Это был абсолютный язык в отсутствие слов и предложений, грамматики и синтаксиса, чистейшая, дистиллированная информация, полностью освобожденная от малейших условностей способа передачи и потому пригодная для восприятия любому и каждому, без различия возраста, пола и уровня образования. Весь блок информации укладывался в одну минуту, после чего немедленно начинался повтор. Точно так же, как и у миллионов других, смотревших в это время на экран, в мозгу Перлова возникали четкие, точные образы того, что хотели сообщить зрителям неизвестные создатели передачи. И образы эти показались Перлову жуткими. Зрителю ничего не пытались навязать, его не звали на баррикады, ему просто рассказывали, в каком мире он пребывает. Рассказ был совершенно нейтральным, лишенным какой бы то ни было эмоциональной окраски и по этой причине убийственным по достоверности и убедительности. Тайны селектов больше не существовало, как не существовало более и покровов, маскировавших действительное место организации Перлова. И каждый был волен самостоятельно определять, как к этому следует относиться.

— Гипноз, — сказал Перлов. — Они всех зомбируют, твари!

— Это не гипноз, мой дорогой, — отозвался Хац, и Перлов, забывший, что продолжает держать трубку около уха, вздрогнул. — Это просто новости. Не для нас, конечно, но для очень многих. И в совершенно новой, очень оригинальной упаковке.

— Прекрати это! — закричал Перлов. — Прекрати немедленно!

— Если б я только мог, дорогой, — раздался смешок Хаца. — И если бы я действительно мог, ты бы сейчас этого не смотрел.

— Прерви вещание! Объяви чрезвычайное положение! Сделай что-нибудь!

— Мои люди не могут войти на территорию телецентра, — сказал Хацкоев.

— Что значит… как не могут?!

— Почти точно так же, как не могли войти в этот паршивый городок, — в голосе Хаца читалось раздражение тупостью собеседника. — Они стоят перед входом, но их туда не пускает охрана.

— Что значит — не пускает? Как кто-то может не пустить твоих людей? Почему раньше пускали?

— Раньше пускали, а теперь — нет. Телецентр — стратегический объект.

— Пусть применят силу! Мне ли тебя учить?!

— Охрана телецентра вооружена, — с растущим нетерпением отвечал Хацкоев. — И будет действовать по инструкции. А она, после известных тебе событий девяносто третьего, очень жесткая. У меня нет возможности и достаточных сил, чтобы штурмовать телецентр. Да толку от этого будет немного. Передачу могут вести откуда угодно. Телецентр придется снизу доверху обыскивать. Представляешь, сколько на это уйдет времени?

— У тебя есть люди внутри? Прикажи им действовать!

— У меня есть люди внутри, — монотонно отозвался Хацкоев, — но я не могу с ними связаться. Думаю, тут тоже не обошлось без наших общих друзей.

Перлов сделал усилие и почти полностью овладел собой. Он взглянул на часы: половина шестого. Время массового включения телеприемников. И с каждой минутой число телезрителей увеличивалось все больше.

— Когда началась передача?

— Минут десять назад.

— Они объявили нам войну, Хац. Надеюсь, ты это понимаешь. А раз так, ответные меры должны быть полностью адекватными.

— Что ты имеешь в виду?

— Сам подумай хоть раз! — рявкнул Перлов. — Теперь все дозволено, все! Разнеси это гнездо к чертовой матери! Вызови танки, авиацию, все что угодно!

— Ты что такое говоришь? — растерялся Хацкоев. — Предлагаешь бомбить телецентр?

— Это ты говоришь, — Перлов ощутил, как снова мучительно заныло плечо, — хотя давно уже должен действовать. Хац, к шести часам все дебилы страны соберутся у своих ящиков, хоть это ты понимаешь? Все до одного, со своими дебильными женами и отпрысками. Они увидят все, что видим мы сейчас. Они все узнают. Ты этого хочешь?

— Я не командую авиацией, — растерянность Хацкоева постепенно сменялась ответной агрессией, которая рождается отчаянием. — И танков у меня нет.

— Тогда сделай, сделай хоть что-нибудь, идиот!!

— Я уже делаю! — заорал Хац. — Я послал свои команды на ретрансляторы. Но чтобы туда добраться, им понадобится не менее часа! Все!! Будет что-то новое, я тебе сообщу, — сказал он и отключился.

Перлов заскрежетал зубами и шарахнул мобильником о стену. Мелкие осколки пластмассы разлетелись по всей комнате. Больше Перлов не ждал сообщения о захвате Нестерова. Теперь эта проблема перешла в разряд второстепенных.

А собственно, почему? Он снова внимательно вгляделся в экран телевизора, и торжествующая улыбка, рожденная внезапным озарением, всплыла на его лице. Чего он испугался? Выродки сами выпустили на волю джинна, который их теперь и уничтожит. В правительстве сидят далеко не идиоты. То есть там точно сидят не идиоты — в этом Перлов убеждался множество раз. Выродки пожелали вступить в открытую борьбу? На здоровье! Только ни один из них не сумел понять, что начали войну они уже не с Организацией, не с Перловым, а с системой — сложившейся и успешно функционирующей. По сути — с государством. Какое же государство станет такое терпеть? Они предлагают несогласным куда-то там уйти вместе с ними? Кто же допустит повальное бегство рабочих единиц и налогоплательщиков? Неизбежную анархию, неуважение к власти и законам?

Правда, переубедить стадо будет трудно (тут он с отвращением покосился на телевизор), логика штатных ораторов сильно проиграет в сравнении с этой дьявольской выдумкой выродков. Но кто сказал, что убеждать так уж обязательно. Достаточно будет просто заставить. А уж это в стране делать еще не разучились. Разумеется, начать нужно будет с отлова и ликвидации выродков — в этом властям поможет Организация. Жаль, что о выродках еще не все известно, но и того, что известно, на первое время будет достаточно. И, конечно же, необходимо принять меры, чтобы в корне подавить всякие надежды на возможность бегства стада. Объявить их поганые заповедники зонами строжайшего карантина. А лучше всего — просто сбросить туда по бомбе. Бомбы! Прекрасная мысль!

Перлов даже засмеялся от удовольствия. Не одни выродки способны прятать козыри в рукаве. У него был подходящий человек. Досконально проверенный, настоящий — не вырожденец, не бастард или жалкая овца, а существо той же плоти и крови, что и сам Перлов — будущее человечества. Он служил командиром полка тактической авиации, расквартированного в Тверской области. Идея внедрения в армейские кадры, кстати, принадлежала не Перлову, а Крюке. Великий, дальновидный Крюка! Плоды его трудов Перлов будет использовать еще не однажды.

Перлов набрал номер и кратко объяснил тому, кто поднял трубку, что тот должен немедленно сделать. Он был чрезвычайно доволен тем, что не услышал пустых вопросов и не почувствовал в голосе собеседника ни малейших ноток сомнения. Его собеседник уже успел посмотреть телепередачу, и объяснять дополнительно ему ничего не потребовалось.

Экран телевизора внезапно мигнул, передача прекратилась, и возникла заставка, а потом голос невидимого диктора довольно сбивчиво произнес: «Приносим извинения телезрителям за допущенный технический срыв. Телевещание будет возобновлено через несколько минут».

Людям Хацкоева наконец-то удалось добраться до ретрансляторов.

Жизнь огромного города обладает колоссальной инерцией, и даже исключительные события не способны заметно изменить поведение его обитателей. Где-то совсем рядом могут взлетать на воздух вагоны метрополитена или целые жилые дома, лопаться банки, уходить в скандальную отставку министры — в ежедневный распорядок миллионов все это не вносит почти никаких перемен. Сейчас происходило точно также. С высоты четвертого этажа Нестеров смотрел на Новый Арбат, не замечая в поведении горожан ровным счетом ничего необычного. Как и прежде, автомобили чадили выхлопом в традиционной утренней пробке в сторону центра. Людские ручейки также равномерно текли по тротуарам, вливались и выливались из дверей магазинов, ненадолго образовывали маленькие спокойные заводи возле остановок наземного транспорта. Все было абсолютно как всегда.