Впрочем, люди меняются, — одёрнул я себя. — Но не слишком. Если человек на войне — то он на войне всегда. До тех пор, пока его не убьют. Просто Ахмед воюет теперь на своей стороне.

— Хорошо, — я кивнул, а потом посмотрел на Машу. — Найдётся листок бумаги?

Та убежала к стойке и вернулась с блокнотом, с какими обычно ходят официантки.

Вырвав листок, я записал несколько колонок цифр, подвинул по столу к Ахмеду.

— Там ты найдёшь всё, что нужно, — сказал я. — Одна просьба…

— Дальше меня это не пойдёт, — Ахмед внимательно посмотрел на листок, затем достал из кармана зажигалку и поджег его, держа за уголок.

Уважуха. Там было около сотни цифр.

— Ты обязательно разберёшься, — сказала Маша. На «вы», насколько я знаю, она обращается только к Гоплиту.

Ахмед кивнул.

— Я буду стараться.

Прозвучало это абсолютно серьёзно.

Когда мы вышли из блинной, сумерки напоминали чёрный кофе без молока — такие же беспросветные и густые.

Ни фонарей, ни света в окнах — Ахмед сказал, что спусковым крючком для мертвецов послужить может что угодно: громкий стук, крики или музыка. Шум мотора. А также электрический свет — они сползались на него, как мотыльки-инвалиды…

Свет в квартирах всё же есть, — я заметил тоненькие, словно нити, желтые полосочки там и тут. — Просто люди быстро научились маскироваться: заклеили чёрной бумагой окна, законопатили щели, перестали выходить на улицу поодиночке…

Войны бывают не так уж часто. Но люди помнят, что такое ночной налёт.

Мы вышли из сумрака, — я усмехнулся, оценив меткое выражение. — Тем самым нарушив первую, а значит — Главную заповедь Библии Сверхъестественного: маглы не должны ничего знать.

Более того, они не должны даже ДОГАДЫВАТЬСЯ.

Иначе — новая инквизиция, новые костры и новые кресты вдоль дорог.

Господи.

Я остановился, Маша с Рамзесом тоже.

— Сашхен, ты что-то увидел? — спросила девочка.

— Да. В смысле, нет, ничего. Всё в порядке.

— Тогда чего стоим? — Маша нетерпеливо дёрнула меня за руку. — Идём, дядя Саша волнуется.

Улица была пуста.

Точнее, на ней не было никого живого, кроме нас.

Ахмед с семьёй остались в блинной.

Уходя, я достал из кармана мятую купюру, неудобно перед незнакомыми хозяевами. Обожрали, насвинячили…

Ахмед покачал головой:

— Убери. Я угощаю. Это моё заведение, — пояснил он. — То есть, наше. Наше с Клавой, — и он посмотрел на свою женщину. Та просто улыбнулась, на щеках появились ямочки, глаза вспыхнули живым огнём.

— То есть, вы как бы пригласили нас к себе в гости, — перевела Маша.

— Мы ж не варвары, — буркнул Ахмед. — Вламываться в чужие магазины…

— Это ты помог нам? — спросил я, когда мы собрались уходить. — Там, на перекрёстке… Это ты стрелял из винтовки?

— Он, — Ахмед кивком указал на подростка — тот за всё время так и не подал голоса.

— Спасибо, — я наклонил голову, отдавая дань уважения его талантам.

Подросток кивнул в ответ — солидно, как равному…

Вдоль тротуаров, в канавах, на скамейках и просто в лужах были мертвецы.

Слава Богу, никуда они больше не бежали, ни на кого не пытались напасть, а просто лежали — там, где их застигло разрушение заклинания.

В мёртвых глазницах замёрзла вода, на коже поблёскивали кристаллики льда…

У наших всё получилось.

Да, прибавилось работёнки городской похоронной службе.

Сейчас ночь — до утра люди носу на улицу не высунут. Но когда рассветёт, всё произошедшее предстанет в другом свете: дурным сном, наваждением, галлюцинацией.

И если б службы зачистки продолжали функционировать, всё бы так и осталось.

В новостях показали бы ролик о массовом поражении галлюциногеном — через водопровод, например. Сказали бы, что правительство принимает срочные меры по очистке водохранилищ и все бы успокоились.

Но теперь это не сработает. Мы вышли из сумрака.

В этом и состоит цель Шамана — объявить во всеуслышание, что люди не являются вершиной пищевой цепочки. Что-то он такое говорил… О том, что человек должен остаться один. В смысле — что остальных нужно уничтожить.

В этом его цель, — когда я догадался о главном, всё остальное оказалось просто, как осиновый кол. — Люди должны узнать о существовании сверхъестественного и уничтожить.

Провокация.

Шаман держит в руках дудочку и ведёт людей в новый крестовый поход…

Вдали показались фары.

Я бросил короткий взгляд на Рамзеса, но тот остался спокоен. Значит, свои.

Из нас всех, только пёс умудрился поужинать.

Клавдия навалила отдельную тарелку блинов, фаршированных мясом и грибами — для голодной собаченьки, как она выразилась.

В этом он и впрямь ничем не отличался от обыкновенного пса: если есть еда, её надо есть.

Аурус затормозил, дверь открылась, облив нас потоком желтого уютного света, на порожке возник тёмный силуэт шефа и тут же принялся распекать:

— Ну где вы ходите? Весь город объехали, а бензин вообще-то не казённый…

— Мы рады вас видеть, — перевёл его слова Гоплит. — Маша, ты не замёрзла?

Девочка помотала головой. Клавдия помогла ей почистить куртку — осталось лишь несколько жирных пятен. И сделала что-то с шапкой — та перестала сползать на глаза, и даже помпон больше не выглядел столь огромным и нелепым.

— Мы встретили друзей, — заявила девочка на весь салон. — И рассказали им, что происходит. А они нас напоили чаем.

— Любопытно, — Алекс холодно прищурился. — Для того, чтобы разгласить конфиденциальную информацию, уже достаточно получить кусочек сахару?

— Нет, — подумав, глубокомысленно изрекла Маша. — Весь сахар съел Рамзес.

— Шеф, вы не поверите, — быстро сказал я, предвосхищая новую волну упрёков.

— Расскажешь по дороге, кадет, — поспешно перебил Алекс. — К утру мы кровь из носу должны быть в Москве.

Только сейчас я заметил, что все — Гоплит, отец Прохор, и даже Валид — как-то неестественно напряжены.

— Что-то случилось?

— Володя не отвечает на звонки.

А вот это уже по-настоящему плохо.

Владимир всегда брал трубку. У него такая работа — быть на связи со всеми дознавателями. Но Совета больше нет, а значит…

— Может, он… — я попытался подыскать подходящее определение. — Ушел в отпуск? Ну, заперся в этой своей квартире, где самым большим чудом техники является радио… Или вообще уехал.

Алекс поджал губы.

— Хотелось бы в это верить, поручик.

— Но вы не верите.

— А ты?..

— Нет, — сказал я сразу. — Не верю, — а потом повернулся к Валиду. — Давай я тебя подменю.

— Да ладно, — тот дёрнул плечом. — Нормально всё. Я даже покемарить успел.

— Но ты с самого начала за рулём, и…

— Не спорьте, дети, — вмешался Алекс. — Сашхен, ты сможешь ехать в полной темноте, без фар?

Я коротко поразмыслил.

— В принципе, да.

— Тогда меняйтесь, — скомандовал шеф. — И выключи всю иллюминацию. Нам сейчас лучше не отсвечивать.

Я выжал из Ауруса всё, что мог.

Махина весила немало — бронированный корпус, спецколёса, пуленепробиваемое стекло…

Заправляться пришлось два раза, в Новгороде и ближе к Москве, под Тверью.

Всякий раз я выбирал заправку на краю города, в центр не совался — наш Аурус и так привлекал к себе внимание.

Когда я зашел в магазин, заспанный парнишка-продавец уже успел сфотать его на телефон.

Впрочем, дурные вести расходятся быстро. Думаю, в Москве о нас уже знают.

Вопреки предосторожности Алекса — ехать с выключенными фарами, и вообще, как он выразился, «не отсвечивать» — на трассе было тихо.

Вестимо, Любань и была выбрана на роль центра зомбиапокалипсиса именно из-за своей неприметности.

Это была проверка, — решил я. — Репетиция. Перед тем, как устроить нечто подобное в полном масштабе.

Неприятности начались ближе к Москве…

Машин становилось всё больше, но двигались они в одну сторону: к столице.