— Нет, — прорычал Одинокий Мечник.

— Да? — рискнула я, но это слово было заглушено тем, что наруч, закрывающий мое запястье, полностью раскололся под его хваткой.

Я ударила его по лицу рукоятью меча, но он не дрогнул и оттолкнул меня.

— Я бы согласилась на может быть, — сказала я.

Мой язвительный сарказм, к сожалению, не пролил крови. Плачущие Небеса, я была почти уверена, что он вывихнул мое запястье тем движением. Это довольно резко ограничивало мои возможности. Он снова надвинулся на меня, глаза светились так интенсивно, что у меня разболелась голова от одного взгляда на них. Я наносила удар за ударом, отступая. У меня заканчивались уловки, чтобы повернуть все вспять. Отбив мой клинок, он ударил своей рукоятью по моему единственному функционирующему запястью — от удара я выронила меч. Что ж, у меня все еще были ножи. Клинок героя пронзил пояс, удерживающий пояс на мне, хотя мне удалось выхватить один, прежде чем они упали на землю. У меня были ножи, мысленно поправилась я. Одинокий Мечник, к несчастью, принес длинный меч в бой на ножах, что, строго говоря, давало ему некоторое преимущество. Я двинулась вокруг и подобралась поближе, но он подсек мои ноги. Я ударилась о камень с глухим стуком, и он встал надо мной с поднятым мечом.

— А теперь, — торжественно произнес он, — мой Триумф.

— Ты знаешь, в чем разница между Оруженосцем и Мечником? — прохрипела я.

Он удивленно моргнул.

— У меня есть лошадь, — объявила я.

Мгновение спустя Зомби ударил его в спину. Я закрыла глаза и потянулась к сердцу некромантической конструкции, где Разбойник ловко воспроизвел то же устройство, которое он сделал для броши в волосах Масего. Кусочки кости шаркнули друг о друга, когда я использовала последние остатки своей силы, производя единственную искру. Подрывные заряды, спрятанные внутри моего скакуна, взорвались мгновенно, и мир стал белым, жар облизал мое лицо.

Через мгновение я открыла глаза, хотя и не помнила, как закрыла их. Я попытался пошевелиться, но у меня все было сломано, и я лежала не там, где раньше. Дьявол, я потеряла сознание. Моя правая рука выглядела так, как будто я пыталась сделать из нее узел, что было малообещающе. К тому же моя нога, по-видимому, горела. Гоблинский огонь. Подавив ужасный крик боли, я сумела сесть и поспешно расстегнула понож с зеленым пламенем на нем, слабо отбросив его. Моя левая рука слепо нащупала опору, запястье пульсировало от боли, но вместо этого я нашла что-то металлическое. Мой нож, поняла я. Тот, который Блэк подарил мне, казалось, много лет назад. Мои мысли были медленными и бессвязными. Я нашла взглядом Уильяма, лежащего без сознания в нескольких футах от меня, и потащилась по земле, все еще сжимая в пальцах нож. Как только я подошла достаточно близко, я с усилием вонзила нож в его незащищенную шею. Сталь погрузилась в плоть, и я издала торжествующее шипение. Глаза героя открылись, и он пробормотал какое-то слово.

- Восстановление.

— Да ладно тебе, — прохрипела я.

Уже закрывающаяся рана выталкивала мой нож. Струны света были не такими густыми, как в прошлый раз, но все еще работали. Я вытащила нож и снова ударила его. Вернее ударила бы, если бы он не поймал меня за запястье. Он поднял другую руку, и я увидела его меч, сияющий, как озеро в лунном свете. Он прошел через мою броню, как через пергамент, погрузившись прямо в мое сердце. Герой приподнялся на корточки.

— И на этом все кончается, — сказал он.

Я чувствовала, как мое Имя бежит по моим венам, но не для того, чтобы спасти меня, а для какой-то… более глубокой цели. Значит, это правда. — Мы проклинаем нашего убийцу последним вздохом, — рассказывал Блэк.

— Ты умрешь еще до конца дня, — прохрипела я.

— И все же, — улыбнулся Одинокий Мечник, — я победил.

В глазах у меня потемнело. Я чувствовала, как жизнь покидает мое тело. Я безмятежно улыбнулась.

— Попался, — подумала я и умерла.

— Это, вероятно, не считается каннибализмом, если вы уже мертвы — Императрица Ужаса Кровавая Первая, Гурманша

Труп Подлого даже не успел остыть, как его расчленили и сожгли, развеяв пепел так широко, что из останков не смогло образоваться даже привидение. Урок, который Двор усвоил много веков назад на коленях первой Императрицы Ужаса Кровавой, чье царство ужаса не закончилось чашей с ядом, которую она выпила. Она стала еще более опасной после своей смерти. Канцлер был человеком основательным, несмотря на все свои недостатки, и не собирался давать такому опытному колдуну, как Подлый, ступить на землю живых. Зал на двадцать четвертом этаже Башни уже давно использовался для официальных судебных заседаний, и то, что Канцлер выбрал его в качестве места для призыва, открыто говорило о намерениях этого человека. Во всяком случае, он управлял Империей вместо Императора, в течение последнего десятилетия, без сомнения, он рассматривал фактическое вступление на трон как простую формальность. У него была поддержка Высших Лордов, Легионы — эта печальная, уродливая сестра того, чем когда-то были Легионы Ужаса, — были у него в кармане, и он контролировал Атер. Восхождения на трон были построены на трети такой поддержки. И все же…

Амадей задумчиво смотрел на мозаику, покрывавшую весь пол. Центральная часть, возможно, изображала Первый Крестовый Поход и падение Императрицы Ужаса Торжествующей, но его интересовало не это. Ближе к бронзовым и золотым дверям была часть о Императрице Ужаса Первой Пагубной, основательнице Империи. Мозаика изображала, как она изгнала миезанцев — историческая неточность, поскольку от легиона остался лишь один голый остов, но эта ложь занимала центральное место в мифе о создании Праэс — и объединила Сонинке и Тагреб. Она сама была тагребом, губернатором Кахтана во время иностранной оккупации. Более многочисленные и политически влиятельные сонинке убили ее в течение десятилетия, и один из них занял трон, но вы никогда бы не догадались об этом по тому, как улыбались Верховные Лорды рядом с ней. Позади людей стояли на коленях зеленокожие, орки и гоблины, смешиваясь в унизительном поклонении своим повелителям. Еще одна ложь. Кланы удалось уговорить присоединиться к Декларации только с помощью подкупа, а племена пришлось принуждать к этому насилием.

Так много лжи для одного этажа. Набор позолоченных украшений, наспех наброшенных на бесславное начало, тщательно отполированных за тысячелетия, пока они не стали восприниматься как правда истории. Что они скажут о сегодняшнем дне через тысячу лет, задался вопросом Черный Рыцарь. Будут ли они говорить о нем как о начале золотого века или как о хныканье мертворожденного бунта? Дворяне и подхалимы толпились в зале, сбиваясь в шепчущиеся круги. Никто из них не подошел к нему. Некоторые пытались выставить его дураком, когда он был моложе, думая, что дуни будет легкой добычей, но след из трупов, который он оставил после себя, разубедил их в этом. Тем не менее, по крайней мере некоторые из них должны были попытаться заключить с ним союз, чтобы улучшить свое положение при новом режиме. Слух о его многочисленных разногласиях с предполагаемым Императором, должно быть, распространился. Было ли это прелюдией к попытке полностью убрать его из игры? Эта мысль его позабавила. Намерения Канцлера, занявшего трон, все еще оставались для него загадкой, хотя он мог сделать несколько догадок.

Он вынырнул из своих мыслей, когда в открытые двери вошел человек, о котором он думал. Шепот стих, и толпа благоговейно расступилась, когда Канцлер подошел к трону. Проведя рукой по камню и железу, человек на мгновение замер, улыбаясь.