Иногда Уильяма забавляло, что красный крест, который был знаком всех крестоносцев, был символом, предоставленным Империей Ужаса. Триумфальная, несмотря на все свое жестокое безумие, любила, когда дети распинали собственных родителей в знак почтения. В конце концов она поплатилась за это, когда герцогиня Даоин, предавшая своего отца кресту, встретилась с молодым рыцарем-идеалистом по имени Элеонора Фэрфакс. Элеонора была тронута Раскаянием, и когда она подняла восстание, весь континент собрался под ее знаменем и пронес его до самого подножия Башни. Вначале крест носили только солдаты герцогини, но символы распространились — к тому времени, когда империя Торжествующей была обрушена на ее голову, у каждого мужчины и женщины в этой армии на одежде был нашит клочок красной ткани. Или клеймо на их коже.
Так закончился Первый Крестовый Поход. Второй наступил, когда праэс подняли восстание против королевств крестоносцев, на которые было разделено их королевство, и были разбиты в пух и прах. Однако, когда Пустоши восстали во второй раз, их возглавил человек, которому предстояло стать Императором Ужаса Потрясателем Вторым. Третий крестовый поход закончился катастрофой и гибелью наций крестоносцев — чтобы еще больше усугубить позор, ослабленный Кэллоу был оккупирован Принципатом. Четвертый Крестовый Поход, последняя попытка вернуть себе Праэс, был утоплен Потрясателем в таком море крови, что больше никогда крестовый поход не поворачивал на Восток. После этого последовавшие четыре крестовых похода возглавила рука Раскаяния. Все они потерпели неудачу, потому что сражались с Мертвым Королем и его царством ужасов, с чудовищем, которое призывало к повиновению даже дьяволов. Из них именно Седьмой Крестовый Поход показался Уильяму важным, поскольку, насколько он знал, это был единственный случай в истории Калернии, когда Хашмаллим пришел в Творение.
Раскаяние коснулось Салии, столицы Принципата, и каждая душа внутри приняла крест — включая Первого Принца того времени. Остальная часть континента собралась за этим священным воинством, и какое-то время казалось, что бесконечные орды мертвых наконец-то иссякнут. Был осажден Кетер, резиденция Мертвого Короля и древняя столица его заброшенного королевства. Но в конце концов они проиграли. Мертвый король отравил землю и призвывал инфернальных тварей, пока перед ним не осталось ничего, кроме костей.
Но они подошли очень близко. Льес был меньше Салии, в его стенах жило всего сто тысяч человек, и он не был Королевством Мертвых. Малисия не была великим военачальником, как Потрясатель, и ее величайший полководец старел. Рано или поздно герою все-таки удастся убить Черного Рыцаря. Первый Принц Принципата замышляла Десятый Крестовый Поход, скрываясь в ее столице, и Вильгельм отдаст его ей. Но это не будет процеранское предприятие, и оно не закончится тем, что Кэллоу станет ее протекторатом. Остальная Калерния не потерпит, чтобы этот грех был совершен во второй раз.
Одинокий Мечник вышел на берег озера Хенгест и, медленно выдыхая, посмотрел на звезды. Дальше по берегу виднелись небольшие доки с рыбацкими лодками, но они не привели бы его туда, куда он направлялся.
Каждый ребенок Кэллоу знал, что где-то в водах есть святое место, остров, который, как говорят, не тронут войной и опустошениями времени. Говорили, что это остров, но из города его не было видно. Утопая в песке, Уильям смотрел на сверкающую воду и ждал. Появилось белое судно — маленькая гребная лодка без каких-либо следов весла. Оно не столько плыло, сколько скользило, нос и корма в форме лебедя были почти как живые. Оно причалило прямо перед ним, и Уильям, не говоря ни слова, взобрался на борт, усевшись на единственное сиденье. Ночь была ясная, но корабль завел его в туман. Он не мог сказать, как долго просидел там в одиночестве, окруженный лишь темными водами и туманом. Он уже был в Аркадии Блистательной, где время течет не так, как в Творении, но здесь все было иначе. Что бы ни лежало впереди, это было не в другом царстве, а просто частью этого, к которой смертным нелегко было получить доступ. Клинок Кающегося, всегда висевший у него на бедре, был теплым на ощупь. Он чувствовал
близость своего подобия. Легенда гласила, что в водах Хенгеста умер ангел.
Скоро он узнает правду. К своему удивлению, он не заметил остров, пока лодка почти не подошла к нему. Бледные пески образовывали в воде идеальный круг, совершенно голый за исключением маленькой часовни из грубо обтесанного камня. Уильям уже бывал в Лауэре и видел его прекрасные соборы. Он видел множество базилик юга, если уж на то пошло, и невероятное богатство и великолепие Салии — столицы самого могущественного государства на Калернии. Несмотря на все это, вид этой маленькой часовни пробудил в нем… что-то. Ощущение чуда. В нем не было грандиозных материалов или скульптур: по сути, это был не более чем каменный дом с остроконечным потолком и башней. Корабль причалил к песку в полной тишине, и Одинокий Мечник ступил на берег.
Теперь он увидел, что колокола на башне нет. И все же для одного из них нашлось свободное место — древний деревянный брус, на котором его можно было повесить. Это было первое несовершенство, которое он заметил здесь, и он почти нахмурился при виде этого. Отбросив эту мысль, он вошел внутрь через открытую дверь.
С каждой стороны стояло по семь рядов скамеек, размером немногим больше голых каменных плит. Ни фресок на стенах, ни картин на потолке. Даже окно в задней части дома было без витражей, открывая лишь бесконечные воды, затуманенные клубящимся туманом. Несмотря на все это, он испытывал некоторое благоговение. Часовня казалась неземной, даже больше, чем Аркадия. Это было слишком реально. Камень был самой сущностью камня, воздух —
самой сущностью воздуха: единственным незваным гостем здесь был он, живое несовершенство в безупречной в остальном сцене. За скамьями располагался небольшой алтарь из светлого камня с единственной отметиной на нем. Сигилом. Это был извилистый, сложный узор, но его разум не мог не воспринять его как число три в миезанских цифрах. Клинок Кающегося был таким теплым, что едва не обжег ему пальцы, когда он коснулся рукояти.
— Ты знаешь, что произойдет дальше, не так ли?
Голос Альморавы был мягким, почти добрым. Он не был удивлен ее появлением, хотя, тем не менее, посмотрел в ее сторону. Она сидела справа от него, на этот раз без бутылки в руке. Даже она не осквернила бы это место праздным пьянством.
— Меч входит в камень, — сказал он. — может, я и не знаю историй так, как ты, но эту я знаю.
Он также останется в молитве до рассвета. До восхода солнца оставалось ровно семь колоколов, независимо от того, когда он начал молиться. Эти вещи возникли сами собой.
— Интересно, каков же был последний герой, когда они призывали к Раскаянию, — тихо сказал он. — Были у него такие же сомнения.
— Нет, — ответил Альморава. — Белый Рыцарь была в Салии, когда пришло предложение от Мертвого Короля. Пятьсот детей каждый год за мир на границах. То, что Первый Принц даже задумался об этом, вызвало у нее такое отвращение, что она сделала это в ту же ночь.
Он не стал спрашивать, откуда она это знает. Он не был уверен, что ему понравился ответ. Герои, в отличие от злодеев, были привязаны к жизни смертного, но Странствующий Бард всегда знала излишне много о вещах, для которых была слишком молода, чтобы увидеть собственными глазами. Возможно, это было частью ее Имени. Возможно, это что-то совсем другое.
— Значит, она лучше меня, — сказал Уильям. — я знаю, через что им придется пройти. Это не такая уж нежная вещь.
— Хорошее не обязательно должно быть хорошим, — пробормотала Альморава. — просто праведным.
Одинокий Мечник остался стоять, глядя на бледный камень и символ на нем.
— Она может вывести Пятнадцатый из зоны досягаемости, — наконец сказал он. — сорок девять колоклов — это более чем достаточно времени.
