Маша закрыла глаза, хотя ее лица и так не было видно. Она боялась пошевелиться и даже дыхание невольно затаила. Чувствовала, что тот, кто рядом, знает – она живой человек, а не куча тряпья на кровати. Живые люди должны дышать. Но не могла себя заставить!

Кто-то понюхал ее, фыркнул, засеменил к выходу. Шаги затихли в глубине дома. Маша медленно выдохнула, втянула в себя новую порцию воздуха. Больше ничего не доносилось до ее слуха. Можно было подумать, что все это ей приснилось. “Но ведь не приснилось же?!”

Медленно повернулась, чтобы убедиться, что она одна. Говорящего рядом нет. Ушел? Кто же был сейчас в комнате? Ночью в спальне горела только одна тусклая лампа и невозможно было с уверенностью сказать, что в темных углах не притаился кто-то еще. Она опять отвернулась, нащупывая под собой, в соломе, стальной клинок. “На Земле нет крупных животных, кроме тех, что мы с отцом выводили из замороженного генетического материала. Уже не одну сотню лет, как нет. А люди на всех четырех не ходят”.

Сон к ней не приходил до самого утра, до тех пор, пока в окна не заглянул бледный рассвет. Только тогда она забылась недолгой, сбивчивой дремой.

– Отлучался из дома ночью? – спросила она Говорящего с небом, разделяя с ним утреннюю трапезу.

– Просто поднялся раньше.

– Нет, ночью.

– У тебя какое-то беспокойство?

“Беспокойство. Еще какое!” Вслух же спросила иначе:

– И в дом никто не заходил? До рассвета?

Он отложил еду. Посмотрел на девушку сквозь внимательный прищур глаз.

– Никто не заходил. Не из-за чего переживать, это надежное место.

Маша смотрела ему в глаза так же пристально, как и он на нее. Передавала этим взглядом то, что не высказано вслух, но понятно обоим, что объясняло – “я догадываюсь, не надо дурить мне голову”.

Говорящий встал, со скрипом отодвинув стул.

– Ухожу в лес. Не больше, чем на три ночи.

– Зачем?

– По своим надобностям. Когда вернусь, можешь спать в отдельной комнате. Но вечером ты все равно моя, понятно?

Не дожидаясь ответа, он накинул верхнюю одежду и вышел из дома.

– Понятно, – сказала Маша сама себе.

Снегопад, наконец, прекратился. С приходом холодов жизнь в гнезде стала размеренной, неторопливой: запасов хватало, ходить каждый день на охоту или рыбалку не было никакой необходимости. Многие просто сидели по домам, занимались каждый своим ремеслом, возились с детишками. Грешили, радуясь жизни.

Пришедшая открыла дверь на улицу, увидев мужчину, крикнула:

– Босяк, позови Хромого!

Ее личный телохранитель, уже не одну неделю, как отстраненный от тела, явился через несколько минут. Деликатно стряхнув снег с одежды, прошел в комнату.

– Ну?

– Идем ночью к его логову.

– Думаешь, момент подходящий? Он же сам туда ушел.

– Подходящих моментов не бывает, всегда что-то мешать будет. Идти тут недалеко, думаю обернемся до утра.

Хромой уставился в пол, идея ему явно не нравилась.

– Чо там исследовать? Лучше здесь бунт готовить.

– Много ты понимаешь в революциях… Надо мне туда! Вышка связи там. И вообще – я про этого болтуна с облаками всю подноготную должна выяснить. А то, знаешь ли, даже спится плохо.

Охотник хрустнул пальцами, недовольно мотнул головой. Пришедшая старалась перехватить его взгляд, но ей это никак не удавалось.

– Ты что, боишься, что ли?! Боишься туда идти?

Маша встала со стула, достала из дорогого для родоплеменной общины застекленного шкафа зеленую бутылку и две кружки.

– Выпей. Для смелости. Говорящий употребляет, не стесняется. Он убыли не заметит, не переживай!

Хромой не стал отказываться, залпом выпил ягодную настойку. Утер рукавом усы и бороду.

– Я не боюсь. Но на рожон лезть не хочется. Ты ж понятия не имеешь – что там на самом деле.

Маша улыбнулась.

– Вот мы и узнаем.

Днем она заставила себя прилечь, еще немного поспать. Иначе недосып не позволил бы ей отправиться в опасное путешествие. Последние часы перед выходом, в ожидании глубокой ночи, она сидела у окна и раз за разом дышала на него, чтобы снова и снова рисовать на стекле один и тот же ряд цифр, засевший в ее памяти. Иногда сомневалась – правильно ли запомнила, но закрывала глаза и видела перед собой бумажку с теми же цифрами, написанными рукой отца. “Все верно!”

На улице подмораживало. Звездное небо и полная Луна заливали все вокруг призрачным светом. Маше казалось, что теперь-то она знает дорожки и тропы, которыми пользуются обитатели архангельского гнезда, но Хромой каждый раз удивлял ее. Те немногие патрули, что оставались вокруг поселения ночью, он легко обходил. Знал, где снег рыхлый, а где слежавшийся, где нога провалиться может, а в каком месте шагаешь будто по твердой земле.

Вот и полоса из зарослей секвохи, протянувшаяся от вокзала до берега реки. Отсюда до логова рукой подать. Хромой сказал Маше, что они будут обходить кругом, зайдут с той стороны, откуда гостей ждать никто бы не стал.

– Все равно не понимаю, чего ты надеешься увидеть… – ворчал он. – Пока Говорящий там, мы можем только со стороны смотреть. Или думаешь, что постучишь в дверь и зайдешь внутрь? Тогда без меня! Логово – его место, там он хозяин. Если сам не захочет, никого не впустит и уж точно живым не выпустит.

– Хватит ныть.

Подошли совсем близко, настолько, что вздымающаяся ввысь антенна уходила в ночное небо, казалось, прямо у них из под ног. На самом деле пришлось пройти еще добрую сотню шагов, прежде чем они увидели серый бетонный прямоугольник, служивший для антенны опорой и одновременно административным корпусом, в котором прежние люди прятали свое оборудование. Там, внутри, и было логово Говорящего с небом!

Хромой приложил палец к губам.

“А то я не понимаю!” – ругнулась Маша про себя.

Окон в здании не было – невозможно понять, теплится ли жизнь внутри, или такое же там запустение, как снаружи? Никаких огней на мачте, никаких прожекторов. Да и зачем они? Чтоб не врезался тот вертолет, что ждет своего пилота где-то на северо-западе? Маша невольно усмехнулась.

– Все? Посмотрела? – в нетерпении прошептал Хромой. – Я же говорил, не на что тут…

В бетонном корпусе вдруг что-то лязгнуло, распахнулась железная створка. В желтом свете, брызнувшем из проема, появилась фигура. Человек сделал шаг вперед, огляделся. Чувствовал ли он, что рядом есть кто-то еще? Что за ним наблюдают?

Хромой и Маша лежали на снежном пригорке. На этом месте был большой дом, пока он не развалился и не зарос. Остался лишь неровный холм, с которого, укрывшись позади ледяного бруствера, было удобно наблюдать за поддерживающим колосс антенны основанием.

Человек закрыл за собой дверь. На мгновение они потеряли его из виду – после яркого света казалось, что вокруг моментально сгустилась чернильная тьма. Но вот глаза снова привыкли к призрачному звездно-лунному сиянию и фигура сама выдала себя: тот, что покинул здание, быстро уходил в лес.

– Это он? – прошептала Маша.

– Конечно он! Кто же еще там может быть?

Девушка разрывалась между желанием узнать, куда пошел Говорящий, если это был он, и стремлением во что бы то ни стало попасть внутрь бетонной коробки! Она даже прикусила губу от досады. Закрыла глаза, еще раз быстро повторила комбинацию цифр.

– Давай я попробую попасть внутрь, а ты пойдешь за ним? Проследишь?

Но Хромой так на нее посмотрел, что слов не понадобилось – он за этим человеком следить не будет.

– Ладно, тогда идем внутрь! – Маша рванулась было, собираясь встать в полный рост, но он схватил ее за руку, остановил.

– Куда?! Может, он поссать вышел! Сейчас вернется.

– Далековато он по малой нужде намылился. Не замечала я за ним такого чистоплюйства.

– Все равно. Мы не знаем куда и надолго ли он отлучился. Самим надо уходить! Топать окружным путем домой.

– Знаешь что, Хромой, если кто и готов намочить в штаны, так это ты. Лежи тут, жди меня. Я быстро!

Вывернулась, освободившись от его хватки, поднялась на ноги и стала быстро спускаться с пригорка к административному корпусу. Улыбнулась, заслышав, как хрустит снег под тяжелыми башмаками – охотник шел за ней следом, один оставаться не пожелал. Они прошли мимо нагромождения клетушек, неуклюже собранных из металлических прутьев. Сердце у Маши колотилось, когда приблизились к двери и она схватилась ладонью за ручку. Дернула один раз, другой. Дверь не поддавалась.