— Огромные деньги, — подтвердил Гонта. — Это был совместный глобальный проект. Строили на дальнюю перспективу в надежде на то, что когда-нибудь мы сможем начать настоящие систематические исследования. К слову, и эта планетка сама по себе вовсе не так безнадежна, как тебе показалось. Земля в палеозое выглядела примерно так же. Высокое содержание углекислоты, сейсмическая активность. Так что миллионов через двадцать лет, когда атмосфера изменится, тут будет весьма неплохо.

— Двадцать миллионов лет? — повторил Нестеров. — Ты серьезно насчет перспективы?

— Шучу, шучу, — хмыкнул Гонта. — Станции сохраняют, потому что всегда остается надежда использовать эти базы для поиска смежных ДП, пригодных для обитания. Дело в том, что каждое ДП — отнюдь не конечный пункт маршрута. К примеру, если мы отойдем еще километра на два, то оттуда попадем не в институт и не на Землю, а совсем в другое место.

— Какое? — машинально спросил Нестеров.

— Откуда я знаю? Но то, что это будет совсем другой мир, — гарантирую. Хотя надежда отыскать ДП земного типа теоретически существует. Слушай, — рассердился он, — давай все-таки поедим, я голодный, как те негры из Африки. Причем все вместе!

— Погоди! — вскочил с места Нестеров. — Если я правильно понял, вы предполагаете, что в рукописи Барки есть координаты входа в пространство земного типа? Именно с Земли?

— Ты все понял правильно, — наклонил голову Гонта. — Корнелиус Барка долгое время сопровождал некоего Сванте Гусставсона, полномочного представителя Ганзеи в России и очень известного в свое время картографа. Гусставсон был селектом с очень мощными способностями. Он одним из первых начал целенаправленно изучать Достижимые Пространства. Достоверно известно, что в одной из поездок по России Гусставсон обнаружил вход. Будучи человеком осторожным и скептическим, он более месяца в одиночку прожил в открытом ДП, тщательно его исследуя, пока не пришел к выводу, что новый мир вполне пригоден для жизни человека. Однажды он побывал там вместе с Баркой. Не знаю, зачем он это сделал, — Барка не входил в число его учеников и до самого конца относился к Гусставсону, словно к полубогу какому-то. Во всяком случае, убедить спутника в своей человеческой сущности Гусставсону так и не удалось. Он составил подробный отчет и план местности, однако, понимая чрезвычайную важность своего открытия и не считая себя вправе единолично им распоряжаться, зашифровал координаты. Спустя некоторое время по его поручению Барка отправился в Любек, и тут история практически завершается. Дальнейшая судьба самого Гусставсона, к сожалению, неизвестна. По одним сведениям, он был убит грабителями, по другим — погиб, продолжая исследования новых ДП. Корнелиусу Барке тоже не суждено было вернуться на родину. В пути он тяжело заболел и умер, бумаги его считались исчезнувшими. Единственным свидетельством открытия Гусставсона на долгое время стало его короткое письмо своим друзьям и единомышленникам, достигшее адресата. И хотя отчет с картой Гусставсона были найдены почти столетие спустя в одном частном архиве, без координатной привязки искать вход было бессмысленно. Так что теперь вся надежда на вас с Гошей.

— А если вы ошибаетесь и нужных сведений в рукописи нет?

— Тем хуже для всех нас, — сказал Гонта. — Все, хватит, давай обедать. Или ужинать…

Нестеров тоже почувствовал, что изрядно хочет есть. Некоторое время они сосредоточенно шуршали упаковками. Вероятно, эта саморазогревающаяся еда английских десантников даже со всеми подливками и приправами не выдержала бы конкуренции с обычным шашлыком, но проголодавшемуся Нестерову она показалась вершиной кулинарного искусства. Но едва он отложил опустошенные пластиковые сосуды с выдавленными эмблемами Соединенного Королевства, усталость придавила его с такой силой, что под тяжестью ее он просто вынужден был опуститься на мягкую кушетку. Кажется, Гонта его о чем-то спросил и Нестеров даже ответил, но что именно, он уже точно не помнил.

— …в результате проведенной операции спецслужб был задержан заместитель директора по науке Научно-исследовательского института прикладной физики, член-корреспондент РАН Валерий Рыбаков. Как сообщили нам в пресс-центре ГУВД, согласно оперативным данным, на территории института долгое время действовала лаборатория по изготовлению синтетических наркотиков. При обыске было изъято около пяти килограммов сильнодействующего наркотического препарата, в несколько раз превосходящего по эффекту героин…

Диктор телевидения сделал небольшую паузу, прислушиваясь к указаниям режиссера программы, и продолжил:

— Произошедшие в Институте прикладной физики события, по всей видимости, проливают определенный свет на необъяснимые на первый взгляд убийства ученых, прокатившиеся по стране волной от Санкт-Петербурга и Москвы до Хабаровска и Владивостока. По мнению некоторых компетентных источников из числа сотрудников МВД и Генпрокуратуры, причины этих преступлений все же следует искать в банальной схватке преступных группировок за сферы влияния криминального бизнеса, в который, к сожалению, все больше и больше оказывается втянутой наша отечественная наука…

Перлов выключил переносной телевизор и медленно повернулся к Рыбакову.

— Красиво изложено, как вы полагаете? — ухмыльнулся он.

— Мерзость, ложь, гадость, — Рыбаков брезгливо передернул плечами. — Каких еще комментариев вы от меня ожидали?

— Я имею в виду лишь форму, а не ее содержание, Валерий Павлович. Согласитесь, что форма была сооружена профессионально быстро и вполне убедительно.

— Вы хотите, чтобы я взялся это всерьез обсуждать? — удивился Рыбаков.

— Вовсе нет. Для обсуждения у нас с вами достаточно других тем.

Рыбаков презрительно усмехнулся:

— У нас с вами, как вы изволили выразиться, никогда ничего общего не будет. В том числе и тем для обсуждения. Кстати, в отсутствие адвоката я вообще ни о чем говорить не собираюсь.

— А вы не торопитесь, — сказал Перлов. — Зачем вам сейчас адвокат? Я же не следователь и не прокурор. Сначала хотя бы выслушайте.

— В данном положении я просто вынужден это сделать, — Рыбаков обвел взглядом тюремную камеру.

— Вот именно! — Перлов внимательно проследил за направлением его взгляда и одобрительно кивнул. — Рад, что вы проявляете понимание ситуации, в которой оказались.

— Не заблуждайтесь, это очень ненадолго.

— Нет, это вы не заблуждайтесь! Уйти отсюда, используя свои замечательные способности, вы не сможете. Охрана специально подобрана из наших лучших людей. Вы не сможете заставить их открыть двери. А если даже сможете, вторая линия охранников, которой запрещено контактировать с первой, расстреляет и вас, и их с расстояния. У них такие инструкции.

— Не жалеете вы свой человеческий материал, — сказал Рыбаков.

— Этого добра кругом сколько угодно, — махнул рукой Перлов.

— Уйти отсюда я мог бы прямо сейчас, — проговорил Рыбаков. — Одна линия или две — особой роли не играет. Мне просто любопытно, сколько вам удастся меня здесь удерживать и как вы потом будете выбираться из этого дерьма. Насколько я понимаю, страна вам еще не принадлежит.

— Целиком — еще нет, — засмеялся Перлов. — А частично — вполне. У вас эти дурацкие Зоны Справедливости или как вы там их называете, а у нас свои территории. И никаких особенных усилий для их создания не нужно. Только деньги. Вот мы с вами сидим вроде бы в государственном учреждении, но в данный момент оно полностью принадлежит мне. А час назад государственная спецслужба провела в вашем институте операцию в моих личных интересах, хотя, возможно, большинство из мусоров, пардон, сотрудников, об этом и не догадываются. Однако не будем отвлекаться. Хочу вам предложить честную сделку.

— Честную? — поднял брови Рыбаков. — Странно, знаете, это слово слышать из ваших уст.

— Да бросьте вы! — начал раздражаться Перлов. — Перестаньте тратить время на эту чушь! Я буду краток. Надеюсь, пример Волгограда вас убедил: ликвидация ваших Зон лишь дело некоторого времени и техники. Так вот, рассматривайте этот пример в качестве демонстрации наших возможностей. Поэтому мое предложение таково: вы возвращаете нам Нестерова, а мы обязуемся больше не трогать ваши Зоны. Можете и далее сеять в них, как говорится, разумное, доброе и вечное. Лично я против них ничего не имею. Даже наоборот. Приятно думать, что где-то неподалеку есть места, где можно отдохнуть от этого беспредела.