Алекс говорил, а в это время молот в руке Владимира начал разбег.

Алекс говорил, а молот, наращивая свист, крутился всё быстрей.

Алекс говорил, а мои пальцы сами собой складывались в мудру.

Для этой мудры понадобились пальцы обеих рук. Такой я ещё никогда не плёл — даже не знал, что смогу.

В тот момент, когда молот Владимира ударил в замковый камень, я ВЫТОЛКНУЛ мудру к потолку.

То, что случилось дальше, было проще увидеть, чем описать.

По туннелю и впрямь побежала волна — каменная волна. Она ширилась, набирала бег, и когда достигла острия веретена — оно было уже метрах в пяти от нас, не дальше — камни не выдержали и начали падать.

Облицовка, бетонные блоки, удерживающая породу стальная сетка — она рвалась и сквозь неё потоком рушилась земля…

Всё это случилось сразу, одновременно.

В воздух взметнулись клубы пыли, застили обзор, мы начали кашлять…

А потом волна покатилась в нашу сторону.

Потолок над нами — гораздо выше, чем в туннеле — треснул, лопнул, перекосился и вдруг, одним широким пластом, рухнул нам на головы.

Я инстинктивно поднял руки, ладонями вверх, словно собирался удержать эту махину.

Владимир поднял над собой молот, Алекс ещё что-то кричал, шевелюру его запорошила белая пыль, и…

Всё стихло.

Счётчик в голове продолжал отрезать тонкие пластики секунд, а нас окутала темнота, сквозь которую не пробивалось ни одного лучика света.

— Нас завалило, господа.

Голос Алекса звучал сдавленно, и я испугался, что он попал под обвал, и теперь лежит, не в силах пошевелиться, под многими тоннами камней…

— Шеф, вы в порядке?

Голос дал петуха.

В этот момент я не мог прислушаться к своему внутреннему «Я», не мог думать, не мог чувствовать…

— Буду. Как только Володенька с меня слезет.

— Прости, Сергеич, — рядом шумно завозились. — Я хотел, как лучше.

Глаза уже привыкли настолько, что я различил две смутные тени. Они тяжело ворочались на полу, и вдруг меня осенило: Владимир прикрыл Алекса.

Когда на нас стали рушиться камни, он заслонил Алекса собой.

А я?

Что делал в этот момент я?

Думал о себе?..

Честно говоря, не помню, чтобы я вообще о чём-то думал.

Вспыхнул свет фонарика.

Алекс поводил им по сводам и констатировал:

— Мешок. Каменный.

Был он метров двух в диаметре — в самой широкой части, и сходился над головами, на высоте человеческого роста.

— Ты нас спас, мон шер ами.

— Я?..

— Успел сложить мудру, — пояснил Владимир. — Признаться, я не сразу понял, что случилось. Успел помочь тебе в последний миг, но ты удержал свод.

— А Чумарь? — сердце бухало, как камень в железной бочке. — Он цел?

— Эге-гей! — крикнул Владимир. — Аника-воин!.. Ты там?

Голос провалился, заглох, будто он кричал в подушку.

Алекс ещё раз поводил лучом фонаря по стенам нашей темницы. Просветы если и были, мы их не видели — настолько они были малы.

Интересно: что с воздухом?..

Словно почувствовав мои мысли, Владимир достал из кармана коробок и чиркнул спичкой.

Пламя постояло вертикально и отклонилось в сторону.

— Чудесно, — заметил Алекс. — Умирать будем долго.

— Можно попробовать разобрать завал, — я уже потянулся к одному из камней, за который можно было ухватиться.

— Не трожь, — шеф стукнул меня по руке. — Мы не знаем, насколько большой завал. Так можно обвалить весь свод и тогда…

Я представил: сплошная груда обломков, и в самом низу, на рельсах — крошечная камера, пузырёк воздуха, в котором схоронились три человека.

Точнее, два человека. И один стригой.

— О-о. Кажется, шеф, у нас проблема.

— Кроме тех, что уже есть? Прекрасно. Чем больше, тем веселее.

— Я что хочу сказать: неизвестно, сколько мы здесь просидим. И если Жажда станет нестерпимой…

Дёсны болели неимоверно.

Я чувствовал клыки постоянно, я трогал их языком — так человек не может удержаться, чтобы то и дело не проверять дупло в больном зубе.

Нахождение в столь тесном пространстве с двумя дышащими теплокровными людьми — это слишком для стригойских инстинктов.

— Володенька, спрошу тебя, как дознаватель дознавателя: у тебя при себе имеется кол?

Тон шефа подразумевал, что это он так шутит. Но Владимир, не меняясь в лице, распахнул полу просторного плаща. В желтом, как масло, свете фонаря блеснуло несколько серебряных заострённых зубил.

Каждое аккуратно упаковано в отдельный кордуровый чехол.

Я присвистнул. Этого «арсенала» хватит, чтобы предать окончательной смерти как минимум… двух стригоев. Если уметь целиться, конечно.

А в качестве киянки можно использовать молот, — губы невольно дёрнулись в улыбке.

— Надеюсь, вы не станете ждать, пока станет слишком поздно, — сказал я, как мне казалось, равнодушно и отстранённо.

— У-у… — притворно испугался Алекс. — Страшнее Моськи зверя нет.

Я разозлился.

— Вам всё шуточки. А на самом деле…

— На самом деле, Аника уже побежал за помощью, — уверенно сказал Владимир. — Нас скоро откопают. Не о чём волноваться.

— Думаете, они вернутся? После того, как вы напугали их чумкой? — я специально подбавил в голос скепсиса. — И вообще: кто знает, НАСКОЛЬКО далеко мы обвалили туннель. Может быть, рухнула вся секция.

— Да, трое дознавателей в одном флаконе — это страшная сила, — протянул задумчиво Алекс.

— Да, Сергеич, — Владимир запахнул плащ и крепко завязал концы пояса. — Чего это тебе вздумалось Николай Степаныча вспомнить?

Шеф смутился.

А я уже говорил: чтобы смутить Алекса, надобно событие мегатонных масштабов.

— Представляешь, Володенька, — он даже почесал в макушке. С волос посыпалась тонкая белая пыль. — Я всё забыл. Стою, как дурак, смотрю на это чёрное копьё, которое летит — не поверишь! — прямо в сердце… И не могу вспомнить ни одной маны. А потом вдруг, неожиданно, всплыли эти строки.

Вот почему обрушился весь туннель.

Тройное воздействие — моё, Владимира и Алекса.

И это ещё хорошо, что вспомнил он не свою, так сказать, авторскую ману, а чужую.

Страшно представить, что бы было, если Алекс в такой обстановке принялся читать из себя…

Пожалуй, никогда мы этого не узнаем. И слава Богу.

Зубы ломило всё сильнее, в желудке разгорался пожар — явный признак того, что скоро я буду готов укусить собственную руку, лишь бы напиться крови.

— Господа, — я попробовал подобрать подходящие, обтекаемые и щадящие слова, и не смог. — А вы уверены, что Чумарь успел выбежать? Мы же не знаем, насколько масштабны разрушения. Может, и его тоже…

— А что ты сам думаешь, поручик? — быстро перебил Алекс.

Я знал, что он имеет в виду.

Попробовать почувствовать, отыскать биение его сердца…

Я пытался это проделать всё время, что мы находились здесь, под завалом.

Безуспешно.

— Я его не чувствую, — сказал я.

Дознаватели синхронно кивнули. Моё признание означало одно из двух: или Чумарь выбрался и уже ищет помощь, или он лежит там, переломанный обломками плит, и сердце его уже не бьётся.

Усевшись в трёх равноудалённых друг от друга точках, мы замолчали.

Наверное, каждый думал о своём.

Владимир беспокоился о судьбе Чумаря, я — о том, как превращаюсь в человека… Клыки вдруг перестают зудеть, сердце начинает биться само по себе, а не потому что я его заставляю…

Сунув руку за пазуху, я нащупал чётки.

В этот момент мне показалось, что на груди чего-то не хватает. Но мысли сбились, и я об этом сразу забыл.

Интересно: получится ли у меня когда-нибудь сформулировать желание так, чтобы драконья жемчужина поняла, что от неё требуется?

Не счесть, сколько раз я пробовал…

А может, — на спину будто вылили ушат ледяной воды. — А может, моё желание неисполнимо? По определению? И я просто зря трачу драгоценный артефакт.

Алекс наверняка думал об этом Затаившимся Страхе.

Пытался прикинуть: мог ли он просочиться на поверхность, и какие действия нужно предпринять для его устранения…