Он протянул руку, и с ладони его спрыгнул солнечный зайчик. Подлетел ко мне и впитался в кожу. Я не успел ничего поделать! По телу разлилось приятное тепло, в голове перестали бить колокола, на душе сделалось благостно и приятно.

— Вот видишь, — улыбнулся маг. — Ты — один из нас, тебе сладка наша сила. Что тебе кратковечные людишки, стригой? Пойдём с нами, и ты будешь жить вечно.

— Ага, — буркнул Чумарь. — Вечно молодой, вечно пьяный… Обделаться можно от счастья. Соглашайся, друг Сашхен. Я бы на твоём месте согласился.

Говорил он одно, но тон его, манера речи выражали совсем другое.

— Признаю, — кивнул я. — Мне близка ваша сила. Благодаря вам я открыл для себя новые возможности.

— Но?.. — Софроний иронично приподнял бровь.

— Но вы не пришли ко мне с миром. Не предложили помощь и науку. Вы обманули. И обманете снова.

— Я не обманывала тебя, Саша, — из-за спины мага вышла Алевтина. В тонкой белой рубашке до пят, в цветочном венке на распущенных волосах. Она была прекрасна. — Ты и правда люб мне. Разве тебе не было хорошо со мной? Идём с нами и я сделаю тебя счастливым.

И она улыбнулась. Улыбнулась так, что в мою душу и вправду закрались сомнения.

— Оставайся мальчик с нами, будешь нашим королём… — вновь противным голосом пропел Чумарь. Я вздрогнул и очнулся.

— Ты не уверена в себе, — сказал я ведьме. — Не уверена настолько, что пользуешься чарами даже сейчас! Ты обокрала меня.

— Тебе не нужен драконий жемчуг для того, чтобы быть собой, — сказал Софроний. — Ты — мудрец, ты уникальный маг. Таких больше нет… Идём с нами, и ты сможешь править миром.

— Со временем, конечно, — к нам подошла ведьма Настасья. Сейчас, сквозь тонкую рубашку, было видно, что тело у неё рыхловатое, груди обвисли, лицо без косметики казалось сморщенным и старым. Но голос — властный, звонкий, оставался прежним. — Ты ещё очень молод, стригой. Многого не знаешь и почти ничего не умеешь. К сожалению, научиться ты сможешь только у нас. А если нас уничтожат, если Совет победит — то никогда и ни у кого не найдёшь знаний. Совет придёт за тобой, рано или поздно. И если ты не поклонишься, если не поклянёшься служить ему — уничтожит. Идём с нами, молодой стригой. Годы пролетят незаметно. Ты и оглянуться не успеешь, как сможешь дотянуться до луны. И смахнуть её с небосвода.

Настасья не применяла никакой магии. Просто я чувствовал, что в её словах есть разумное зерно. С Советом я уже сталкивался — спасибо большое, мне не понравилось. Знаниями, как быть магом, тоже делиться никто особо не спешил…

— А почему ты не зовёшь присоединиться меня? — вдруг спросил Алекс. — Почему не позовёшь по старой дружбе? Ведь у нас с тобой были и счастливые времена!

Настасья подошла к шефу, протянула руку и потрепала его по щеке.

— Ты слишком стар для наших игр, Сашук.

— Старый конь борозды не портит, — возразил шеф. — Ты же знаешь: я ещё очень силён. В конце концов, это я освободил вашего Рогатого повелителя.

— И что? — ведьма Настасья удивлённо распахнула глаза. — Хочешь пойти с нами?..

— Да хрен вам через бедро с тройным окладом. И сам не пойду, и ученика своего кровного не отдам.

— А вот за него не тебе решать, — вклинился маг. — Пусть он сам скажет.

— Мой наставник всё сказал, — я старался не смотреть на Алевтину.

Несмотря на все обиды, на её ложь и двуличность, как только я смотрел ей в глаза, решимость моя таяла…

— Быть по сему, — решил верховный маг. — Только знай: это МЫ хотели сделать тебе одолжение, принять в наши ряды.

— Обойдусь.

— Тогда убить придётся всех, — словно ему было кого-то жаль! — Если бы ты согласился, добровольно поделился бы силой с нашим Владыкой, некоторые могли бы и уцелеть. А так… Прощайте, — он надел голову оленя себе на плечи, развернулся и пошел к костру.

Антигона, как привязанная, шла за ним.

— А меня даже не спросили, — обиженно прогудел вслед ведьмам Владимир.

— А ты бы согласился? — полюбопытствовал Алекс.

— Нет, но хотя бы из вежливости…

— Не нужен нам берег турецкий, — махнул рукой Чумарь. — Своими силами обойдёмся.

— Нет у нас больше сил, — сказал Алекс. — Вы разве не чувствуете?

— И то правда, — Владимир помахал руками в воздухе. — Я снова — обычный человек. Смертный.

— Эх, и выпотрошат нас, как варёное порося… — вздохнул Чумарь. — А девчонку жалко. И пса-перевёртыша. Они здесь вообще не при делах.

— Ты тоже ни при чём, — возразил я. — Однако вписался.

— Да я за дядю Вову кому хошь глаз на пятку натяну, — похвастался рэпер.

Татухи его потускнели, съёжились, и более всего напоминали теперь сделанные цыганской иглой и чернилами зоновские партачки.

Я вдруг ощутил зверский, всепоглощающий голод. Почувствовал, как кожа на черепе истончается, натягивается, как волосы становятся ватными и ломкими… Глянул на свои руки и отвёл взгляд. Чёрные когти добавить — и буду вылитый гоголевский упырь.

Алекс на глазах седел. Его роскошная шевелюра будто подёрнулась белым пеплом, засеребрилась, граница волос со лба отодвинулась к макушке, а на лысине обозначились коричневые старческие пятна.

Широкие плечи Владимира поникли. Голова усохла, затряслась на тонкой шее, а широкие штаны ему пришлось поддерживать рукой, чтобы не свалились.

Тем временем у костра что-то происходило. Ведьмы двигались, как сомнамбулы, уперев взгляды в пустоту перед собой, движения их были слаженными, красивыми. Окружив костровище, они клонились в танце, махали руками с зажатыми в них еловыми ветками, и что-то негромко напевали. Я старался расслышать, что они поют, сквозь шум крови в ушах, но никак не мог.

— Что они делают? — я поразился, каким хриплым и безжизненным стал голос.

— Давайте подойдём поближе, — предложил Алекс. — Терять-то вроде уже нечего.

И мы пошли.

Трава больно колола ноги, и посмотрев вниз, я понял, что никакая это не трава, а стальные острые шипы. Они впивались в подошвы кроссовок и не пускали.

Алекс шел ровно, гордо подняв голову — уж не знаю, каких это требовало от него сил. А вот Владимир прихрамывал, тяжело опираясь на плечо Чумаря.

Перед костровищем откуда-то взялся каменный высокий алтарь, и Гришка был извлечён из клетки и распят на нём, пушистым брюхом вверх.

Голову его захлестнули петлёй, как и все четыре лапы, притянув к земле. Хвост бессильно свешивался. Пасть пса была распахнута, глаза выкачены от страха. Но из горла рвался не бессильный скулёж, а яростный рык.

Перед алтарём стояла Антигона. Вуаль с неё сняли, лицо девчонки белело без единой кровинки, даже веснушки пропали. В руке она сжимала серп.

Рядом с ней стоял маг с головой оленя. Он тоже что-то пел, голос из-под маски звучал глухо и неразборчиво. Он взмахами рук направлял движения Антигоны.

Вот она занесла серп над впалым Гришкиным брюхом… Было видно, что девчонка сопротивляется. Она пыталась бороться, лицо её кривилось судорогой, но руки двигались неумолимо, опускаясь к незащищенному горлу оборотня.

— Освободи меня! — пел ведьмак-олень. Наконец-то мы подошли настолько близко, что стали различать слова.

— Освободи его, — вторили ведьмы хором.

Они покачивались из стороны в сторону, прикрыв глаза. На лицах женщин был экстаз.

— Освободи меня и служи мне! — кричал рогатый ведьмак.

— Освободи его и мы будем служить ему, — повторили ведьмы.

— Освобождённому покорится весь мир, — пел ведьмак.

— Освобождённому покоряемся мы, — вторили ведьмы.

— Отвори кровь во славу его! — взревел маг, взмахивая руками над головой Антигоны.

Лицо её исказила судорога, но серп неумолимо шел к Гришкиному горлу.

И тут Алекс оглушительно чихнул.

Звук серебряным колесом прокатился над головами ведьм, отразился от стоящего плотной стеной леса и вернулся.

Все замерли.

— И что? — достав белоснежный платок, Алекс приложил его к морщинистому лицу. — Даже «будь здоров» никто не скажет? — Набрав полную грудь воздуха, он чихнул ещё раз.