Умирающая.

Не знаю, сколько я там пролежала. Я ещё слышала звуки, но события стали бессвязными. Вспышка ослепительного света и звук ломающегося дерева. Три удара грома — или пять? Помимо холода, который распространялся по мне, я чувствовала самый невыносимый зуд, но ничего не делала. Это было похоже на чуть незаконченную картину: как будто всё, что требуется, — это последний мазок кисти, и в конце концов всё встанет на свои места. Я лежала, слушая, как зёленое пламя пожирает мир, и зудела.

И тут что-то щёлкнуло.

Осознание нахлынуло на меня снова. Я была Кэтрин Обретённой, дочерью никого и ничего. Однажды я сражалась с людьми за золото, но заработала только серебро. Я отнимала жизни, и правосудие пришло за мной с мечом, который кричал, как скорбящий человек. Я была учеником монстра, но мечтала создать мир без них. Предательница со всех сторон, кроме моей собственной, и мой путь привёл меня к этому моменту: истекать кровью на полу, окружённой огнём.

Все остальные претенденты были мертвы — я стала Оруженосцем.

Мой разум прояснялся с каждым вдохом. Это не принесло утешения. Имя бурлило у меня под кожей, наконец-то моё, но не приносило никакого исцеления. Зло не исцеляет. Мне нужно было встать, это было необходимо, если я не хотела отпраздновать свою победу весёлым горением заживо, но моё тело отказывалось подчиняться. Я была больше, чем наполовину трупом, и выносливость, которой я всегда гордилась, наконец-то подвела меня. Больше половины трупа, ха. В моей голове возникла идея, абсурдная во всех отношениях.

«Я уже видела, как поднимают труп», — хихикнула я про себя, издавая ужасный смешок.

Я потянулась к глубинам своего Имени, погружаясь так глубоко, как только могла, не задумываясь. Оно было там, это прохладное чувство, которое я помнила с того солнечного дня, когда я подняла свою лошадь. Как вода, такая глубокая, словно никогда не видела солнца. Я ухватилась за эту силу, сплела её в нити. Медленно и осторожно я завязала узлы вокруг своих конечностей. Мне пришло в голову, что я делаю из себя марионетку, и я снова хихикнула. Ну, уж лучше я, чем кто-то другой.

Открыв глаза, я посмотрела на потолок и потянула. Моя левая нога дернулась вверх — мышцы натянулись, но выдержали, и правая нога присоединилась к ней. Собрав всю свою концентрацию, я потянула за самую большую веревку: мой живот резко поднялся, и я снова встала на ноги.

— А теперь, — объявила я пустой комнате, — мой следующий трюк…

Раз, два, три, четыре, пять. Один за другим мои сломанные пальцы возвращались на место. Я не почувствовала даже укола боли от этого действия, что вряд ли было хорошим знаком. Я сжала руку в кулак, прежде чем отпустить струны: пальцы ослабли, не реагируя на мои попытки заставить их двигаться. Это должно было сработать. Как самый безумный кукловод Творения, я тянула и тянула, пока мне не удалось вернуть меч на место, а нож — в ножны. Я заметила, что в стене была дыра. Очевидно, Одинокий Мечник решил дилемму обоих выходов из огня, сделав свой собственный. То, что он использовал для прорыва, пахло магией, но мне это не показалось опасным: я вышла в переулок, равнодушно пожав плечами. Улица была пустынна, хотя у самого входа я обнаружила запёкшуюся кровь гоблина, разбрызганную по камням мостовой — сумка Укоряющей лежала там же без присмотра, распахнутая ударом меча. Я заметила, что в ней всё ещё оставались боеприпасы. Я взяла в руки разрывной снаряд, но чем дольше я смотрела на него, тем больше мои мысли начинали блуждать: я смотрела вперёд, оглядывая улицу и её пересечение с широким проспектом. Я была возле лестницы, ведущей к внешним стенам, и там, на крепостном валу, я заметила драматически развевающийся плащ.

Одинокий Мечник стоял там, задумчиво глядя в ночь, а ветер дразняще трепал его тёмные волосы. Я была уже на полпути, когда поняла, что делаю, но было уже слишком поздно. Манипулирование своим собственным почти трупом, очевидно, не очень хорошо поддавалось скрытности, потому что он повернулся ко мне задолго до того, как я оказалась на расстоянии удара ножом. Жаль, было бы большим удовольствием просто воткнуть меч ему в спину и столкнуть его со стены.

— Ты, — нахмурился он, а затем побледнел, присмотревшись внимательнее. — Что ты с собой сделала?

Я попыталась ответить, но всё, что вышло, было наглым бульканьем. Верно, всё ещё умираю. Это было прискорбно. Я была не в том состоянии, чтобы подшучивать, поэтому вместо этого бросила ему разрывной снаряд. Я промахнулась и попала ему за спину, но взрыв всё равно сбил его с ног. Я полагаю, разница по итогу невелика. Мне потребовалось две попытки, чтобы вытащить меч из ножен — тяжело было ухватиться за рукоять, — но к тому времени, как он оправился от ударной волны, я уже была перед ним. Я потянула за верёвки, и моя рука опустилась, клинок врезался в его неуклюже изогнутый парирующий удар. Слишком грубо, отметила я, чувствуя, как мышцы руки рвутся, как дешёвая ткань. Сила удара была чудовищной, я с легким удивлением отметила, что лезвие его клинка застряло в моем мече. Это оказалось полезным: когда я снова дёрнула свой, его меч был вырван из его руки, двигаясь вслед за моим. Я стряхнула его, дёрнув рукой взад и вперед, сбрасывая его вниз на улицу, и он лязгнул по мостовой. Я снова попыталась заговорить, но только выплюнула толстый сгусток крови, а он с ужасом посмотрел на меня и попятился. Тем не менее, это прочистило мне горло.

— Я же говорила, что мой план сработал, — прохрипела я.

— Ты планировала стать некромантической мерзостью? — сказал он в ужасе, осторожно отступая.

Не совсем, но он не мог этого доказать. Я обошла его с поднятым мечом, заставляя встать у края стены. Внизу текли тёмные воды реки Хаэрте — ещё одна защита в арсенале Восточных ворот.

— Ты кэллоу, — сказал он, когда молчание стало неловким. — Мы должны сражаться бок о бок, а не друг против друга. Почему ты работаешь на них? Как ты можешь оправдать свою работу на этих тиранов?

Я заметила, что он не оказался таким уж нетерпимым к общему делу, когда остался без меча.

— А на кого ещё можно работать? — вырвалось у меня, мой голос был таким искажённым, что я с трудом его опознала.

Он страстно взмахнул рукой.

— Кэллоу! — ответил он. — На королевство и всех людей, которые в нём живут.

— Нет никакого Кэллоу, — прохрипела я. — Королевство умерло двадцать лет назад. Еще до того, как мы оба родились.

— Если хоть один человек сражается под его знаменем, Королевство живо, — сказал он таким тоном, словно только что поведал мне какую-то великую истину. Герои.

— Королевство одного, — прохрипела я в отрывистом кашле. — Да здравствует король Меченосец, повелитель глупых дел.

Зелёный взгляд заострился, и я потянула за веревочки, чтобы сдвинуться с места, наполовину уверенная, что он собирается напасть.

— В свободе нет ничего глупого, — прошипел он.

— Ты собираешься освободить нас, да? — я рассмеялась. — Каким образом? Убивая имперских губернаторов? Никто здесь не стал свободнее, чем до тебя.

— Значит, я должен встать на колени и лизать сапог Врага, как это делаешь ты? — прорычал он. — Никогда. Я лучше умру.

Я могла бы убить его. Прямо сейчас, прямо здесь, в глубине души я знала, что могу убить его. В следующий раз, когда мы встретимся, я, возможно, не смогу этого сделать, но на этот раз ход истории был в мою пользу. Это было заманчиво, но где-то на краю сознания я могла различить тропинку. Она была тёмной, усеянной руинами и смертью невинных, но разве я не перестала притворяться, что нахожусь на стороне Небес, как только взяла нож?

— Докажи это, — прохрипела я. — Если ты хочешь, чтобы твой путь побил мой, тогда приди ко мне снова. Должным образом. Заслужи свое Имя, герой. Беги, прячься и собирай свои армии в темноте. Заключай сделки, о которых ты будешь сожалеть, пока у тебя не останется ничего, чтобы торговаться. Я буду ждать тебя по ту сторону поля боя.