Как сказала тётя Настя, не пристало шавкам на медведя брехать. Я не слишком поняла, что КОНКРЕТНО она имела в виду, но факт есть факт: наши на меня не смотрят, не обращаются первыми и боже упаси никогда не трогают — в смысле, не прикасаются. Скорее, руку себе отгрызут.

А вот люди — наоборот: норовят потрогать, погладить по голове, по плечу похлопать… Здоровая энергетика, — объяснил Сашхен. Им просто приятно…

Хотя и не всем. Одноклассники, например, меня ненавидят. Или та же Истеричка. Но не суть.

Дойдя до двери Генькиной квартиры на четвёртом, я позвонила. Кисель здесь уже не просто свисал с перил, он стоял в воздухе, как туман, как студень… Дышать им было неприятно.

За дверью раздались неспешные шаги, потом она открылась и меня впустили внутрь.

— Здрассьте, Марь Ванна.

При виде Генькиной бабушки меня всегда охватывала робость. Вот представьте: Фигура почти двух метров ростом. Косая сажень в плечах. Вместо талии — экватор. Когда-то она была Олимпийской чемпионкой по метанию ядра.

Пушечного, не иначе — так Алекс сказал.

Очень незаурядная женщина.

Это тоже сказал Алекс, когда имел честь с ней познакомиться. Три года назад у Геньки был день рождения, и меня пригласили. Первый раз! Я никогда не ходила к детям на дни рождения, а тут… Такое.

Ави накупила подарков — и шариков дурацких, и гоночную машину на батарейках, и моноколесо, и телефон — у неё это тоже был первый раз, она просто с ума сошла, решила оторваться по-полной.

Хоть извиняйся перед Генькой, честное слово…

Коробок набралась уйма, и Алекс милостиво согласился подвезти меня на Хаме — ему было по пути. Тогда-то он и познакомился с МарьВанной.

А потом сказал, что стихотворение про хобот Николенька написал именно про неё…

Я тогда ничего не поняла, но у Алекса спрашивать не стала. Сама разобралась. Когда Некрасова в школе проходили…

Долго смеялась. Всё-таки чувство юмора у Алекса не для всех…

— Мой руки и проходи в кухню, — приказала Генькина бабушка, и я послушалась.

По опыту: с МарьВанной лучше не спорить. Она — настоящая Бабушка, с большой буквы. Пока не накормит — ни за что не выпустит.

И что характерно: Генька при этом был тщедушный шпиндель, в мою тощую половину… Одни уши, как дверцы такси. Но я его всё равно люблю…

Упс. Вы этого не читали.

Вообще-то я люблю Сашхена — да-да-да, и не смейтесь.

Сейчас он с моей крёстной мутит, но это у него пройдёт. Как только я ещё чуток повзрослею.

Вообще-то я против Аньки ничего не имею, мы с ней подружки. Но ей всё равно придётся отойти в сторону. Потому что в любви подружек не бывает — это она сама мне сказала, ещё пару лет назад. А ещё сказала, что обязательно должен быть запасной аэродром — и это вот Генька… И хотя подружились мы на почве Рамзеса, сейчас дружим по-настоящему, почти как с Мишкой. Хотя если подумать, с Генькой я дружу гораздо дольше…

На кухонном столе высилась гора жареных пирожков.

И хотя я позавтракала, запах от них шел такой, что живот автоматически забурчал. Но я всё равно чинно уселась на стул и сложила ручки на коленках: хорошие девочки не хватают еду со стола без спросу.

Надо дождаться, чтобы тебя пригласили, а ещё желательно скромненько опустить глазки и поломаться чуток: спасибо, мол, большое, я не хочу… и приступать к уничтожению продуктов, только когда тебя попросят раза три, не меньше.

Бабушки это любят.

Но когда в коридоре раздались громовые шаги и МарьВанна зашла в кухню, оказалось, уговаривать она не собирается.

— На самом деле, я рада, что ты зашла, — заявила она. — Должен прийти электрик, а мне срочно надо к председателю нашего жилтоварищества. Чёрт знает что творится в доме, мы всю ночь не спали! Пусть примет меры, иначе я не знаю, что я ему сделаю…

— Хорошо, МарьВанна, я подожду электрика вместо вас, — я выпучила на бабушку Геньки честные глаза.

— И никому больше не открывай.

— Да, МарьВанна.

— И пирожки ешь. Ты знаешь, где чай.

— Да, МарьВанна.

Шаги прогрохотали к входной двери.

— И цепочку набрось!

— Да, МарьВанна.

Я поскакала к двери и послушно набросила цепочку. Проконтролировав моё деяние, Генькина бабушка удовлетворённо кивнула и повернулась к лестнице…

Я захлопнула дверь.

Точняк, сегодня мой день.

От уроков освободили.

Разобраться, что здесь творится без посторонних — о большем и мечтать нельзя.

Но самое главное…

Самое главное, сегодня вечером мы с Сашхеном пойдём в Арсенал. И будем там вдвоём. И он будет учить меня стрелять. И наконец-то у меня появится Настоящее Оружие, а не эта пукалка, которую подарил Гоплит на прошлый день рождения…

Нет, я очень свой браунинг люблю и уважаю, и даже имя ему дала: Бараш. По старой памяти.

Но так же точно я знаю: если я выйду с Барашем против Твари — упаковывать в мешок придётся уже меня…

Прижавшись спиной к двери, я послушала, как удалялись гулкие шаги МарьВанны, а потом закрыла глаза и просканировала коридор, а за ним — и всю квартиру, все пять комнат.

Так. Ясно-понятно.

— Стёпка Растрёпка! А ну, выходи.

Из-за бархатной шторы в углу показалась голова… Вот вы мультик про домовёнка Кузю видели?..

Ничего общего.

Нормальный домовой напоминает животное. Как правило — кота, который ходит на задних лапах и умеет разговаривать.

Этот не оказался исключением. Только отличался повышенной упитанностью — сразу видно, в чьей квартире живёт.

На ушах домового были симпатичные кисточки.

— Ты что, меня видишь? — удивился Растрёпка.

— Дурочку-то не валяй, — я прошла мимо него в кухню и включила газ на плите. Домовой плёлся следом. — Чаю пошвыркаем?

Растрёпка сразу повеселел.

— С пирожками? А то! — он ловко вспрыгнул на табурет и облизал усы длинным розовым языком. — А ещё я сметану люблю. И вот там, в холодильнике, у них варенье клубничное. Я бы его тоже поел, — пожав плечами, я полезла в холодильник. Мне что, чужого варенья жалко? — Верхняя полка, — подсказал домовой. — Рядом с пропавшим кефиром. Его Марь Ванна на блины оставила.

Выставив на стол угощенье, пару минут я ждала, пока Стёпка насытится. Затем поняла: бесполезно. Судя по его виду, угощаться он мог сутками, бесперебойно, только успевай на стол мечи… И приступила к допросу.

— Это ты всю ночь людям спать не давал?

Домовой положил обратно десятый пирожок и понурил ушки.

— Ну я.

— Выдумщик. Классно придумал: по батарее стучать.

— А что ещё оставалось?

— Уважуха, — я погладила его по голове, как раз между ушами. — Одобряю. Теперь давай подумаем, как эту Тварь прикончить.

Открылись автоматические ворота и Хам въехал прямо в арсенал — после пожара мы его значительно переоборудовали, устроили нормальный въезд, тир и полосу препятствий.

Алекс бодро выскочил из машины и рванул в зал тяжелой артиллерии.

— Пластид достань, — командовал он на бегу. — Ящик. Нет, два… РПГ-7, к нему сорок выстрелов: пополам осколочных и кумулятивных… Да, и пулемёт. Можно Печенег, станковый комплект, вон он стоит. И ещё «Шмелей». Парочку вьюков.

— Только один остался, — глаза уже лезли на лоб. — Мы их на зачистку заброшки потратили, помните?.. Шеф, да что происходит-то? Мы что, на войну идём?

Вместо ответа Алекс хищно улыбнулся и указал на штабель ящиков с гранатами.

— Ты грузи, — приказал он и взгромоздил на тележку верхний ящик. — Оптику прихвати.

— На них ПГО в комплекте, — напомнил я и пошел собирать пулемёт.

— Чёрт его знает, откуда они взялись, — Алекс смотрел на дорогу. Вдали, в утренней дымке, плыл остров Котлин. — Напали ночью, — шеф говорил быстро, глотая паузы. Было видно, что мыслями он уже там, в Крепости. — В Тотлебене сначала ничего не поняли, думали, это опять вандалы, как в две тысячи восьмом. Запустили пару осветительных ракет — рассчитывали напугать, их там всего-то пять человек дежурит, добровольной дружины… Но когда Твари полезли на волнорез, они и поняли: никакие это не вандалы.