— А ведьма Матрёна в Москве осталась, или в бега подалась?

Ну конечно. Кто о чём, а шеф — о бабах.

— Осталась, — откликнулся Владимир. — У неё подвязки в Стае.

— Вот интересно, — я старался говорить отстранённо. — А этот Ужас Ползучий…

— Затаившийся Страх, — строго поправил Алекс. — Не надо путать круглое с мягким, мон шер ами.

— Затаившийся Страх, — послушно повторил я. — Он может проникнуть… Ну, сюда? К нам?..

Ещё минуту царила тишина — дознаватели прикидывали вероятности.

— Очень даже запросто, — наконец уверенно сказал шеф. — Лицо не чешется, поручик? Желания закусить носом Владимира не ощущаешь?

— Тьфу на вас три раза.

Я отвернулся.

Учитывая моё э… агрегатное состояние, как метко выразился Гоплит, шутка была ниже пояса.

Мы даже умудрились поспать.

Конечно, это был не совсем сон, так, забытье.

Летаргия.

В эти минуты я ничем не отличался от слегка залежалого трупа, поэтому старался уединяться — в обычных условиях, конечно.

Здесь это было невозможно, и утешало одно: обоим дознавателям не впервой сидеть в окопе.

Не знаю, сколько прошло времени. Летаргия помогла на какое-то время приглушить голод, но когда я очнулся, сразу понял: дело плохо.

Клыки торчали изо рта, как у призового нехолощеного хряка.

Я попытался их втянуть — бесполезно.

В ушах стоял неумолчный грохот — словно где-то неподалёку ворочалась гидротурбина…

Это был шум крови — Владимира и Алекса.

Ему вторил сдвоенный перестук литавров — человечьи сердца.

Горло свело от вожделения, и я не придумал ничего лучше, чем свернуться клубком, на полу, обхватить колени руками и зажмуриться.

Не помогло.

Я понимал: если и дальше сдерживать жажду, я начну «пить» их на расстоянии — цедить жизненные силы, пока не высосу всё, до последней капли.

На спину мне опустилась горячая ладонь.

Усилием воли я сбросил её, сел прямо и открыл глаза. Попавший в поле зрения собственный клок волос походил на паутину.

— Что, плохо, поручик?

Я молча дернул плечом.

— Знаешь, — голос Алекса был небрежным, легким — как накануне дуэли. — Чем мучиться, проще тебя накормить.

Рывком я отодвинулся от него подальше.

— Третья метка, шеф, — я сам себе был противен. Язык царапали клыки, голос звучал шепеляво, как у сумасшедшего.

— Об чём вы там гуторите? — заинтересовался Владимир.

Алекс рассказал.

Московский дознаватель пожал могучими плечами.

— Дак за чем же дело встало? — он расстегнул пуговку на манжете рубашки и протянул мне голое запястье с бьющейся жилкой.

Оказавшись меж двух горячих, с бьющимися сердцами людей, я вжался в стену и выставил перед собой руки.

Пальцы гнулись сами собой, складываясь в ману защиты. Я знаю, она снесла бы всё, вплоть до нашего зыбкого убежища… Тогда я расцепил руки и спрятал в карманы куртки.

— Не дури, кадет, — негромко сказал Алекс. — Мы оба знаем, что рано или поздно ты потеряешь контроль, и нам ПРИДЁТСЯ тебя убить.

Он говорил правду.

В какой-то момент планка у меня упадёт и я перестану соображать.

Никогда ещё подобного со мной не случалось — и от этого было ещё страшнее.

В кого я превращусь?

Сохраню ли хоть крупицу разума?

Тарас никогда об этом не говорил.

Я спрашивал, но он свёл всё к шутке: пожуёшь, мол, увидишь.

К этому я готов не был.

Потеря лица — вот чего я хотел избежать любой ценой. Удара по самолюбию…

Одно дело, в чрезвычайных обстоятельствах, взять кровь у Алекса, своего наставника, который — и это главное — уже состоял в «отношениях» со стригоем, и потому прекрасно всё понимает.

Другое дело — пасть так низко, что удовольствоваться подачкой, брошенной «с барского плеча», человеком, которого я бесконечно уважаю и ценю.

Это унизило бы нас обоих.

— Знаете, я всё-таки попробую пробить нам проход, — сказал Владимир, застёгивая крупными пальцами крохотную пуговку на манжете. — А чего? Прошло часов десять, порода уже улеглась. Что могло осыпаться — давно осыпалось. А я долбану тихонечко так, вы ничего и не почувствуете…

Я вспомнил чудовищные дыры в стенах его собственного клуба.

Тихонечко. Ага, как же…

— Давайте, — сказал я.

— И правда, Володенька, — встрепенулся шеф. — Попробуй.

Десять часов назад это не прокатило. Но сейчас, насидевшись и заскучав, Алекс и сам был за любой кипеш — кроме голодовки, конечно.

Походив вдоль нашей крипты и наскоро простукав камни костяшками пальцев, Владимир поудобней перехватил молот.

Огляделся, проверяя, хватит ли замаха, и…

— Стойте!

Всё это время я сидел, прижавшись спиной к «стенке». Ничего, кроме проникающего сквозь толстую кожу куртки холода я не чувствовал.

Но сейчас…

— Оставь сомненья, всяк, сюда входящий, — отмахнулся Алекс. — Раньше сядем, раньше выйдем, поручик.

— Нет, правда, шеф, Владимир… подождите. Я чувствую вибрацию.

— Ну надо же, — в голосе Алекса мне послышалось какое-то разочарование. — Нас всё-таки откопали.

— Или к нам идёт Затаившийся Страх, — задумчиво сказал Владимир.

Секунд десять господа дознаватели смотрели друг на друга, не отрываясь.

Я почувствовал себя лишним.

— В крайнем случае, мы можем отдать этому Страху меня, — сказал я, чтобы разрушить их тет-а-тет.

— Глупостей не говори, — Алекс встрепенулся. — Затаившемуся Страху совершенно без разницы, кого жрать.

— Да, но я ведь и так уже мёртв.

— Слушай, ну что ты заладил: мёртв, мёртв… Всю печень выстриг, — Алекс резко повернулся и уставился на меня — в темноте белки светились молочным блеском. — Ну да! Я виноват. Не доглядел, не уберёг… Но это НЕ ЗНАЧИТ, что мне всё время надо об этом напоминать! СТЫД я чувствую и так, спасибо большое.

С минуту я только задыхался и моргал, не в силах ничего произнести.

Господи. Какой же я идиот. Толстокожий идиот.

Всё время, что мы вместе, Алекс корит себя за то, что со мной сделал Лавей.

Нет, не так. В том, что со мной случилось, Алекс винит СЕБЯ. И я ему всё время об этом напоминаю.

— Шеф, у меня и в мыслях не было… Вы не думайте, шеф. Меня всё устраивает, нет, честно.

— Ой, всё. Заткнись уже.

Повисла гнетущая тишина.

Я мучительно вспоминал все моменты, когда я вслух страдал от своей стригойской участи…

Господи.

Я бы себя давно убил.

Просто… Он ведь вёл себя, как ни в чём ни бывало! Ну типа: жизнь подбросила лимонов — будем делать лимонад.

И я ведь ни сном, ни духом, что всё это время шеф дерёт себя когтем по сердцу.

Каждый раз, как он меня видит и слышит мои словоблудия — испытывает чувство вины.

Сверху посыпалась пыль, затем мы услышали звуки ударов металла о камень.

Кто-то наверху копает. Лопатами…

— Ну, значит, кот жив, — Алекс поднялся и деятельно потёр руки.

Мы с Владимиром переглянулись, но потом оба, одновременно, кивнули и расплылись в улыбке.

Понимать шефа — та ещё работёнка. Но мы овладели ею в совершенстве…

Сейчас объясню ход мысли Алекса.

Кот — это кот Шредингера. В данном случае — мы.

Всё то время, что мы ссорились, Алекс напряженно ждал: придёт за нами Затаившийся Страх, или это всё же спасатели.

Спасатели успели первыми.

Кот жив.

Какое-то время понадобилось на то, чтобы нас откопать.

Пыль сыпалась всё чаще, вместе с ней летели песок, мелкие камни…

— Шеф, можно вопрос? — Алекс глянул так, чтобы я сразу понял: о мертвецах темы лучше не поднимать. — Вот мы завалили туннель с этим Страхом, — тот кивнул. — Но ведь он, по вашим же словам, приходит откуда-то из-под земли, — ещё один кивок. — Что мешает ему пройти через наш завал?

— Статистика, — вместо шефа ответил Владимир.

— Э… — наверное, они услышали скрип моих мозгов.

— Не было ни единого случая в истории, чтобы Затаившийся Страх пришел дважды в одно и то же место, — сжалился шеф. — Стоит прогнать его один раз — и он исчезает. На некоторое время.