— Гоша, постой! — сказал Нестеров, впившись глазами в очередную распечатку. — Посмотри-ка! Если читать через две буквы на третью, вот здесь, в этом месте, получается слово, которое звучит как «волода» или «волод». Может быть, это Вологда? Или Владимир? Или нечто похожее?
Гоша подскочил, выхватил из руки Нестерова бумажный лист.
— А почему ты начал читать через две буквы? — спросил он спустя минуту.
— Да как-то случайно… вот только дальше ничего не получается.
— Интервалы могут чередоваться, — машинально ответил Гоша, еще раз поглядел на листок и осторожно сказал скорее самому себе, чем Нестерову: — Может быть, попробовать запустить программу поиска возможных вариантов внутренней кодировки… А ты, Олег, вот что, давай садись к монитору и смотри. Распечатывать никакой бумаги не хватит…
Ощущение тупика все сильнее охватывало Магистра. Каждый день он несколько раз просматривал информационные программы телеканалов и убеждался, что от внешнего мира Периметр отделяет не только собственная ментальная граница, но и жестокая блокада, организованная снаружи. Об исчезнувшем городке не говорилось ни слова, будто и не существовал он вовсе. Попытки атаковать Периметр прекратились. Невидимый противник просто начал планомерную осаду, справедливо полагая, что долго городку не выстоять. На второй день в городке отключились сотовые телефоны, таким образом связь с миром была полностью прервана. Расчеты на то, что первая акция активного противостояния анималам возбудит хотя бы общественное любопытство, полностью провалились.
Город с населением в тридцать тысяч человек пропал, исчез с карты страны, но в стране по этому поводу ровным счетом ничего не происходило. Впрочем, при здравом размышлении получалось, что ничего удивительного в том искать не следует. Не один, не два, а десятки таких же городов находились каждой зимой на грани исчезновения, оставаясь без тепла и воды. Страна ежегодно теряла убитыми и пропавшими без вести в результате криминального террора в таком количестве, которым можно было заселить целый район, и тем не менее общественное мнение пребывало в неизменной задумчивости и спокойствии.
Утром к Магистру приходил заместитель председателя горсовета. Деликатно покашливая и отводя в сторону глаза, он сообщил, что на следующей неделе, вообще-то, планировался отъезд большой группы школьников на черноморский курорт. Он не жаловался и не возмущался, он просто пришел посоветоваться, как теперь быть. Конечно, мы люди взрослые и все понимаем, говорил он, но дети так ждали этой поездки к морю…
Магистр заверил его, что поездке ничто не помешает. Через два-три дня так или иначе все решится. Заместителю председателя не понравилось выражение «так или иначе», Магистр понял это по его глазам. Магистру оно тоже не нравилось, однако ни обнадеживать напрасно, ни врать он не умел, о чем сейчас немало сожалел.
Магистр все чаще ловил себя на том, что завидует основателям Шамбхалы. Однако построить в центре России собственную, полностью закрытую от внешнего мира страну, не решив огромное количество организационных вопросов, было невозможно. Этих вопросов вполне хватило бы на полгода работы целого управления: нужно было организовать снабжение продовольствием, топливом, вывоз мусора, в конце концов, не говоря уже об отборе будущего населения Периметра — добровольцев, готовых, подобно гималайским затворникам, на долгие годы добровольно отказаться от общения с внешним миром.
Ничего подобного сделано не было, потому что ни Магистр, ни кто-либо из его коллег никогда не рассматривал всерьез подобную перспективу. Создаваемые Периметры изначально рассматривались как центры притяжения, и максимальная продолжительность их изоляции в критических случаях локальной атаки хищников или иной смуты не должна была превышать двух недель. Таким образом, открытие Периметра и сдача городка была предопределена. Сейчас нужно было думать о том, как организовать отступление, вывести из-под удара не только учеников, но и тех людей, которых анималы заранее определили в жертвы.
— Мы снова проиграли, мы все чаще проигрываем, — с горечью говорил в этот момент Магистр Филу, — мы снова вынуждены отступать, и это становится правилом. Анималы, как всегда, оказались подготовлены намного лучше. Им есть что терять, и сейчас для меня очевидно, что они не остановятся ни перед чем. Вплоть до тотального террора и гражданской войны. Впрочем, возможно, этого им и не понадобится. Насколько я понимаю, теперь они бросят все силы на отстрел селектов и учеников. В государстве, где счет убийств идет на десятки тысяч, несколько сотен дополнительных смертей останутся незамеченными…
— Я говорил, что тебе нужно уезжать, Валерий, — негромко гудел Фил. — Тебе и твоим товарищам. В эмиграции нет позора, когда она совершается, чтобы сберечь силы для будущих боев. Как нет и доблести в бессмысленной и бесцельной гибели. Это только тактическое отступление. Я проведу всех вас обратно, уже завтра мы будем в Вермонте. А уже оттуда организуем отъезд остальных селектов вместе с учениками.
Магистр не успел ничего ответить, потому что дверь с шумом распахнулась и влетел Гонта.
— Магистр! У них получилось! — выпалил он с порога. — Они нашли ключ!
* * *
…Тогда Господин мой взял меня за руку, приказав закрыть глаза, дабы сияние небесных сфер, созерцать кои простой смертный не в силах, не ослепило меня, и провел тайной тропой между мирами. А потом он сказал: «Открой глаза и зри совершенный мир, равный Эдему, который до тебя не видело ни одно человеческое создание». И я увидел страну под ласковым солнцем, не оскверненную людской злобой, тучные земли, не знавшие плуга, речные воды, чистотой сравнимые с благородным хрусталем, вековые леса, кишащие дичью. И я спросил своего Господина: отчего же он не приведет сюда несчастных и обездоленных, чье жалкое существование на Земле суть безысходная скорбь от рождения до смерти. На что Господин мой ответил, что в урочный час мир сей откроется для достойнейших, но до той поры мне надлежит хранить в строгой тайне сведения о нем и путях, к нему ведущих.
Тут небывалое смятение охватило все мое существо. Будучи не в силах его утаивать, я спросил своего Господина: «Именем святым заклинаю тебя, поведай мне: Божий ли этот мир? Не управляют ли им существа, лишенные душ, неподвластные Великому Творцу нашему? Не обрекут ли нашедшие его свои души на вечные скитания в поисках Царства Божьего, не имея возможности его достичь?»
Господин мой, засмеявшись, сказал, что и этот мир, и многие другие, которые людям видеть не дозволительно, сотворены единой Волей и что сомнения мои во всемогуществе Творца не что иное, как тягчайшая ересь, недостойная добродетельного христианина. Устыдившись до глубины души, я смиренно молил о прощении, и Господин мой даровал его мне. А потом он взял меня за руку, приказав зажмуриться, и спустя короткое мгновение мы вновь очутились возле храма на берегу озера, которое жители здешних мест именуют Володай…
— Это Валдай! — сказал Гонта. — Магистр, это Валдай, нет никаких сомнений! Храм на берегу! Да я знаю это место, был я там на турбазе в юные годы. Честное слово, с такими ориентирами я Вход и без карты найду! Магистр, мы должны немедленно туда ехать. Тут же по шоссе меньше сотни километров!
— Вы как всегда слишком торопитесь, уважаемый коллега, — ехидно заметил Музыкант. — Неужели вы предлагаете бросить город на растерзание этим бандитам и…
— Вы же сами прекрасно понимаете, что мы не можем держать Периметр закрытым вечно, — с досадой перебил его Гонта. — Для уточнения координат Входа и разведки на месте туда должна отправиться совсем небольшая группа. На это нам потребуется дня два. А вам нужно немедленно начинать реализацию Плана в полном объеме. Естественно, с необходимыми коррективами. Периметр открывать следующим же утром, уходить самим, эвакуировать тех, кому грозит опасность, и действовать.
— Я отсюда никуда не уйду, — заявил Музыкант. — Я не позволю уничтожить еще один Периметр, хватит нам и Волгограда.
