Легионы должны были пройти через Долины десятки лет назад, вместо того чтобы почивать на лаврах, сжечь Салию дотла и навсегда разделить княжества.
Весь трактат вызвал у Акуа беспокойство, и только годы спустя она поняла почему. Малисия смотрела только вперед, в будущее, которое она могла создать своими собственными руками. Прошлую славу Империи она отбрасывала в лучшем случае как несущественную, а в худшем — как помеху. Она исходила из того, что почти все тираны до нее были глупцами, как будто она была единственной умной женщиной, из когда-либо правивших Башней. Акуа Сахелиан родилась в правящей династии великого и древнего Волофа, единственного Имперского города, который никогда не был оккупирован иностранцами после Провозглашения. Ребенком она играла в храмовых лабиринтах, где ее предки приносили в жертву Богам зеленокожих, а взрослела в тени пирамид из обожженной глины, где до сих пор совершались ритуалы, древние, как Калерния. В самой ее крови текла история Праэс, безумие и величие одновременно. Даже притворяться, что новое царствование начисто сотрет все с лица земли, значило плевать на все, что стояло за Башней. Мы — последние представители нашей породы, Малисия. Последние великие злодеи Калернии, возможно, во всем Творении.
Дроу Эвердарка распались на враждующие племена, недостойные руин, которые они населяли. Цепь Голода представляла собой не что иное, как орду голодных крыс, столь же неспособных на злодейство, как и любое другое животное. Мертвый Король, этот знаменитый монстр, который превратил все его королевство в нежить и вторгшийся к самим дьяволам, которые думали обмануть его, не выходил из-за собственных границ в течение многих столетий. То, что ликаонцы вообще смогли принять участие в гражданской войне в Принципате, говорит о том, как далеко пал лич — в былые времена они не осмелились бы убрать со своих стен даже одного человека. Стигия и Беллерофон были подавлены другими городами Лиги, сведены к мелким пограничным спорам, а тот самый город Гелике, который сломал хребет княжеству при Непокоренном, теперь дрогнул перед лицом недовольства Принципата. Все, что осталось, — это Империя Ужаса, Башня, развевающая черное знамя, обещающее смерть и гибель всем, кто считал себя выше смирения. И теперь Императрица Ужаса Малисия заставляет их отвернуться от этого наследства. Этого было достаточно, чтобы вскипела кровь женщины.
Но Акуа помнила и черпала из этого силы. Императрица Ужаса Триумфальная, да не вернется она никогда, родилась в Волофе и держала волофитов рядом во время своего правления. Она не доверяла им, но, возможно, не доверяла меньше, чем другим. Даже когда Праэс рухнул перед лицом возмездия, нанесенного целым континентом и двумя иностранными империями, ее предки отступили за высокие стены своего города и хранили секреты, теперь забытые всеми остальными. И вот теперь Акуа стояла на холмах к югу от Марчфорда, того самого города, в который направлялась ее соперница после победы над Серебряными Копьями.
Наследница не потрудилась украсить себя броней, хотя владела несколькими комплектами. Такая громоздкая защита вряд ли была нужна: сонинке была искусной фехтовальщицей, но это было умение, которое она приобрела больше, чтобы предотвратить слабость, чем приобрести преимущество. Она предпочитала, чтобы другие проливали за нее кровь, и выбирала себе окружение с учетом этого предпочтения. Ее лакированные доспехи из наложенных друг на друга стальных чешуек были выполнены в древнем стиле тагребских воинов: юбка из чешуек, составляющая нижнюю часть, расходилась над коленом, открывая сапоги из прочной кожи. Округлый шлем, защищающий ее голову, был обернут чешуйчатым хвостом, который она прикрыла красной шелковой шалью, оставив отверстие, открывающее только лицо. Весь комплект, конечно же, был сшит и подогнан под нее — ее изгибы было нелегко уместить под такой одеждой, даже после подгонки. Натянув поводья, темнокожая аристократка остановилась, чтобы осмотреть храм, который она искала.
Это была маленькая и жалкая вещь, даже если она была построена из камня. Единственный отряд процеранских наемников, который она привела с собой, взял его без каких-либо проблем, напав на неосторожных часовых врасплох. Это здание не значилось ни на одной карте, потому что оно не было местом поклонения — это была тюрьма, спроектированная провинциалами, чтобы держать одно из Адских Яиц вечно нетронутым. Барика подъехала к ней, ее богато украшенные одежды выглядели нелепо в этой варварской стране. Заклинания, вплетенные в ткань, делали ее прочной, как сталь, если что-то ударит по ней, так же как заклинания в собственной броне Акуа делали ее устойчивой как к экстремальным температурам, так и к чужой магии, но в то время как такая элегантность была бы должным образом оценена в Праэсе, здесь это было напрасным усилием. Кэллоу были народом грязи и дерьма, пригодным только для работы на полях, за исключением нескольких превосходных пород, таких как деорайт. Из всех членов внутреннего круга Наследницы Барика была наименее ценной сама по себе: она не была таким могущественным магом, как Фадила, не была искусным воином и лидером людей, как Гассан, и не была такой ценной вещью, как Укоряющая. Она даже не отличалась особым умом, хотя и не была глупой. Хотя, надо отдать ей должное, она была самой преданной. Обе женщины молча наблюдали, как коммандер Укоряющая притащила священника из храма и с явным наслаждением перерезала ему горло, красная жижа потекла по покрытым шрамами рукам, а гоблин-нежить улыбнулась.
— Что бы ни сделал некромант, чтобы вернуть ее, — наконец сказала подруга детства, — это оставило… следы.
— Дикость может быть полезна, если ее правильно обуздать, — ответила Акуа.
И нельзя было отрицать, что она крепко держала поводок Укоряющей. Некромантия, которая связывала душу гоблинши с ее трупом, и чары, которые позволяли обугленной оболочке двигаться, существовали только до тех пор, пока она позволяла им это. Небытие, хотя технически и наделяло труп магическими свойствами, не позволяло людям, у которых не было таланта до их смерти, использовать магию. Укоряющая родилась без даров и поэтому не могла повлиять на магию, которая удерживала ее в Творении. Вдалеке Наследница заметила человека, командовавшего ее процеранскими пехотинцами. Большой и свирепый, Арзахель из Валенсиса проявил себя, когда она захватывала Дормер, пробравшись под покровом ночи и открыв ворота. Мужчина двигался с плавностью большой кошки, а его рука никогда не отрывалась от крючковатого фальчиона на поясе. С того момента, как она впервые встретила его, в его глазах было желание, когда он смотрел на нее, хотя Наследница не была склонна потакать ему. Есть более подходящие мужчины, если ей захочется разделить с кем-нибудь постель.
— Храм под охраной, моя госпожа, — объявил он с мягким акцентом на нижнем миезане. — Со священником было мало людей, только старики и зелёные.
— Хорошо, — ответил Акуа. — Пусть ваши солдаты очистят территорию. Если кто-нибудь попытается войти…
— Я знаю правила, Леди Наследница, — усмехнулся он. — Только трупы.
Процераны были хорошим капиталовложением, решила она. Бывшие солдаты воюющих княжеств, они были изгнаны из княжества за бандитизм и захват заложников — то, что она считала скорее преимуществом, чем черной меткой. У них был талант находить золото, которое пригодилось в южном Кэллоу: она уже заработала вдвое больше, чем потратила, наняв их, грабя владения мятежников. Стигийские рабы оказались менее изобретательными, но она не ожидала от них инициативы при покупке поводка. Грациозно спешившись, Акуа оставила наемников позади и прошла мимо двух колонн, отмечавших вход во внутренний храм. Барика осторожно последовала за ней, ее беспокойство при мысли о том, что лежало внутри, было слишком заметно. Строение было невысоким по сравнению с высокими Светлыми Домами, которые так любили строить провинциалы, спрятанными между холмами, чтобы их не было видно издалека. Внутри она обнаружила жалкую пустоту, голый камень и лишь грязные постельные принадлежности украшали комнату. Однако условия жизни мертвецов ее не интересовали.
