— Я ведь не успела правильно расставить зелья!

Гастон не понимал, о чем говорит Джорджорджина. Это было заметно по взгляду.

Внезапно мальчик вскричал и схватился за грудь. Рука его начала меняться: сквозь нее прорывались черные кости, а кожа рвалась и желтела. Джорджорджина в ужасе завизжала и выскочила из комнаты, сбив по пути брата. Денис попятился и вышел за сестрой. А Гастон упал на пол, обхватил руками тело, горящее от боли, и истошно орал. Кости, плоть его раздирались, голова увеличивалась, на спине рос горб, а рука уже стала толще талии. Элеон осторожно подошла к Гастону и хотела дотронуться, но Юджин схватил ее за руку и вывел из комнаты.

Джорджорджина рыдала. Денис утешал ее. Юджин ругал Элеон за неосторожность. А за дверью, корчась в муках, вопил Гастон.

Когда мальчик приутих, его отнесли к доктору. Врач долго возился с пациентом: опаивал его дурманами, чтобы облегчить боль, привязывал его вырывающиеся члены, обматывал бинтами кровящие раны. Прогноз оказался неутешительным: юношу нельзя вернуть в прежнее состояние, к тому же, скорее всего, органы откажут, и он скоро умрет в мучениях.

Тогда Джорджорджина, эта хрупкая девочка в светло-розовом платьице, утерла заплаканные глаза. Во взгляде ее появилась страшная решимость.

— Я должна его убить. Сама. Не время бояться. Гастон бы хотел этого.

Денис передал ей нож. Джорджорджина спрятала оружие за спину и вошла в комнату. Брат, опустив глаза, — за ней. Юджин и Элеон взялись за руки и зашли вместе.

Гастон лежал в больничной палате, прикованный к постели. Его тело на два метра возвышалось над кроватью и походило на огромную рыжую гиену в фиолетовом рванье. Челюсть была замотана так, что губа прижалась к подбородку. Он жалобно скулил. Несчастное создание имело две лапы — одну недоразвитую, а другую больше, чем надо. В прежде чистых и дерзких карих глазах его теперь читался страх — один глаз почернел, а другой стал голубым и с затеком от крови.

Гастона окружили его друзья. В его огромных радужках отражался то один, то другой. У всех ребят парень взглядом искал поддержки, но видел лишь эту страшную решимость. Джорджорджина вытащила нож и, пока мальчики удерживали монстра, вонзила лезвие по левую сторону от груди Гастона. Он взревел, но не умер. Джорджорджина ударила еще раз и еще. Она убила своего парня только раза с десятого. Вся белая, Элеон, на которую уставились жалобные глаза умирающего, еле стояла на ногах. На третий или четвертый удар она потеряла сознание.

Очнулась уже на кровати. Рядом сидел Юджин. Он говорил подруге всякие хорошие слова: мол, ты такая молодец, что была с Гастоном перед его смертью. Это так смело и правильно. Гастон умер с мыслью, что друзья помогли ему избавиться от мук. Краем глаза Элеон видела, как с десяток людей пытаются вынести труп чудовища…

Она вернулась домой только ночью. В комнате творился какой-то кошмар — недопитые бутылки, заплеванный пол. От избытка чувств Элеон вспылила.

— И кто всё это убирать будет? — закричала она на Антуанетту и Кларису. Из глаз Элеон брызнули слезы, но она точно не замечала этого. — Уж точно не я! Кто это натворил?

— Это не мы. Это Марфа, — испуганно сказала Клариса. — Она слишком много выпила, ругалась, падала, вставала, потом ее стошнило, потом она пошла наверх — воздухом подышать.

— И думает, что ей всё сойдет с рук! — сказала Элеон и побежала за соседкой.

Марфа сидела на краю крыши, свесив ноги, и продолжала хлебать коньяк.

— Прекрати вести себя так, — произнесла Элеон. — Это поведение неприемлемо. Если не завяжешь, придется выселить тебя из комнаты.

— Легко говорить — завязать, — сказала Марфа задумчиво. Она не видела соседку, только слышала ее голос у себя за спиной. — Думаешь, в этом моя главная проблема? Думаешь, когда я избавлюсь от нее, мне станет лучше?

— У меня нет времени на твою болтовню. — Элеон скрестила руки на груди.

— А я ведь никогда не просила многого. Хотела обычной, но счастливой жизни — и всего-то, — сказала Марфа. Элеон опустила руки. — Я родилась в большой семье и привыкла, что я — лишь одна из многих, ради меня не будет кто-то специально стараться. Мои старшие братья тянулись за звездами. Один мечтал о воинской славе, пошел на войну и не вернулся. Второй считал себя великим магом, поступил в Академию, а потом с треском вылетел из нее через три сезона. На отработке потерял ногу. Теперь живет у родителей калекой. У меня пять сестер. И всех их надо выдавать замуж. А приданого нет. Одну удалось сплавить. Я знала, что оставаться дома нельзя. И тоже поехала в Академию, но училась прилежно и не лезла, куда не просят. Надеялась, что стану учителем, выйду замуж за какого-нибудь хорошего парня, вроде Ноэля. Ха.

Элеон почему-то всё еще стояла и слушала. На глазах ее проступали слезы.

— А потом, — произнесла Марфа, — к нам переехала Армель. Ты ее еще плохо знаешь. Она — человек с тяжелой судьбой. С детства борется за право быть такой, какая она есть. — Марфа сделала паузу и сглотнула. — Сколько себя помню, я училась, работала, ЦЕНЗУРА.

— ЦЕНЗУРА? — с ужасом произнесла Элеон. Марфа обернулась.

— Не волнуйся так, — мрачно сказала Марфа. — Я сама это презираю. Думаешь, почему я с Ноэлем? Не хочу быть такой. Выйду за него и буду жить против себя, главное — не против других. Потому что это правильно! — сказала она дрожащим голосом. — Потому что это ужасно постоянно бороться, как Армель. Я хочу лишь спокойствия. Я не понимаю, не понимаю, почему так происходит? — воскликнула Марфа, глаза ее блестели в гневе. — ЦЕНЗУРА? Ноэль ведь прекрасный. Умный, он принимает меня. Так почему же я его не люблю? — Марфа встала, лицо ее снова потускнело. Девушка медленно пошла к лестнице мимо Элеон.

— Я должна сказать об этом Юджину, — произнесла девочка дрожащими губами.

— Да, — согласилась Марфа. — Это правильно. Вы выгоните нас, меня и Армель? — спросила она и поглядела на Элеон. Та молчала, душа ее разрывалась. — Что ж, так тому и быть. Я, кстати, вспомнила, где видела твоего звездного кота.

— Я больше не ищу семью.

— Знаю, но всё равно скажу. Возле моей ячейки. Я увидела такую метку. У меня номер — один три один пять. Если не хочешь, не проверяй. Мое дело — сказать. Мне уже всё равно, я пойду собирать вещи.

Юджин, конечно, разозлился. Уже через несколько часов Марфа и Армель искали себе новое жилье. Элеон залезла под одеяло. Она лежала, обняв коленки, и долго не могла уснуть. Ее мучили страшные мысли, пока наконец сон болезненно не принял ее в свои объятия.

Потому что это правильно. Потому что так и должно быть.

Утро. Солнечные лучи пробиваются сквозь белые занавески. Ариадна сладко потянулась, открыла глаза. Она лежала на пуховой перине в шикарной спальне. Большой шкаф у стены, туалетный столик в углу, на полу — дорогущий ковер. Она встала с постели и только тогда заметила, что в кресле рядом спил Оливер. Очаровательный, как всегда, только больно уставший и встревоженный — подумать только, всё время, пока ей было плохо, он не отходил!

Ариадна поцеловала Оливера.

— Адриана… — сказал он и открыл свои прекрасные голубые глаза. Она живая! Оливер схватил девушку на руки и от счастья закружил ее. — Ты очнулась! — кричал он, а она смеялась. — Ты очнулась! — Затем поцеловал и аккуратно поставил на ноги, посмотрел обеспокоенно. — Так. Ты в порядке? Ты вчера задыхалась. Я боялся, что…

— Со мной всё хорошо. Чувствую себя отлично! — воскликнула Ариадна и в доказательство сама крутанулась на месте.

— Я не понимаю... Доктор ошибся? Я его позову. А вдруг тебе опасно вставать? Приляг пока. Не хочу больше подвергать свою невесту опасности. — И он выбежал из комнаты.

Ариадна села на край кровати и только тогда до нее дошло.

— Свою невесту? — произнесла она и чуть не завизжала. — Ура!

Вскоре вернулся Оливер с мужчиной лет пятидесяти. Заспанные глаза, неухоженный вид. Доктор осмотрел Ариадну. Рана за ночь затянулась. Яда в организме больше не было. Удивительно, но жива и здорова! Доктор ушел, а Оливер позвал Ариадну на завтрак. Она от радости чуть не выскочила из комнаты в сорочке. Оливер залился хохотом. Позвал служанок. Они переодели невесту в белое платье, завязали розовый бант за спину.