— Но почему никто не отправился в погоню?

— Это вызвало бы слишком большой резонанс снаружи, — Алекс имел в виду город за пределами промзоны. — Но не сомневайся: и погоня, и месть — обязательно состоятся. Ведь в этом и весь цимес.

— Тогда я не понимаю, почему вызвали нас, — я заглянул под кровать. Там был армейский рюкзак, с открытыми завязками. Сквозь горлышко было видно — и чуялось — что он набит нестиранной одеждой.

— Ты же сам сказал: чтобы установить, есть ли связь со смертями на кладбище.

— Там же проклятье, — вспомнил я. — Вы сами говорили: на кладбище проклятье. А здесь — обычный беспредел. Где имение — а где наводнение…

— Ты забыл, что проклятье там особого рода, — Алекс пошел к выходу. — Оно не имеет отношения к смертям непосредственно.

— А к чему имеет?

— Это мы должны выяснить. Чем сейчас и займёмся…

— Стойте, — закричал я страшным шепотом. — Подождите.

Алекс обернулся. Я давно заметил: когда его застали врасплох, он всегда принимал «позу дуэлянта»: вполоборота к противнику, одна рука за спиной, другая — вперед плечом — вытянута вдоль тела, готовая в любой миг выхватить пистолет…

— Вы знали, что нам не нужно сюда ехать, — сказал я, шагнув к Алексу и заглянув ему в глаза. — Вы догадывались, что убийства здесь не имеют никакого отношения к нашему делу. Просто вы не хотели встречаться с Советом, и ухватились за оказию.

— Ты не прав, — тихо сказал шеф. — На данном этапе расследования нельзя судить, что имеет отношение к делу, а что — нет. Мы обязаны проверять все версии, все ниточки. А что касается Совета… — заложив руки за спину, он покачался с носков на пятки. — Я никому не позволю диктовать себе условия. В конце концов, я состою в нём намного дольше, чем некоторые из ныне живущих.

— Иными словами, вы занозились на то, что Совет отнёсся к вам без должного уважения, — сказал я. — И хотите поставить его на место.

— Что-то в этом роде, — Алекс покрутил в воздухе указательным пальцем и вновь повернулся к выходу.

— А не получится ли, что ваша заносчивость выйдет боком нам обоим? — спросил я ему в спину.

— Поживём — увидим, кадет, — заложив руки в карманы штанов, он вышел из ангара.

Рёв мотоцикла раздался неожиданно. Машина вдруг взрезала воздух перед самым носом у Алекса, и если бы тот не отклонился — был бы снесён массивным сноровистым «Харлеем».

— Чёрт!.. — закричал шеф в сердцах. — Смотреть надо…

Но байкер, выставив ногу, уже разворачивал заднее колесо, и было понятно, что вот сейчас он понесётся на шефа снова.

Я дёрнул Алекса к себе, в проём двери, и услышал, как в тот, дальний от нас вход, вошли люди…

— Это ловушка, — сказал я патетическим шепотом. — Нас специально сюда заманили.

От тех, кто вошел в спальный ангар, я чувствовал запахи металла, кожи и знакомый, чуть кисловатый запах немытой шерсти.

— По-крупному решили сыграть, — азартно шепнул Алекс. — Не удалось угробить нас в парке, руками подростков — решили выпустить тяжелую артиллерию.

Перед глазами встали растерзанные трупы в луже крови… Да. Эти церемониться точно не станут — дознаватели мы, или ещё кто.

— Стрелять можно? — спросил я. Уверен, они меня слышали: звериный слух не хуже моего собственного.

Алекс отрицательно покачал головой и подвигал бровями.

Я понял. Если мы кого-нибудь убьём, хотя и в рамках самозащиты, для Совета это будет дурным сигналом.

— Ладно, — я снял потерявший вид пиджак и закатал рукава замурзанной рубашки. — Обойдёмся без смертоубийства.

— Нам придётся отступить, — сказал Алекс, оглядывая зачем-то потолок ангара.

— Что?..

— Нам придётся бежать, — повторил он. — Иначе нас убьют.

— Бежать?..

— Мы не имеем права убивать. И они это прекрасно знают.

За дверьми ангара слышался рёв уже не одного, а нескольких байков. От него подрагивали тонкие стены.

— Поздно, — сказал я. — Нас окружили со всех сторон. Прямо военная операция… Приманили. Дали войти. И окружили. Так что, шеф, другого выхода нет. Только прорываться с боем.

— Но Совет…

— Да плевали вы на Совет, — я уже слышал, как к нам подбираются те, что вошли в двери. — Две минуты назад вы сами об этом говорили.

— Слушай… — Алекс стремительно повернулся ко мне и схватил за лацканы жилетки. — Всё, что я говорил — ерунда, бравада. А сейчас всё по чесноку. Если мы кого-нибудь завалим — если ТЫ кого-нибудь завалишь — Совет не даст тебе лицензии. Они поставят тебя вне закона.

— Давайте решать проблемы по мере поступления, шеф, — от предчувствия драки так чесалась спина, что я аж подпрыгивал. — Я постараюсь никого не убить. Но если…

В этот момент я краем глаза уловил движение, и успел прыгнуть между Алексом и здоровенным мужиком в комбинезоне компании.

Он повалил меня на пол, между коек. Дыхание напавшего сильно отдавало прокисшим пивом, комбинезон вонял застарелым потом и псиной. Глаза у мужика были желтые, глубоко утопленные под надбровные дуги, злые и абсолютно безумные.

Схватив за рыжий хаер, я резко дёрнул его голову назад, а другой рукой врезал по кадыку. Мужик захлебнулся, я свалил его с себя — тяжелый, сволочь, — и нашел глазами шефа.

Тот отбивался сразу от двоих. Один — чернявый и вертлявый, второй — грузный и белёсый. Оба в комбезах с логотипами волчьей головы…

Но я что угодно мог поставить на то, что эти вервольфы — не служащие компании. От них пахло по-другому. Потом, железом, псиной… Ни следа запаха шампуня от блох! Да и выглядели они… ну, как бандиты: длинные хаеры, татухи, цепи, скинхедские ботинки…

Все служащие носили рыжие «катерпиллеры» — несколько десятков пар валялось под разными кроватями. Их отличала чистота, опрятность и — запах дисциплины, что ли? Не знаю, как ещё это назвать.

А эти были переодетыми байкерами. Зуб даю.

Алекс держался молодцом. Он ловко скакал по кроватям, подныривая под второй этаж, и время от времени доставал своих противников быстрым джебом или хуком. В глазах его плясала весёлая ярость.

Мне пришлось хуже: видимо, байкеры получили приказ в первую очередь, убрать стригоя. Четверо — не считая того, которого я вырубил в первый миг, кружили вокруг меня.

Я не мог себе позволить быть таким ловким и увёртливым, как шеф. И вокруг летели щепки. От кроватей, от скрепляющих «этажи» балок, от самих байкеров… От меня тоже летели щепки.

Один раз я получил хороший удар в глаз — тот сразу заплыл, в голове установился колокольный звон. Другой раз мне съездили пяткой по рёбрам…

Они умели драться. Жестко, по-уличному, игнорируя всякие правила и приёмы. И через пару минут я понял: или придётся кого-нибудь убить, или они меня прикончат.

В глазах переодетых в комбезы байкеров было лишь равнодушие и решимость поскорее покончить с делом. Такие противники сложнее всего.

Очередным — неудачным для меня — ударом меня повалили на пол, в узкое пространство между коек. Удары посыпались со всех сторон: по рёбрам, по животу, по почкам…

Свернувшись в позе зародыша, я спрятал голову между локтей, и сжал зубы. Сейчас. Сейчас я передохну, приду в себя, и тогда…

Я прекрасно понимал, что будет «тогда». Мне придётся или сдаться, или начать убивать.

— Э-ге-гей! — я сразу узнал голос. И тут же увидел большие ноги в чёрных ботинках и испачканных по низу брюках.

Рядом с ботинками покачивался большой молот. Вот он поднялся, я услышал свист рассекаемого воздуха…

И тут меня очень неудачно ударили по голове.

Череп раскололся пополам — во всяком случае, мне так показалось. Боль была адская.

Я перекатился под кровать, в пыльное сумрачное пространство, набитое грязной одеждой, стоптанными ботинками и чем-то твёрдым, с острой режущей кромкой. Оказалось, это чесалки для шерсти…