— В общем, он дал тебе передышку в год, — не стал тянуть Ломоносов.

— Спасибо, что не месяц, — выдохнул я, зная, зачем Ваня меня позвал поговорить тет-а-тет. — За год я как-нибудь управлюсь с подготовкой. Ты сам как?

— Сносно, — поправил очки Иван, — жить можно, но насчёт активной магии пока спорно.

— Он дал подсказку, где может быть следующая цель?

— Ещё нет.

— Я поговорю с Бенкендорфом, придётся ему рассказать про Тур’Загала и прочих тварей, нам нужна статистика появления Брешей по всей стране.

— Ты же понимаешь, что нам придётся после Северной расстаться?

— Да, я думал над этим, — как ни печально признавать, но единственный, кто может искать детей Обскуриана — это Ломоносов.

Он должен будет отправиться в путешествие в другие страны и оттуда через друида дать сигнал об обнаруженном демоне. А в это время моя миссия — стать как можно сильней, богаче и влиятельней. Пересекаться мы будем только на убийствах сыновей бога смерти.

— Тогда давай проживём оставшиеся три месяца на полную катушку, — предложил я своему первому настоящему другу в этом мире и протянул ему руку.

Ваня крепко её пожал, как всегда улыбаясь своей робкой интеллигентной улыбкой.

— Согласен.

После разговора Ваня пошёл к себе, а я добрался до старенького тренировочного места и приготовился к экспериментам над новым арсеналом умений. А в частности меня интересовали тени. Сейчас они были перемещены на все сто процентилей в новенького третьего клона. Я его оставил «стерильным», чтобы не нагружать лишней информацией, но подтягивал его мощности при чтении — это значительно увеличивало скорость.

Я обратился к теневой стихии и проделал несколько раз восьмёрку скольжением, выдыхая ртом морозный воздух. Движения стали ещё плавней — это не могло не радовать. Следом я создал в руке копию яблока. Оно было серым, но полностью копировало оригинал: сам плод, лист на плодоножке и даже блики на кожуре. Но меня интересовала плотность — она была как у стали, нет, твёрже. Я полностью подчинил себе этот показатель и теперь могу создавать вещи любой формы, любого веса, и при этом они будут чудовищно прочными.

Следующим шагом была переделка моего способа передвижения. Он давно заслуживал новую опцию, и я терпеливо ждал хотя бы восьмидесяти процентилей, а тут сразу сто привалило! Суть вот в чём: я создавал себе серпантин при движении, но оно всегда ограничивалось двумя осями: «X» и «Y».

Так как мои теневые творения теперь далеко не мягкие и способны выдерживать большой вес, я в скольжении приподнял себя на полметра вверх, будто на трамплинчике и остался стоять так. Это отнимало уйму маны, но мой запас без вреда выдержит несколько десятков таких виражей.

Я поднял себя по оси «Z» вверх на два метра и убрал опору из-под ног, желая прыгнуть в ближайшую тень дерева и смягчить падение, однако я исчез мгновенно.

«Мне больше не требуется тень для входа в потусторонний мир?»

Я приземлился и вышел в настоящее. Затем попробовал позаходить туда-сюда и это оказалось правдой.

«С другой стороны, я как бы сам себе тень — потому так и получается», — размышлял я.

Это давало теперь некоторое преимущество: не надо беспокоиться о местности и освещении. Обычно для манёвров там, где неоткуда скрыться, я создавал себе теневого двойника, но теперь он не нужен для этих целей.

Другим кардинальным изменением стали полностью стёртые границы передвижения внутри потустороннего. То есть, кластеры теневых территорий исчезли. Мир стал бесшовным — беги, на сколько дыхания хватит. Тактически это меняло абсолютно всё. Я мог за несколько километров до места проникновения погрузиться в тень и приблизиться к врагу незамеченным. Зелий и орденов святого Георгия на это вполне хватит.

Самое интересное оставил на закуску. Вспомнив те ощущения превращения в дымку, я погрузил сознание на третий уровень Бытия и скрупулёзно восстанавливал их, пока не увидел, как от кончиков пальцев пошёл чёрный пар, потом он охватил всё моё тело.

Я ощупал себя. Всё ещё плотный. Продолжил попытку осознанной дематериализации, но ничего не получалось. Тогда я ушёл в тень, предположив, что там условия будут более родными и это сработало — на две секунды я распался на молекулы газа.

Странное состояние, будто ты везде и нигде. Сознание при этом работало, но я словил перекос в восприятии мира: стало дико страшно, что останусь навсегда бесплотным духом, что меня все забудут и существование Аластора сотрётся из истории как прошлого, так и этого мира.

Но я не дал страху захватить разум и усилием воли вернулся в прежнее состояние. Всего лишь две секунды, а маны примерно четверть от всего запаса съело. Что-то невероятное.

«Я дышал. Я там дышал».

В состоянии газа или тени — не знаю, как это точнее назвать, у меня в потустороннем мире появилась возможность дышать! Интересно. Как использовать это эффективно, я пока не знал, но лишним не будет.

Я повторил все те же самые действия ровно до тех пор, пока не израсходовал весь свой запас маны, но, кажется, потихоньку стал втягиваться. Книг по данной способности в этом мире точно нет, так что мне самому придётся всё постигать через опыты.

«Странное ощущение пустоты — давно его не было», — отметил я про себя, когда возвращался в семейное гнездо. Сад действовал на меня меланхолично.

Сегодняшний вечер я хотел провести один и посвятить его себе.

10 дней спустя, родовое гнездо Барятинских, зачаровальная мастерская.

— Что там происходит? — спросил новоприбывшего клирика проходивший мимо Бес.

— Пока не знаю, — тот эмоционально махнул рукой и поправил тяжёлый мешок за спиной. — Сказали срочно прибыть сюда, вроде как заказ…

Возле мастерской суетилось сейчас большое количество народа. Строителей, что спешно возводили пристройку, попросили убраться прочь, и теперь там снаружи возбуждённо разговаривали подмастерья Елисея. Сам мастер был внутри. Веремей же судорожно смолил одну папироску за другой в беседке неподалёку. Вместе с ним, развалив руки в стороны и положив ноги на столик, сидел Аничков, скучающе провожая взглядом окружающих.

— Пётр, а чо это они? Праздник какой?

Аничков неопределённо качнул головой и вернулся к ленивому созерцанию пейзажей. Рустам уже успел прощупать этого персонажа и чувствовал в нём силу побольше, чем у того же Кишки. Но если к характеру старого другана он успел привыкнуть, то с Аничковым они пока что притирались. Чуйка у Бухарца была хорошо развита, и он знал, каких людей можно задевать, не боясь стократно получить в ответ, а каких лучше не трогать — жизнь и так их прилично наказала.

Пётр как раз относился ко вторым. Поэтому Бес переключился на старика Веремея, что заладил со своими каждодневными визитами.

— Олег, ну, может, ты пояснишь?

— Нет, нет, — сказал он больше сам себе, — Артём велел никому не говорить, никому, — он сплюнул понюшку табака, попавшую на язык, и, психанув, выбросил недокуренную папиросу. — Определённо, ну невозможно эту дрянь курить. О, здравствуйте, святой отец — вы к нам?

— Да, мне сказали тут надо барьер поставить, вот принёс, — кивнул гость на мешок.

Веремей крякнул и подошёл к священнику.

— Анукась, — попросил он показать содержимое. — Фу ты, ну и гадость, — в его руке горсточкой прошуршали светло-фиолетовые гемы. — Не, это лучше сразу уберите, — сказал он и достал по привычке из кармана трубку. — Идём. Вот, — Олег показал на небольшой мешочек внутри сарая. — Барин велел эти использовать.

— А где он сейчас?

— Кое-чем занят, — продувая кончик трубки, ответил Веремей.

Бес выглянул из-за плеча священника и, увидев там какие-то чёрные камешки, сразу потерял интерес в отличие от служителя церкви. У него побелело лицо, когда взял в руки один из сумеречных гемов.

— Где вы их достали?

— Где достали, там уж нет. Ну, лучше же ваших, да? — прищурившись, хвастливо спросил мастер.