— Ты хочешь, чтобы я дала шестнадцатилетней девушке из Кэллоу власть над жизнью и смертью высшей знати Праэс, — заметила Алайя. — Я знаю, что ты держишься в стороне от политики Пустошей, но ты должен догадаться, насколько хорошо это будет принято.

Рыцарь холодно улыбнулся.

— Так пусть ворчат. Пусть даже бунтуют. Есть причина, по которой половина легионов все еще находится на территории Праэс. В тот момент, когда они возьмут оружие, они будут подавлены, как это было, когда мы впервые взяли власть.

— Мы больше не аутсайдеры, Мэдди, — раздраженно ответила Императрица. — Править — это не только вешать тех, кто с тобой не согласен. Мы уже захватили Империю, теперь мы должны фактически управлять ею. Что-то, что ты бы знал, если бы не провел последние двадцать лет, играя в солдатиков за границей.

На этот раз он пропустил замечание мимо ушей, хотя резкие ответы вертелись у него на кончике языка. Не было ничего хорошего в том, чтобы позволить этому стать личным аргументом вместо политического.

— Старая Кровь давили на тебя, — предположил он вместо этого.

— Они сомкнули ряды вокруг Верховной Леди Тасии, — объяснила Алайя. — Убийство Мазуса и его отца было слишком ярким напоминанием о том, что мы держим их на коротком поводке. Мне придется пойти на уступки, чтобы держать их под контролем.

Мать Наследницы. Ничего неожиданного, подумал он, скорее нежеланное. Следовало ожидать, что Верховная леди Волофа воспользуется ростом своего ребенка, чтобы стать лидером этой банды недовольных.

— Чего они хотят? — спросил Амадей.

Они должны знать, что лучше не просить об отмене запрета Канцлера. —

— Если бы она была настолько глупа, то не представляла бы угрозы, — ответила Императрица. — Они оставались умеренными. Восстановление ограничений на размножение гоблинов до уровня перед Завоеванием, прекращение сокращения дани для Кланов, предоставляющих легионеров. Они также хотят, чтобы дань, которая осталась невыплаченной при Подлом, собиралась задним числом, с процентами.

— Значит, идем на Реформы, — проворчал Рыцарь. — Они даже перестали быть оригинальными. Как ты их отсрочишь?

Старая Кровь не настаивали на переменах в Военном Колледже, что было к лучшему. Ему пришлось бы принять карательные меры, если бы они это сделали, а нынешний климат и так был достаточно неустойчивым. Непрекращающаяся борьба дворянства за то, чтобы вернуть изменения, внесенные Малисией, когда она впервые захватила Башню, была в основном бесплодной до сих пор, хотя им удалось одержать несколько побед.

Главным образом в том, как им удалось остановить любые другие шаги вперед: его собственная попытка получить благородные титулы, дарованные вождям Кланов, была отложена по крайней мере на следующее десятилетие. Встретив молчание Императрицы, зеленоглазый нахмурился.

— Алайя? — сказал он, а затем почувствовал, как его кровь стынет в жилах, как осознание дошло до него. — Ты же не серьёзно.

— Были выдвинуты веские аргументы, — решительно ответила Императрица. — Племена уже восстановили все потери, которые они понесли, когда мы взяли Кэллоу. Позволив им набрать больше людей, мы изменили бы баланс сил в Империи в нашу пользу.

— А дань? — спросил он.

— Они нарушили закон, проигнорировав свои обязательства перед Башней, даже если Подлый был непригоден для правления, — отметила сонинке. — Что касается остального, стимулы для зачисления вряд ли нужны, учитывая количество орков, которые у нас уже есть под знаменем.

— Если вы осуществите и то и другое, это повредит зачислению в Легионы, — заметил Рыцарь. — Кланы не смогут расстаться даже с половиной своего народа под таким финансовым бременем.

— Тасиа достаточно объективна, я полагаю, — ответила Императрица. — По сути я не могу возражать на ее аргументы. Слишком большая часть наших армий не люди.

— Люди все еще составляют четырех легионеров из десяти, — заметил Рыцарь. — Только орки могут приблизиться к этому. Разрыв только увеличится, если кэллоу начнут присоединяться в значительном количестве.

— Это все еще больше половины наших легионеров, рожденных для верности не Башне, — возразила Алайя.

— Весь смысл Реформ в том, чтобы дать им долю в Империи, — напомнил ей Амадей. — Держать их под большим пальцем контрпродуктивно, когда мы пытаемся сжать кулак. Элли, они пытаются протолкнуть это все время, потому что это работает. Парнишка Кэтрин доказал это: беспрецедентная Роль, связанная с Легионами Ужаса и в руках орка.

— Да, — тихо ответила Императрица. — С Легионами. Не с Башней.

Амадей почувствовал, как его охватывает прежнее спокойствие. Ясность, которая пришла вместе с опасностью, совершенное осознание того, что он переживает одну тяжелую битву за другой.

— Мы лучше, чем это, Алайя, — сказал он. — Ты лучше этого. Если мы сейчас начнем сомневаться друг в друге, все, что мы построили, обрушится на наши головы.

Темнокожая женщина глубоко вздохнула. Контролируемый фасад, который она напускала на себя, когда разговор принимал неприятный оборот, на мгновение сломался, позволив увидеть проблеск очень реального смятения. Или нет? Он никогда не умел читать ее мысли. Было время, когда это едва ли имело значение, но они уже не были теми людьми, какими были в молодости, даже если их лица остались прежними.

— Ты думаешь, мне это нравится, Мэдди? — пробормотала она. — Боги, ты единственный человек, которому я могу доверять с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. Возможно, ты единственный человек во всей Империи, которого я могу назвать другом.

— Но… — тихо произнес Рыцарь.

— Но, — повторила она тем же тоном, — в конце концов, на троне может сидеть только один человек.

Амадей закрыл глаза. Как до этого дошло? Он всегда знал, что степень доверия между ним и Алайей была необычной, по меркам злодеев. Но это было необходимо для того, что они сделали. Объявив вне закона Имя Канцлера, они изменили баланс правящего класса Империи. Между Императрицей и дворянством не было буфера, а это означало, что ей самой приходилось разбираться с их интригами. В каком-то смысле Алайя имела больше прямой власти над Праэс, чем любая другая Императрица или Император до нее, но это также означало, что решение внутренних вопросов должно было занимать большую часть ее времени. Что, в свою очередь, означало, что она должна была передать ему почти всю власть над Кэллоу. Он был королем Кэллоу на самом деле, а не на словах, в течение последних двадцати лет. Само по себе это не было бы большой проблемой, но линия разлома была гораздо глубже. Из нынешних тринадцати маршалов и генералов Империи десять начинали как офицеры под его командованием. Их преданность перешла к нему, а не к Алайе, и это был ужасный факт, когда самой сильной опорой власти Императрицы Ужаса над Империей были Легионы Ужаса. Мог ли он действительно винить ее за создание независимой от него базы власти? Нет. Но вина не имеет значения. Никогда не была и не будет. Злодеи должны быть внимательны к реальности или быть поглощены ею. Черный Рыцарь открыл глаза. В его голове проснулась машина, сотня тысяч шестеренок начали вращаться, когда его Имя проснулось.

— Сорок лет я сражался за эту Империю, — сказал он. — Я превратил себя в лжеца, обманщика и убийцу. Я душил младенцев в их колыбелях и подстроил гибель тысяч. Я смотрел, как любовь всей моей жизни уходит от меня. И ни разу не пожалел об этом. И знаешь почему?

Тишина.

— Потому что это сработало, — прошипел он. — Потому что взяв посмешище этого континента мы превратили его в нацию, способную соперничать с любой другой. И мы сделали это, не заключая сделок, не сокращая путь. Мы пробовали их путь тысячу лет, Алайя. Строили летающие крепости, проливали кровь жертвоприношений. И он терпел неудачу, каждый проклятый раз.

Он оскалил зубы.

— Теперь мы возвращаемся, и мы ничем не лучше тех, кто был до нас. Праэс не особенная страна. Не уникальная. Она не предопределена для величия, и мы тоже. В тот момент, когда мы забываем об этом, мы заслуживаем поражения.