Отец Прохор протянул мне свою фляжку и я благодарно сделал большой глоток.

Огненный колючий шар прокатился по пищеводу, упал в пустой желудок и разлился там, как расплавленное олово.

Образ Мириам пропал.

Я сразу об этом пожалел: пускай. Пускай бы он мучал меня, бесконечно, жестоко, но… Я всё равно был бы счастлив. Как счастлив повешенный, верёвка которого внезапно ослабла и ему удалось вдохнуть ещё раз.

А ещё я вдруг понял: Алекс испытывает аналогичные чувства.

Мы оба отравлены одной и тою же стрелою. Отвергнутые любовники.

— Но тогда при чём здесь какие-то Старцы?

На этот раз я посмотрел на Машу почти что с нежностью. Да ты ж моя умница. Никто не умеет возвращать с небес на землю так, как это делают дети.

— А при том, что Великий Князь Скопин-Шуйский, был одним из них.

И вновь слова Алекса не возымели того эффекта, на который он, вероятно, рассчитывал.

Вещь в себе — кажется, так это называют. Когда под одним слоем открывается другой, а потом ещё один и ещё… И так — до бесконечности.

Я видел Великого Князя всего несколько раз. Но понял ещё тогда, на улице в Москве: более МНОГОСЛОЙНОГО человека, пожалуй, не сыскать.

— Я бы не удивился, если б он этих Старцев ВОЗГЛАВЛЯЛ, — пробормотал я себе под нос. — Это они его убили, так? В смысле — натравили на него Шамана, которому ничего не стоило найти в окружении Князя кого-то, кому можно внушить всё, что ему захочется.

— У Князя была прекрасная охрана, — покачал головой Алекс. — Мы были уверены, что…

— А как же Спичкин? — перебил я, вспомнив маленького человечка с огромной манией величия. — Ведь он служил секретарём Князя МНОГО ЛЕТ. И никто не подозревал в нём того самого…

Я не договорил. Просто потому что Алекс, приподняв ладонь над столом, медленно опустил её обратно.

Разумеется, это был знак для меня: не бренчи, кадет.

Стало стыдно. Давненько я так не срывался. Болтун — находка для шпиона, да-да-да, это все знают, — я невольно покосился на Машу. Та понимающе шмыгнула носом и незаметно погладила меня по руке.

— Вы намекаете, господин Голем, что Шаман — гораздо более опасный противник, чем мы думаем? — спросил Гоплит.

— Я не намекаю, — шеф устало покрутил шеей, затянутой в плотную чёрную водолазку. — Я говорю это ОТКРЫТЫМ ТЕКСТОМ: Шаман — самый опасный противник из всех, кто у нас был.

— Даже учитывая Хайратдина Барбароссу? — скучным голосом вопросил, глядя в окно, отец Прохор.

— Он непредсказуем, — сказал я. — Шаман придумывает истории, и сам в них верит. И он любит играть. Как Джокер.

Алекс кивнул.

Эту метафору он понял.

Как-то я показал ему нолановского Бэтмена, и объяснил, почему Джокера считают самым страшным кинозлодеем современности…

— Всё отличие Готэма от нашего мира в том, поручик, что ЗДЕСЬ люди не знают, что давно в нём живут, — сказал он тогда.

И больше мы к этой теме не возвращались. Алекс вообще предпочитал более лёгкие фильмы: комедии, мюзиклы. Знаете, кто его любимый комик? Бастер Китон.

— Сейчас лучше всего думать, что мы остались одни, — негромко сказал шеф. — Шаман может дотянуться куда угодно, заполучить любого из тех, кого мы знаем, — здесь он конечно же намекал на майора Котова. — Кроме того, нам будут мешать люди и вовсе посторонние, так что, надо держать ухо востро. Постоянно.

— Хватит разводить демагогию, — подал голос отец Прохор. После горячего чаю впалые щеки его чуть порозовели, и чудо-отрок уже не так сильно напоминал мумию. — Алексашка, ты знаешь, где его искать?

— Знаю, — шеф потянулся, и заведя руку назад, помассировал шею. — Например, сейчас Шаман пребывает в Мурманске.

Маша солидно, как взрослая, кивнула.

— Но… Как он туда попал? — я был поражен. — Это же очень далеко!

— Есть такой почти волшебный способ быстро перемещаться на огромные расстояния, — сказала девочка Маша. — Самолёт называется.

Взгляд её выражал полное разочарование в моих умственных способностях.

— Всё это прекрасно, — осторожно заметил Гоплит. — Но позвольте спросить: почему МЫ тогда едем в другую сторону?

И вот теперь в салоне Ауруса повисла настоящая тишина…

Колонну автобусов мы покинули — к моему огромному облегчению.

Те отстали от нас больше часа назад, свернув на просёлочный тракт где-то в районе Тосно.

Странно.

До вопроса Гоплита мне вообще не приходило в голову: а куда мы, собственно, едем?

— Город близко, — вдруг сказал Валид.

Он снизил скорость: вдоль дороги уже не было сплошной стены леса. Стали появляться дачи, пустые по зимнему времени выгоны, фермерские хозяйства.

Один за другим мы проехали несколько постов дорожной полиции, но на нас никто не обратил внимания: или они там спали вповалку, или магическая надпись «ДЕТИ» отпугивала даже тех, кто имел право на законную мзду.

— Любань, — прочитала Маша скромную вывеску. — Дядя Саша, это что за город такой?

Любопытно: чем ближе подъезжали мы к городу, тем меньше было машин.

После вывески с названием не попалось ни одной.

— Да какой город, — откликнулся шеф. — Три избы да церковь.

Он был прав.

Городок и впрямь был негодящий, с одной центральной улицей, с вечным «сельпо» у самого лобного места и с пьяницами на каждом углу.

Как бы в подтверждение моих слов из-за остановки автобуса показался пьяный.

Шел, придерживаясь одной рукой за забор и приволакивая ноги.

Кожа на его лице, даже издалека, казалась серой и обвисшей, словно резиновая.

— Ой, кто это? — Маша уже торчала у лобового стекла, откуда был отличный обзор. — Дядя Валид, это что, зомби?

Человек уже поравнялся с нашим автобусом, и теперь было видно: то, что я принимал за кожу, оказалось серой подсохшей грязью. Словно он долгое время пролежал в речном иле, а теперь вот поднялся и пошел.

Ил отваливался кусками, и когда один такой кусок отвалился от лица, Маша закричала.

В один шаг преодолев расстояние до девочки, я сгрёб её на руки, прошел через весь салон и опустил на диван в самом конце. Пристегнул, для верности подёргав ремень, и придержав за плечи, тихо попросил:

— Сиди здесь. Хорошо?

Маша кивнула.

В лице её не было ни кровинки, синеватые губы крепко сжаты. Но девочка не плакала. Просто смотрела на меня огромными потемневшими глазами и молчала.

Рамзес, задев мою штанину пушистым боком, опустился на пол у Машиных ног и замер, в позе сфинкса.

На его ошейнике, вцепившись коготками, балансировал мыш Терентий.

У неё уже есть своя собственная армия, — подумал я. — Бог знает, что будет, когда этот ребёнок вырастет…

Вокруг автобуса уже творилось чёрт знает что.

Восстание живых мертвецов, зомби-апокалипсис — выбирайте, что кому нравится.

Тот, первый, вида которого испугалась Маша, так и ковылял бездумно по тротуару, спотыкаясь на вспученном корнями асфальте. Со спины было очень хорошо видно, что у него нет затылка.

— В нескольких шагах от дороги увидел я пашущего ниву крестьянина. Время было жаркое. Посмотрел я на часы. — Первого сорок минут.

Алекс говорил, задумчиво и с какой-то тоской глядя в окно, на приближающихся со всех сторон мертвецов.

— Путешествие из Петербурга в Москву, — прокомментировал его речь отец Прохор. — Глава Любань.

По мере продвижения вглубь городка мертвых становилось всё больше.

Они ходили по дороге. Неприкаянно маялись в чахлом скверике. Стояли неподвижно, подобно столбам, тупо пялясь белёсыми бельмами в окна домов.

Иногда даже казалось, что мертвецы стараются действовать осмысленно — изображать нормальных, занятых своими делами людей.

По спине словно стегнули колючей проволокой, нестерпимо зазудел старых шрам, а сжатые в кулаки пальцы онемели.

— Любань, — послышался негромкий и спокойный голос Гоплита. — Население около четырёх тысяч человек, главная достопримечательность — храм святых апостолов Петра и Павла…