились. А ты выглядишь совсем нестрашным. – Он бросил на Маль тяжелый взгляд исподлобья. – Совсем не похож на монстра.

Та смущенно опустила глаза, а потом снова посмотрела на меня.

– Похоже, сыграли те двадцать пять процентов вероятности. Ребенок в большей степени человек, чем хамелеон. Ближе к родам Лины мы это уже знали. Он унаследовал способность к регенерации и был выношен быстрее, чем обычные человеческие дети. Он гибрид, но… – она нерешительно улыбнулась. – Не больше, чем Лина после операции. Возможно, трансплантация и перелом в ее природе благоприятно воздействовали и на него.