Я нахмурилась.

— Ты имеешь в виду без подготовки. Это не совсем справедливо. Он не может вложить столько магии в свои заклинания, но у него гораздо лучший контроль, чем у любого другого мага, которого я видела.

Блэк поднял бровь.

— Это не критика его способностей. Это просто означает, что у него есть потолок, который он не может преодолеть, когда дело доходит до более тяжелого заклинания: он никогда не сможет изменить ход битвы, как это могут сделать Векеса или Масего.

Не совсем точно — если бы он захотел, он мог бы вызвать молнию на вражеского генерала, что, несомненно, повлияло бы на ход боя, — но я поняла, что он имел в виду. Килиан был не из тех магов, которые способны уничтожить вражеский батальон одним заклинанием.

— Значит, на его фоне нет никаких красных флажков? — настаивала я.

— Его семья бедна, — заметил Блэк. — Он договорися, чтобы половину его жалованья им присылали на постоянной основе.

Там есть возможный рычаг воздействия, хотя в их финансовом положении не было внезапного всплеска: если его подкупили, он был осторожен. Его родители в последнее время подвергаются меньшей дискриминации со стороны местных властей, но это может быть просто результатом того, что они отправили ребенка в Военный Колледж. Всё равно этим занимаются.

— Значит, нет, — ответила я.

— Пока ничего, — уступил темноволосый.

Он налил себе вторую чашу вина, предложив мне то же самое, когда увидел, что моя почти пуста. Я кивнула — у меня не было никаких других планов на эту ночь, ничего плохого в том, чтобы выпить еще несколько. Он сделал глоток кислого красного, поводя губами от удовольствия.

— Твое участие подвергает ее большей опасности, — наконец сказал он. — Любой злодей или более прагматичный герой обязательно нацелится на нее, чтобы добраться до тебя.

— Знаю, — вздохнула я. — Но на данный момент почти все, с кем я близка, находятся в чьем-то списке убийств. Давай не будем притворяться, что Наследница не проредила бы всех моих старших офицеров в мгновение ока, если бы ей это сошло с рук.

— Неразумно позволять врагу диктовать тебе, как жить, — согласился Блэк. — Но осознания опасности недостаточно. Если ты не предпринимаешь конкретных шагов по смягчению угрозы, осознание этого ничего не значит.

— У меня есть люди, которые присматривают за Хакрамом, — сказала я ему. — Я думаю сделать эту охрану постоянной. Распространить это на Килиана не должно быть проблемой.

— Формирование твоей личной охраны, чтобы они могли справиться с деталями безопасности, должно быть приоритетом, — сказал зеленоглазый. — Но это чисто реактивный способ мышления.

— Мы в самом разгаре войны, — решительно ответила я. — Я не могу просто забрать Пятнадцатый в Праэс и начать вышибать двери Старой Крови.

— Это модель более широкая по масштабу, чем просто эта конкретная ситуация, — заметил Блэк. — Посмотри на свою тактику борьбы с героями Саммерхолма. Хотя я не стану оспаривать твои результаты, ты с самого начала уступила инициативу противнику.

— Они уже были готовы к засаде, когда я прибыла, — заметила я.

— Прерывать планы своих противников почти всегда лучше, чем позволить им вмешаться в твои, — сказал Рыцарь. — Я понимаю, что принятие быстрых, импровизированных решений — одна из твоих сильных сторон, и что непредсказуемость, которую она тебе придает, оказалась полезной, но в долгосрочной перспективе этого будет недостаточно. Тебе нужно начать предвосхищать проблемы, а не просто решать их.

Я хмыкнула.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но я не такая, как ты. Я не… вдохновитель, или как вы там это называете. Я вижу, что нужно делать, и делаю.

— Учись быть, — прямо ответил Блэк.

— Если ты когда-нибудь захочешь подняться достаточно высоко, чтобы осуществить то, что задумала, тебе понадобится нечто лучшее, чем ты есть сейчас. Правитель должен быть чем-то большим, чем тот, кто топчет пламя везде, где оно вспыхивает.

Он отхлебнул из чаши.

— Если ты будешь продолжать думать о симптомах, а не о причинах, в конце концов противник нанесет неожиданный удар — и ты потеряешь кого-то дорогого тебе, чтобы понять то же самое, что я пытаюсь донести.

Зеленоглазый слегка улыбнулся.

— Я выучил этот урок на собственном горьком опыте, — сказал он мне. — Я бы предпочел, чтобы тебе не пришлось этого делать.

Благодаря таким предложениям было так трудно не любить Блэка. Когда жрецы в Доме Света говорили о том, какой соблазнительной может быть Тьма, я всегда думала, что они имели в виду честолюбие и жадность. Даже похоть, учитывая, какими красивыми могут быть злодеи. Может быть, искренняя привязанность, которая иногда проявлялась за словами моего учителя, не смогла бы принять лучшего человека, но в конце концов я была из другого теста. Я прожила всю свою жизнь без отца и матери, и хотя Блэк, конечно, не подходил ни для того, ни для другого, я недооценила, как легко было бы привязаться к наставнику. Кто-то, кто заботился обо мне, кто искренне хотел, чтобы я реализовала свой потенциал. О, то, что он хотел для меня, было ужасно. Отрицать эту истину было невозможно. Но в нем также был блеск величия, и в этом было что-то ужасно соблазнительное.

— Ты когда-нибудь был влюблен, Блэк? — вдруг спросила я.

— Надеюсь, ты не намекаешь, что твоя влюбленность в магиню что-то в этом роде, — ответил он, приподняв бровь.

— Ты ведь не собираешься произносить речь любовь — это слабость? — нахмурилась я.

— У меня нет привычки проповедовать то, во что я не верю, — сказал он.

Я откинулась на спинку сиденья, наслаждаясь теплом камина.

— Я знаю, что не влюблена в Килиана, — призналась я. — Не думаю, что я когда-либо любила кого-то. Во всяком случае, не той любовью, о которой говорится в песнях. В этом то и проблема, я думаю. Эгоистично подвергать его опасности из-за чего-то такого… мелкого.

— Он взрослый парень, — сказал Блэк. — Он сам может принимать решения.

— Ты только что сказал мне, что правитель должен быть больше, — ответила я. — Я знаю, что он не пойдет на это вслепую, но есть часть меня, которая чувствует, что я должна принять решение для его же блага в любом случае.

Он усмехнулся, и я повернулась, чтобы посмотреть на него, но обнаружила, что его палец указывает на меня. Он легонько ткнул меня в лоб.

— Человек, — напомнил он мне. — Злодей, но всё же человек. Это нормально — хотеть чего-то для себя, Кэтрин.

— Даже если это причиняет боль другим? — поинтересовалась я.

— Всем больно, — ответил он. — Такова природа человеческого состояния. Тысячи людей умирают по всему Творению с каждым нашим вздохом, и ни ты, ни я ничего не можем изменить. Все, чем мы являемся, — это то, что мы делаем с этой истиной.

— Я не хочу быть человеком, который причиняет боль другим ради себя, — тихо призналась я.

— В мученичестве нет ничего праведного, — с отвращением произнес Блэк. — Как славно они умирают на своих кострах, те немногие благословенные, которые считают себя выше всего этого. И все же, чего они на самом деле добиваются? Отказ принимать реальность такой, какая она есть, а не такой, какой, по вашему мнению, она должна быть, — это не высокомерие, это трусость. Я не принимаю указаний от того, чье высшее достижение — собственная смерть. Жертва сама по себе ничего не решает. Это не замена труда, необходимого для того, чтобы что-то изменить, а просто легкий выход.

Я никогда раньше не видела такого Блэка. Не было и следа легкой, сардонической маски, которую он любил изображать, но холодного монстра логики, которого я мельком видела в Саммерхолме, тоже нигде не было видно. В нем чувствовалась спокойная напряженность, тяжесть подлинной веры. И кое-что из того, что он сказал, резонировало со мной. Разве не в этом суть моего несогласия с Одиноким Мечником? Он верил, что люди должны быть готовы умереть за королевство, а я верила, что королевство должно быть готово умереть за свой народ. Но здесь чего-то не хватало. Нить, которая удержит весь этот цинизм вместе.