— Нет. Думаю, что, когда я подглядывал за людьми из своего круга, мне могло казаться, что они просто навещают меня. Но, когда я увидел незнакомцев в зеркале, наверное, решил, что они выдуманные персонажи, чтобы голова не взорвалась. А потом я от скуки создал их образы в библиотеке. Эта рыженькая девочка — Элеон — внучка моего племянника. Наверное, самая молодая из Авиафинов. Но я раньше не видел ее, даже не знал о существовании. Юджин — ее жених.

— А остальные?

— Не знаю, может, тоже родственники дальние или знакомые…

— Подожди, а тот парень? — Михаил изменился в лице.

— Хаокин — друг Мэри, дочки моего племя…

— Не он! — воскликнул Михаил. — Тот… который…

Михаил сорвался с места и начал искать кого-то. Потом увидел Тая, хотел его окликнуть, но не знал имени и закричал: «Максим!» Тай обернулся.

— Ты Максим? — Король подбежал к нему и обнял. Тай с Богомиром удивленно переглянулись. — Как ты выжил тогда? А Рая? Рая… и ее дети…

— Зоя и Рая не спаслись, — сказал Тай, отстраняя от себя Короля. — Но откуда вы знаете о них и обо мне?

— Я твой папа.

Эту фразу было странно слышать от Короля, аватар которого выглядел как шестнадцатилетка. Тай смотрел на него недоверчиво. Тогда Михаил переключил устройство по смене обликов до исходного. Как разительно отличался Король от Михаила Кремнёва. Игрок был стройным юношей в шикарной одежде, красивый, уверенный. Михаилу было за пятьдесят, одет как бездомный, лицо обрюзглое, красное, глаза туманные, ни осанки, ни фигуры. Богомир не подал бы такому мелочь — всё пропьет.

Михаил снова обнял сына, но Тай его от себя отстранил.

— Папа умер. Рая сказала, его нашли мертвым в канаве.

— Она не могла так сказать!

Богомир понял, что ему пора их оставить, и отошел в сторону.

А в каморке перед зеркалом стояла Ариадна, услышавшая слова колдуна, и наблюдала за жизнью себя реальной. Теплые слезы покрывали лицо пленкой. Боль из сердца опускалась в желудок. Это было ужасно! Ничто в мире не изменилось, Ариадна как была персонажем, так им и осталась, но теперь знала о своей поддельности. У нее был прототип — настоящая девушка, которая имела всё: и родителей, и друзей, и прошлое, а не те обрывки, которые дал своему персонажу Богомир. Настоящая Ариадна проживала каждый день, каждую минуту, каждый миг своей жизни. А подделка даже не помнила имя матери. Персонаж был лишь тенью живого человека, жалкой копией. И вот теперь она глядела через зеркало на реального человека и не могла стерпеть боли. Ариадна была неотличима от своего персонажа внешне, имела тот же голос и те же повадки, но была живой.

Богомир не замечал девушку в каморке. Он сидел на диване задумчивый. К Богомиру подошел этот грязный старик. Богомир интуитивно отшатнулся от него, но потом вспомнил, что это его друг.

— Мой сын, оказывается, жив и считает себя сиротой… У него есть жена и… я видел внука. Только вот они там, в настоящем мире. Я должен отсюда выбраться! — чуть не рыдая, говорил Михаил. — Должен сказать им, что я жив!

А голос у него был тот же, что и у Короля, только не звонкий, а с хрипотцой. Богомир даже угадывал друга в этом старике. Но как время может так менять людей?

Слишком тяжело. Богомир вышел на пляж. Море избивало песчаный берег, пенясь от злости. Золотое солнце пылало на горизонте. На этой клетке никогда не наступает ночь. Богомир вспомнил про Элеон и захотел, чтобы она появилась рядом. И она пришла.

— Оказывается, мы родственники, — сказал он.

— Да. Мне уже рассказали, — улыбнулась девочка.

Оба молчали.

— Я ведь видел твоих родителей, — снова сказал Богомир. — Обоих. Один раз. Только это было так давно. Они заехали на день погостить.

— Какие они были?

— Я… не помню. Совсем дети. Мэри была беременна тогда. Не знаю, кто у них родился.

— Ты можешь мне их показать?

— Нужно вернуться к зеркалу.

— Нет. Покажи их сейчас. Какими помнишь, покажи.

В лучах золотого солнца засияли два силуэта. Богомир пытался разглядеть их лица, но свет слепил глаза и размывал очертания. То на пляже стояли рыжеволосая девушка с черноволосым юношей, то они старели, становились совсем взрослыми и не похожими на себя — это появлялись родители Богомира. И последние образы были настолько четкими, что сердце сжималось. Только одна деталь оставалась неизменной — мужчина и женщина всегда держались за руки.

— Прости, не могу… Я постоянно вижу вместо них своих родителей. Знаешь, а забавная мы парочка. Ребенок, который никогда не видел своих маму и папу. И старик, который никогда их уже не увидит.

— Но они там, — возразила Элеон, — пылают на горизонте.

— Это не они…

— Это не так важно. Не грустите, — сказала Элеон и улыбнулась так, как умела только она.

Она бежала к пылающим на пляже силуэтам. А на глазах Богомира наворачивались слезы. Что-то давно похороненное в омуте обрюзгшей души вновь возвратилось и запылало. Элеон отбежала уже далеко — она и сама превратилась в силуэт. Но Богомир видел — девочка добралась до родителей, они взяли ее за руки и теперь вместе шли к заходящему солнцу.

И глядя на них, Богомир вдруг впервые ясно осознал, что никогда не любил свою семью. Они были как эти сверкающие силуэты — солнечные люди, что ранят светом сетчатку, если долго на них смотреть. И на самом деле Богомир был даже рад их смерти и жалел только о том, что избавление не случилось раньше.

…Солнце, отраженное в слезах, готово было погаснуть. Оно окутывало солнечных людей серой тенью. Вот-вот. Еще немного. Но закат всё не наступал. И три обжигающих силуэта трепетали в лучах света.

Сотни огненных звезд — белые, красные, голубые — падали с неба. Была ночь, но всё вокруг пылало. Богомир стоял на открытом холме и глядел вверх. Звезды мельтешили перед глазами, сливались в сплошное разноцветное месиво. Их свет и влек, и выворачивал душу, и в то же время вводил в ступор — Богомир вспоминал горящие леса и вкус крови. И там, среди этого света, казалось, стояла Дина… Михаил одернул друга:

— С ума сошел? Тебя же убьет! Мы не для того столько проходили этот уровень.

Богомир перевел на Михаила удивленный взгляд и тут же побежал в укрытие, спасаясь от огненного дождя.

— Мне почему-то казалось, что огни не могут меня ранить, что у меня слишком грубая кожа… Ай! — Богомира задела искорка.

Игроки спрятались в пещеру. Звездный ливень продолжался. Богомир сидел на камне и смотрел на горящий от метеоритов лес. Эта ужасающая картина напоминала ему то, что происходило с ним в мире Дины. Богомир до сих пор не мог прийти в себя. Ночью ему снились кошмары — он их не запоминал, но наутро просыпался в холодном поту, а днем видел Дину в каждой тени. Богомир боялся, что девушка придет за ним и заберет его обратно.

Он не мог забыть, но и не мог ясно вспомнить. Она — эта тварь! — что-то сделала с ним, он был не собой, все его мысли и чувства были другими. Как в кошмаре!

— Ты плохо выглядишь, — сказал Михаил. — Так что эта девчонка сотворила с тобой? — рассмеялся он. — Думаешь, на ее клетке был выход?

— Нет. Ее клетка — ад. Не знаю, как выбрался. Мне кажется, еще немного — и я бы полностью потерял себя. Нельзя туда заходить.

— А клетка Серого? — не унимался Михаил. Он изменился после того, как вновь обрел сына. Каждый день Михаил тащил Богомира исследовать новый мир. И, хотя они возвращались ни с чем, и Богомир уже отчаялся, от Михаила веяло такой энергией.

— Я прошерстил всю его клетку, — ответил Богомир. — Там нет выхода.

— Может, недостаточно обследовал, — пробормотал Михаил. — И всё же я не верю этому…

— А твоя клетка? — перебил его Богомир.

— Ты же на ней был и видел — там ничего нет.

«А кладбище кошмаров!» — осенило Богомира.

…По дороге в библиотеку Михаил всё говорил о сыне, внуке, предлагал разные варианты выхода из Игры. Богомир не мог слушать — в речах Михаила, полных слепящей надежды, было столько боли и отчаяния.