Помогать рэперу необходимости не было — он прекрасно справлялся сам.

Но и уйти в клуб казалось неправильным…

Лучше бы я ушел.

Но дурацкое благородство взяло верх над здравым смыслом, и я остался.

В какой-то момент один из волчат, сбитый с ног подсечкой Чумаря, подкатился мне под ноги, я не удержал равновесие на скользком льду…

Очки полетели в одну сторону, кепка Реал-Мадрид в другую, а над тротуаром понёсся визгливый вой волчонка: СТРИГО-О-ОЙ! Мертвяки наших бьют!..

Откуда-то сбоку донёсся набегающий топот, потом послышался такой звук, словно кто-то рядом громко срыгнул, и на меня бросился волк.

Он прыгнул с навесом, придавив меня к земле передними лапами, в лицо пахнуло свернувшейся кровью, этот запах пробудил мои с таким трудом сдерживаемые инстинкты.

Один Бог знает, как мне удалось удержаться, и не вонзить клыки ему в шею.

Помните, я говорил? Хищник имеет право на всю добычу, которую найдёт…

Размахнувшись, я сбил его с себя кулаком. Забыл, что в кулаке зажаты лямки от сумки с пирогами, коробки открылись, волчонка осыпало печеной курицей вперемешку с грибами.

— Ах ты мразь! — Чумарь учуял запах съедобного баллистического снаряда. — На святое покусился!

Смешались в кучу волки, люди, под залпы вражеских орудий… Что значит русский бой удалый, наш рукопашный бой.

Такой импровизации Алекс, конечно, мне не простит. Но иначе и передать всего нельзя.

Вой, визг, молодецкие маты Чумаря, сладкий запах шоколада… эх, всю жизнь мечтал засадить кому-нибудь по мордасам шоколадным тортом!

Вой сирены вклинился в мозг постепенно, как скальпель, осторожно нащупывающий опухоль.

Я остановился. Чумарь тоже.

Волчата должны были услышать сирены раньше — у них слух лучше. Но в пылу сражения они его пропустили, и теперь — и те, что перекинулись, и те, что не успели — в буквальном смысле поджали хвосты…

Глаза желтые, взгляды дикие — при всём желании за людей их принять не получится.

— Что будем делать, старшой? — было их уже семь душ. И смотрели они на вожака, того самого, с золотыми кудрями и наглой толстой мордой…

Вожак, в свою очередь, посмотрел на нас. Не знаю, почему.

Во взгляде его читались немой вопрос и детская неуверенность.

— А ну, лапы в руки, и айда за мной, — решительно скомандовал Чумарь.

И побежал к двери в клуб…

Двое «милиционеров» так и бежали на четырёх, не успели перекинуться.

И это к лучшему: голые мужики на декабрьском морозе могли вызвать ненужную ажитацию.

На тротуаре после нас остался полный свинарник: разбросанные пельмени, желтые, как летнее солнце, ломти пирогов и коричневые потёки шоколадного торта.

На угощение тут же налетели предприимчивые московские голуби, среди них сновали наглые воробьи…

Чумарь, оглянувшись, только вздохнул.

А я никак не мог справиться с клыками: лезли изо рта, хоть вырывай. Драка, молодой мускусный запах волчат, остатки шоколада на руках… Когда мы дробной рысцой подбежали к клубу, сирена наконец взвизгнула в последний раз и смолкла: полиция добралась до места.

А ведь их кто-то вызвал. Какой-то доброхот позвонил в ближайшее отделение и дал наводку — пресеките, мол, безобразие.

Это мог быть кто угодно: например, бдительная и охочая до порядка бабулька из ближайшего дома.

Отперев дверь, Чумарь жестами прогнал мимо себя пятерых двуногих и двух четвероногих волчат, заскочил сам и втянул за рукав меня.

В щель двери я успел заметить, как к «Вяленому Баклажану» направляется представитель закона и порядка, в зимней шинели, крепких яловых сапогах и смушковой шапке.

— Дядя Вова! — Чумарь ссыпался вниз, пересёк зал и бросился к кабинету. Рванул дверь, постоял пару секунд на пороге и медленно, ссутулив плечи, поплёлся назад.

К тому времени, как он добрался до нас, во входную дверь уверенно и властно стучали.

Чёрт. Признаться, я рассчитывал, что с властями поговорят господа дознаватели.

Например Алекс. Выйдет вальяжно, мазнёт какими-нибудь корочками в солидном кожаном переплёте… На полицейских средней руки это действует превосходно.

В дверь стучали уже каблуком. Металлическое полотно её содрогалось, из щелей сыпался сухой бетон.

Я посмотрел на рэпера. В конце концов, он здесь хозяин…

— А они там… — Чумарь с затаённой завистью щелкнул себя по горлу. Комментарии были излишни.

Господа дознаватели решили нас не ждать — закуска, как известно, градус крадёт.

— Я разберусь.

Рэпер с волчатами уставились на меня с явным недоумением.

Лишь парочка четвероногих, улегшись на бетонный пол, равнодушно выгрызала намёрзшие в лапах ледышки…

Отвернувшись, я сложил мудру, а потом откинул засов и распахнул дверь во всю ширь.

Ничего особенного я придумать не успел. Просто вспомнил, как некоторое время назад таким же манером задурил голову парнишке на дороге.

— Да-да?..

Через три минуты мордатый сержант, получив исчерпывающие доказательства непричастности к драке старушки — божий одуванчик, потомственной собирательницы стеклотары, похрустывая сапогами по свежевыпавшему снежку, удалился.

— Ну ты блин даёшь, — меня в очередной раз стукнули по спине.

— А чо ты сразу не базарил, чо ты — маг? — ещё один смачный удар.

Хорошо, что я мёртвый. Был бы живой — все почки бы отбили.

— Круто, мужик, уважуха и всё такое.

Словом, мы подружились.

Простодушные волчата даже извинились за нападение — и за последнее, и за предыдущее.

— Мы ж не в курсе были, чо вы такие чоткие пацаны — объяснил мотивацию златокудрый главарь.

По его мнению, этого было достаточно.

Потом они смущенно засобирались — посмотрев на часы и осознав, сколько потратили времени на разборки.

Но перед уходом главарь — другие уже были на улице, нетерпеливо топчась в снегу — обернулся и громко шмыгнув носом и пламенея ушами, произнёс:

— Облава сегодня. В метро. Между ВДНХ и Ботаническим два состава уже пропало.

— Как… пропало? — севшим голосом спросил Чумарь.

— А вот так, — волчонок щелкнул пальцами. А потом опять шмыгнул носом. Из ноздри его показалась капля крови, я до судорог стиснул челюсти. — Вагоны на станцию приходят пустые. Всё на месте — сумки, телефоны… Только людей нет. Совет Стаи организовал облаву. Зайдём с обоих концов и двинемся навстречу, с ружьями. эх, постреляем!.. Что найдём — то наше. Да! Мы утром зачем приходили?.. Вас с нами позвать.

И шмыгнув на прощанье — сломали ему нос, что ли? — вышел в сумерки.

Зимой в Москве темнеет рано.

Чумарь рванул следом, высунул голову:

— Во сколько сбор-то?

— В семь, — донеслось с улицы. — Ветку закрыли. Так что внизу никого…

А я уже представлял себе картину:

Чёрный провал туннеля. Темно — только под потолком вереницей вспыхивают и гаснут проблесковые маячки.

Под ногами — рельсы.

И вот в этот туннель, с обеих концов, входит вооруженная до зубов толпа…

Шансы на то, что кто-то сорвётся и примется стрелять по своим, я даже просчитывать не буду.

Стопроцентов — как говорит одна умная девочка.

— Мы должны там быть, — сказал Чумарь.

Я просто кивнул: перед тем, как пускать туда волков, хорошо бы выяснить, ПОЧЕМУ пропадают люди…

— Тогда лучше прямо щас, — засуетился рэпер.

А я посмотрел через зал и вверх, на дверь кабинета, за которой предавались уютному пьянству дознаватели.

Был, был соблазн просто уйти — с Чумарём, не ставя их даже в известность.

Спуститься в метро, совершить молчаливый подвиг и скромно вернуться домой — до того, как господа успеют протрезветь.

Остановила меня такая мысль: если я это сделаю, и Алекс потом узнает — а он узнает — между нами всё будет кончено.

Шеф прогонит меня взашей.

Как потом оказалось, именно эта мысль спасла мою никчёмную не-жизнь и вообще уберегла человечество от многих бед.

Когда мы вышли из «Вяленого Баклажана» — вчетвером, одетые и экипированные для ночной экскурсии — было уже около пяти.